Между разумом и сердцем (гет)

Мария Ивановна всегда, сколько себя помнила, просыпалась рано. Вот и сейчас она проснулась в шесть утра. За стенкой раздавался храп сына, и женщина вздохнула. Встала с неудобной кровати, надела халат поверх ночной сорочки и вышла из комнаты. В соседней комнате сладко спал Роберт, и сейчас, глядя на него, она видела в этом взрослом сильном мужчине своего маленького любимого мальчика, ласкового и нежного. Осторожно подошла к нему и поправила одеяло. Откинула прядь волос, чтобы не лезли в глаза, и поцеловала в тёплый и влажный лоб. Роберт дёрнулся и шумно выдохнул. Поморщился и повернулся на другой бок, закутавшись в одеяло. Снова стал храпеть, и женщина приоткрыла окно и вышла из комнаты, чтобы не будить сына. Нужно приготовить поесть. Роберт любит пшенную кашу, это его самая любимая каша с восьми лет, и до сих пор он старается ее есть. Мария вспомнила, как много лет назад Роберт приезжал к ней со своей девушкой, которая впоследствии стала его женой, и Настя многому научилась у неё. Но всё равно Роберт частенько жаловался, что жена готовит не такую вкусную кашу, как это делала мама.

В печке весело потрескивали поленья, а на плите томился чугунный горшочек с кашей. Поправив его специальной прихваткой, женщина вышла на крыльцо. Сегодня всё замёрзло, по земле клубился синий туман, возможна гололедица. К тому же на солнце несколько дней назад была вспышка, и обещают какие-то жуткие магнитные бури и катаклизмы. Метеозависимым не рекомендовано выходить из дома, и женщина вздохнула. Роберт иногда жаловался на головную боль, и даже сейчас, живя самостоятельно, обзаведясь женой и сыном, будучи самым богатым и известным человеком чуть ли не в области, он продолжал жаловаться маме на головную боль и просить у неё совета и поддержки. Её сын навсегда останется для неё маленьким мальчиком, который иногда нуждается в поддержке, заботе и участии.

Роберт проснулся от холода. Открыл глаза и зевнул. В комнате было прохладно, и он поплотнее закутался в одеяло. Снова закрыл глаза, но сон не шёл, а воспоминания то и дело проникали в его сознание. Помучившись, он всё-таки сел на кровати и увидел, что спал в одежде. Вздохнув и поморщившись от головной боли, он встал с кровати и вышел из комнаты. На кухне у печки стояла мама и в чугунном горшочке мешала его любимую пшенную кашу, от запаха которой потекли слюнки.

— Который час? — буркнул он, умывшись и садясь за стол.

— Восемь утра. Я разбудила тебя?

— Почему ты меня не разбудила раньше?

— Ты мне ничего не сказал, — женщина посмотрела на разъярённое лицо сына и испуганно замотала головой.

— Ладно, давай поесть, — Роберт вздохнул и опустил голову. Эта вспыльчивость иногда не нравилась его работникам, но Настя ничего не говорила. Она приняла его таким, какой он есть, и прожила с ним двадцать лет, ни разу не упрекнув его в чем-то. Она была кроткой, нежной, тихой, и Роберт никогда не думал, что его Настенька, которую он любил всем своим сердцем и многое для нее делал, предаст его.

Почему он не выкинул это письмо? Почему не порвал его на мелкие кусочки? Почему испугался этого монстра? Хотя тут понятно ещё с раннего детства было — человек, на лицо которого выльется кастрюля с кипятком, сдохнет от болевого шока. А Мортис выжил. Он выживал всегда. И сейчас, потеряв много крови, тоже выжил.

Он знал, что много лет кто-то копает под него, но не мог вычислить крота. Подозрения падали то на Маркова, то на Кристину, то на Валентину Петровну. Даже на Эмилию, но никто из них не был замешан в этом. Это всё было странно, но Роберт не был обделён умом, поэтому еще год назад по всем документам хозяином фабрики стал Никита Лагутенко. Роберт оставался генеральным, но все нужные договоры подписывал Никита. Роберт прекрасно знал, что парень не любит читать эти договоры, просто пролистывает и ставит свою подпись. И это было на руку Роберту. Сейчас он оставался чист перед законом, и никто не помешает ему покинуть эту область и, может быть, страну. Руководить предприятием можно и удалённо. А нет — так на безбедную жизнь до старости хватит. Денег так много, что он может купить какую-нибудь африканскую страну.

— Сынок, ты так ничего и не съел, — голос мамы вырвал его из раздумий. Он опустил глаза и увидел, как растаявшее масло стекает по горке каши.

— Я задумался, — вздохнул мужчина и взял ложку. Размешал кашу. — Она мне тоже её варила, но у тебя вкуснее было. Она иногда обижалась. А сейчас... из-за этого ублюдка больше нет моей Настеньки.

Роберт вздохнул и рассказал про события в доме. В какой-то момент голос дрогнул, и он всхлипнул. Рассказал о событиях и замолчал.

— Гончаров не захотел ликвидировать этого ублюдка. Почему он не сдох? Почему ты, мама, не убила его?! — Роберт рявкнул и ударил кулаком по столу.

— Роберт, что ты такое говоришь. Это ведь брат твой, мой сын...

— Это исчадие ада не может быть моим братом! Этот ублюдок мне всю кровь выпил. С первого его дня появления в нашем доме жизнь моя превратилась в ад! Я помню, как он обижал тебя, как вцеплялся в твои волосы, когда ты его брала на руки. Помню, как стал бояться его, когда он начал ползать. Почему ты, мама, ничего не делала, чтобы защитить меня от этого исчадия ада?

Роберт встал из-за стола и подошёл к напуганной женщине. Она попятилась назад, задела крышку, которая с грохотом упала, и прижалась к стене. С ужасом смотрела она на руку сына, которая тянется к её шее. Зажмурилась.

Роберт остