Враги по наследству, или Медаль с двух сторон рассматривают (джен)

Неидеальны, ведь мы реальны

Каждый свой изъян найдёт,

Но мы движемся вперёд...

Неидеальны. М/с Мой маленький пони: Дружба — это чудо

Босые пятки ступали по мягкой траве, а летнее солнце ослепительно светило. Всё тело изнывало от дикой жары: голова раскалывалась, крохотные капельки стекали по коже, ткань плотно прилипла. Не спасал даже лёгкий ветер, качающий из стороны в сторону деревья! Гестия прищурилась и приложила руку к лицу: впереди виднелось огромное озеро — в памяти всплыла река, к которой она с Питером часто сбегала в детстве и отрочестве. Гестия закатила штаны и подбежала к озеру, коснувшись пальцами воды: холодная, самое то! Она стянула футболку и бросила на траву, разбежалась как следует, стянула с волос резинку и надела на запястье. Заветная вода!

Вдруг всё вокруг затряслось, зашевелилось, на озере появились круги! Гестия упала, посмотрела по сторонам. Что это? Землетрясение? Всё вокруг задребезжало сильнее, послышался низкий, до боли знакомый голос.

Джонсон! Джонсон!! Джонсон!!! Джонсон, Джонсон! ДЖОНСОН!!!!!

А-а-а! Гестия запуталась в пледе, скинула его на пол и встала с дивана. Да, опять уснула в гостинной, да, опять еле-еле дошла!

«Вот тебе и искупалась», — Гестия бросила взгляд на часы, поднимая форму. В такое время приходили только по одной причине: работа.

Стук в дверь и крики «Джонсон, Джонсон!» продолжались долго, но вскоре на пороге показался один из коллег, Ларс Джаггер.

— О, Джонсон! Ты уже в форме! Молодец! Но… Ты забыла, что ли? У тебя ночное сегодня!

— Ночное?.. Чего? Я же ходила в ночное на этой неделе!

— Так Белбокер выходной взял. Помнишь? Не знаю, что он там сказал Швацу, чтоб тот его отпустил, но вот, давай, чего стоишь, тебя все ждут!

«На свадьбу пусть даже не приглашает», — заскрежетала зубами Гестия и зашагала по ночным улицам.

Тихий ветер трепал высокий хвост, поэтому Гестия прижала голову, потёрла руки: даже куртка не спасала от холода! Другие акерлеи тоже ёжились, проклиная погоду и ночную смену. На тёмно-синем небе красовалась полная луна, сияли крохотные звёзды, такие вечера нужны, чтобы гулять с друзьями или молодым человеком, а лучше — спать дома под мягким одеялом! Только ничего не поделаешь, вызов и без выходки Тедди был вполне вероятен. Гестия широко зевнула и прикрыла рот, и в то же мгновение раздались громкие шаги. Повстанцы? Сержант и её коллеги встали в стойки, но тут…

Из-за поворота показались двое, послышалось лишь: «Ратуша. Подожгли». Все бросились за возвестившими о пожаре. Последние же рассказали о том, что изначально их патруль заметил гнильцов за расписыванием стен ратуши. Началась схватка, но тут и акерлеи, и гнильцы применили огненное заклятие. И случилось то, что случилось!

«Чем вы думали? Что одни тупицы, что другие», — про себя огрызалась Гестия, свернув на улицу.

Пара минут, и каждый наблюдал следующую картину — ратуша полыхала. Красные языки пламени будто плясали, валил тёмный дым, пахло горелым. Рушились перекрытия, стекло отчётливо звенело.

Люди из соседних домов кричали, выбегали на улицу.

Вместе с акерлеями к ратуше подоспели пожарные, один из них взмахнул рукой — полилась огромная струя.

Гестия отбежала, в секунду сложила пальцы. С подушечек сошёл оранжевый сгусток. В ответ — красный. Она в последнюю секунду поставила защиту от огненного шара.

«Да эти ребята любят игры с огнём!» — и она вновь кинула заклинание, но промазала. Всё же недосып давал о себе знать.

Как вдруг щеки коснулся чёрный каплевидный сгусток, и Гестия вмиг зажмурилась. Что это? Таких заклинаний она не знала, но Хаос с ним, лишь бы оно не оказалось смертельным! Щека же запульсировала, акерлей только прикусила губу. Повстанцы не сдавали позиции. За спиной до сих пор вопили — ратуша полыхала до сих пор. Тем временем силы обеих сторон кончались. Руки дрожали, ноги еле стояли на земле, а голова разрывалась от шума. У повстанцев же будто открылось второе дыхание, но откуда они его взяли?

Под ногами звучно разбились не то колбы, не то бутылки. Взрыв! Взрыв! Взрыв, взрыв! Тут и там поднимались разноцветные клубы, летели осколки. Акерлей ударила ногой о землю и начертила круг — появился прозрачный щит. От стекла это спасло, но не от паров! Гестия закашляла, закрыла рот и нос. В повстанцы записывались явно креативные люди, но эти «креативщики» кидали зелья и тут же бросались наутёк. Конечно, изобретение вредило и им самим.

Наконец некоторые разбежались, некоторые выпутывались из крепких хваток акерлеев. Ратуша не горела, но теперь походила на тёмный столб, а Гестия сидела на холодных камнях, пока молодой фельдшер осматривал её щёку.

— Лихо это вас задели, госпожа сержант! Шрам на полщеки, но жить будете.

— Обнадёживает, спасибо, — поднялась Гестия и перехватила повстанца.

Патруль продолжился: вся оставшаяся ночь прошла довольно спокойно, если не считать парочку гуляк и «заплутавших» подростков.

«Быстро переловим, быстро переловим! Чую я, гоняться мы за ними будем ой как долго. Идиоты! Что б их, агрх», — пнула лежавший на дороге камень Гестия.

Домой вернулась под утро: на часах пробило шесть. Она тихо промычала, но до кровати дошла, накрылась одеялом и засопела.

Голова лежала на мягкой траве, рядом журчала вода. Неужели тот сон про озеро продолжился? Глаза резко открылись, пальцы потёрли веки. Да, действительно! Гестия поднялась, солнце всё так же палило, как и в прошлый раз, но вдруг всё небо затянуло чёрными тучами, прогремел гром, а по спине прошла дрожь.

Гестия… А, Гестия! Чего спишь?

Дьявольский голос, звучавший тихо, спокойно, но жутко, противно. Гестия приподняла бровь, и в ту же секунду раздался едкий смех, походивший на истеричный, маниакальный припадок.

Всё спишь, спишь… А надо нас ловить! Хи-хи! Догоняй!

Тут повстанцы взяли её в круг, они все — без особых черт — гнусно смеялись, толкались, мерзко шипели. Гестия топталась на одном месте, судорожно рассматривала «лица». Лёгкие словно сузились, озеро и повстанцы расплылись, помутнели. Она присела на корточки, сложив руки за голову — повстанцы забили по ней ногами, а отвратительный смех превратился в предсмертную симфонию. Вдруг среди неё послышался знакомый, но искажённый голос, казалось, что кто-то говорил на лавморском задом наперёд. Мягко, словно шелест осенних листьев, словно журчание ручья. Всё! Хватит! Гестия подняла голову и… Проснулась, поднявшись на руках, и широко раскрыла глаза.

«Даже во сне от них не отделаешься! А сегодня опять наверняка что-то будет, ох. Так, Гест, успокойся и потерпи, завтра выходной точно должны дать, Швац ж не зверюга какая-то. Но что это за голос такой? Линция, Тедди? Гаспар Клэрм? Ансалес? Но причём тут повстанцы? Эх, ладно, как будто брехня тебе до этого не снилась».

Этим утром штаб пестрел агитационными плакатами: «Искореним повстанцев!», «Защитим Родину!», «Акерлей! Работай добросовестно! Поймай всех повстанцев!» Напоминало стажёрские времена: в те годы плакаты тоже висели везде — в классах, в общежитии, в столовой. Гестия медленно зашагала по штабу, задумавшись. На собрании в этот раз даже похвалили за ночное, и в другой раз она бы шла с высоко поднятой головой. Но Гестия находилась в шаге от того, чтоб уснуть в ту секунду, поэтому не мешало бы немного взбодриться. Она налила в кружку кофе, отпила. Тут же вошёл Тедди и смущённо отвёл взгляд, но встал около стола.

— Э-э-э… Это как тебя так? — он указал на шрам.

— В ночном меня так. Пораньше надо приходите, господин Белбокер, и спасибо вам большое! Что? Хорошо отдохнул? — Гестия резко поставила кружку, кофе слегка расплескался.

— Гест, прости, пожалуйста, я не мог по-другому. Мэри уже сегодня уезжает, но вот, держи, — Тедди протянул пригласительное правой рукой, на которой красовалось серебряное кольцо.

— О-о-о! Даже не думай, я ни за что не приду. Всё, не мешай, — Гестия схватила ручку, а Тедди лишь вздохнул и ушёл к себе.

Первую половину дня Гестия угрюмо сидела над отчётами, даже отказалась от обеда, который принёс Тедди. Он, похоже, смирился с тем, что коллега его никогда не простит, но вот в конце дня Гестия, видимо, оттаяла.

— Ты никуда не торопишься? — Тедди мотнул головой. — Тогда пойдём.

Они двинулись к пирсу, за весь путь не проронили ни слова, слушая шум улиц, но не обращая внимания на прохожих. Персиковый закат ярко раскинулся по всему небу, а лучи освещали синие, жёлтые, зелёные и красные флажки. Скоро намечалось патриотическое торжество, и повстанцы наверняка сорвали бы его, поэтому хотелось прогнать эти мысли.

Берцы оказались на каменных ступенях, а чайки звучно визжали, пролетая высоко над море. Корабли тихо качались из стороны в сторону на якорях, а Гестия присела на песок, обхватила руки, глядя вдаль. Тедди уселся рядом и вот-вот что-то бы сказал, но коллега опередила его.

— Обычно я сюда с Питером хожу, когда кораблей почти нет. Но сегодня со мной тоже беловолосый друг, хе, — Гестия весело посмотрела на Тедди.

— Гест, прости, правда, я не хотел, а теперь из-за моей дурости у тебя шрам этот, не знаю, почему я так с помолвкой поторопился.

— Больше никогда так не делай! Да ладно тебе, этот шрам мог достаться любому, тем более, нам не привыкать. Мир? — Гестия подала руку.

— Мир, — Тедди пожал руку в ответ.

Чайки медленно закружились над тихо плескавшемся морем, солнце постепенно утопало в горизонте. Тедди с Гестией молчали, наблюдая за вечерним пейзажем, а это уже что-то хорошее за последние пару дней, ведь дальше… Дальше наверняка ещё хуже!

«Всё, спокойно, завтра ты отоспишься, и никто тебя даже тронуть не посмеет».

Пусть выходной и состоялся, но Гестия оказалась права, думая об ухудшении ситуации: праздник повстанцы действительно сорвали. А потом… Один день походил на другой, на вызовы, связанные с Гнилой Короной, акерлеи выходили всё чаще и чаще. Бегали днём и ночью, в будни и в выходные, поэтому казалось, другие преступники в городе будто перевелись, но нет. Гестия радовалась, когда приходила на чересчур шумные посиделки, а не на разгон митинга. Да только от этого бумажной волокиты меньше не становилось, ещё немного, и Гестия просто утонула бы в ней! Буквально.

Она размяла пальцы и перекинула взгляд на сложенную стопку газет — кто из коллег так позаботился? Неважно. Голос разума говорил: не читай это, не читай, но с другой стороны, она отвлеклась хотя бы на пару минут. Гестия взяла верхнюю из стопки, на первой же полосе осветили свежие «происки» группировки. Эх, во второй и третьей газетах — то же самое, а в четвёртой оказалось кое-что интересное.

«…Уже второй месяц в Таретте орудует группировка Гнилая корона, — читала между строк Гестия. — …и куда смотрят наши доблестные акерлеи? Если они не могут справиться сейчас, то что ждёт нас потом!»

Она не дочитала, так как в оставшихся газеты через одну виднелись жёлтые заголовки. Рука будто сама сжала тонкую страницу, в глазах вспыхнули огоньки. Желание поджечь ересь псевдожурналиста, только и ждавшего, чтобы кого-либо очернить, возрастало с каждой долей секунды! Спокойно, вместе с ней в кабинете сидели другие, поэтому стоило прийти в себя обычным способом.

Акерлей вышла в холл, где показались стажёры, но почему-то без привычных синих, лазурных и голубых курток. За ними следом, наоборот, ребята в куртках. Среди вторых оказалась Мьёльна, которая встала с Гестией рядом и, не отрывая взгляда от бывших сокурсников, заговорила.

— Кто-то сам ушёл, кого-то начальство выгнало, даже жалко их немного…

Гестия погладила Мьёльну по волосам, и она вздрогнула.

— Прости, что сомневалась в тебе! Я ведь тоже… Столкнулась с этим впервые.

— Ничего страшного, госпожа Джонсон, всё, что не делается, всё к лучшему. Да и вы простите меня, наверное, если бы рассказала сначала, то ничего бы не случилось.

— Главное, что всё наладилось, — Гестия положила руку на плечо Мьёльны. — А! Как само совещание прошло? Госпожа Рамм не слишком сильно тебя мучила?

— В принципе хорошо, я же здесь, хи-хи. Но… Вы точно хотите узнать, что произошло на совещании? — Гестия прищурилась в недоумении, а Мьёльна вздохнула.

Около недели тому назад

Ясные голубые глаза распахнулись, голова повернулась в сторону календаря, на котором Мьёльна отмечала кучу разных событий. Встречи с друзьями, свидания с Куртом, приближающиеся экзамены… Ко всему прочему в глаза бросался этот день, обведённый красным маркером, с кучей стрелок вокруг, плачущей головой и подписью: «День Моей Неминуемой Смерти».

Как она не хотела идти, как надеялась, что это окажется ночным кошмаром, только всё это оставалось суровой реальностью. Неявка давала полное право на отчисление! Ох, но делать было нечего. Лучше уж её бы попытались оправдать, но выгнали, чем просто выгнали из-за жалкой трусости.

Мьёльна накинула синюю куртку и посмотрела в зеркало. Возможно, она видела себя такой в последний раз, ибо после суда форму обязательно бы потребовали сдать, если бы её не оправдали, конечно.

Она сглотнула ком в горле и вышла из дома. День оказался как назло знойным, а навстречу шли радостные стажёры. Казалось, будто жизнь бесила Мьёльну Санкрот лично, мол, смотри, как им хорошо, а тебе — нет.

«Вот здесь мы с госпожой Джонсон поймали того самого воришку. Госпожа Джонсон… И почему вы не поможете тогда, когда позарез нужны, хотя кто её знает, — шмыгнула носом Мьёльна, а в мыслях промелькнул тот самый вечер после митинга, глаза сузились. — Пусть меня выгонят, а к ней приставят стажёра получше, она наверняка только этого и ждёт!»

С этими мыслями стажёр ускорила шаг, приближаясь к акерлейскому штабу, на фоне которого она чувствовала себя совсем неприметной, совсем ничтожной и никому ненужной.

Мьёльна сидела на скамье около кабинета, склонив голову и сложив руки в замок. Волосы закрывали красное лицо, по которому текли горючие слёзы, спина то и дело дрожала. В тот же момент раздался стук тяжёлых ботинок, поэтому стажёр поднялась и отсалютовала старшим по званию, но, кажется, Мьёльна волновала их в последнюю очередь. Линция Рамм собачкой шла за Ирвином Швацом, который держал стопку бумаг.

— Господин Швац! Господин Швац, — тягостно понизила голос Линция. — Вы прекрасно выглядите сегодня, господин Швац!

Линция сделала большие, полные надежды глаза, а Швац повернулся: определить по лицу, какие эмоции он испытывал, едва ли представлялось возможным. Мьёльна заинтересованно покосилась на старших, значит, что-то да намечалось! Линция прикусила губу, сдавила нервный смешок и накрутила рыжий локон на палец.

— А у нас же здесь совещание, да? — она кокетливо захлопала ресницами.

Швац закатил глаза и цокнул языком.

— Нет, госпожа Рамм! Не здесь, но так уж и быть, я напомню, раз вы такая забывчивая, что столь яркий макияж акерлею не положен. Особенно такому акерлею, как вы, — Швац указал на зелёный воротник куртки, а потом кивнул в сторону Мьёльны. — Даже стажёр Санкрот подобным не занимается, но вы почему-то делаете это до сих пор. Хотя вроде бы взрослый человек, а не семнадцатилетняя девочка! Ждите тут.

Ирвин в секунду скрылся за дверью, а Линция будто язык проглотила, побледнела, как поганка. Мьёльна хихикнула, но тут же поймала на себе пристальный взгляд.

— Детка, не смотри ты на меня так! Мужчины любят, когда ты их хвалишь или притворяешься дурочкой, например, — после этих слов Мьёльна озадаченно открыла рот. — Ты, думаю, всего этого пока не понимаешь. Но вот появится у тебя мальчик, а лучше — мужчина, настоящий мужчина, тогда точно всё узнаешь!

— Вообще-то… — начала Мьёльна, но тут же замолчала: по лестнице поднялись другие акерлеи.

Линция хитро растянулась в улыбке.

— Удачи тебе, крошка! Но… Она тут вряд ли уже поможет, — Линция присела на корточки и ткнула Мьёльну пальцем в нос, будто последняя приходилась ей нерадивой племянницей. — Беги потом, собирай вещи и прощайся со своей любимой Джонсон!

Линция хмыкнула, откинула волосы и ушла. Ноги Мьёльны подкосились. Губы, руки и пальцы затряслись пуще прежнего. За что это, ну за что?

В кабинете повисло зловещее и пугающее молчание. По шее прокатилась холодная капелька пота, по телу прошла судорога, а сердце отстукивало сумашедший ритм. Несколько десятков глаз глядели на неё, в том числе и Линция. Она смотрела так, будто стала опасным хищником, готовым съесть жертву, но тут Швац поправил стопку бумаг — совещание началось.

— Дисциплинарное слушание от четырнадцатого июня об участии в незаконной демонстрации в защиту драконов Мьёльны Анабель Санкрот, стажёра третьего курса Тареттской Акерлейской Академии. Допрашивающий полковник Ирвин Ноам Швац. Свидетель защиты — старший лейтенант Габриэль Кайл Тронман. Госпожа Санкрот, где вы находились утром двадцать пятого мая?

— Утром двадцать пятого мая я, как и положено, шла в Академию, но сократила путь через площадь адмирала Неймана…

— А осознаёте ли вы, что там происходило?

— Да. Митинг в поддержку драконов, но я потом об этом узнала, господин Швац, до того дня не слышала, что он проходить будет!

— Допустим, не знали, но что же вы там делали, госпожа Санкрот? Вы поддерживаете идеи, участников митинга?

— Никак нет, господин Швац! — резко выпалила и встрепенулась Мьёльна, походя на Гестию, когда её отчитывали. — Спешила и попала в толпу, честно, я даже сначала не поняла, что там проходил митинг…

Стажёр на секунду умолкла и прочистила горло, а Гестия воспользовалась этим мгновением, ибо не слышала в рассказе чего-то из ряда вон выходящего. Совещание, по рассказу Мьёльны, шло согласно правилам.

— Пока всё как обычно, но что дальше?

— А дальше… Ох, вы не представляете, госпожа Джонсон! Наверное, хорошо, что вас не допустили на совещание, но слушайте.

Ответы Мьёльны казались Линции детским лепетом, поэтому она зевнула, переключилась на Шваца. Взглянув на него из-под ресниц, игриво приподняла уголки губ, но тут же растерянно смутилась и отвела взгляд. На всякий случай убрала прядь за ухо и постучала пальцами по столу, явно дала понять, что ей не терпится высказаться.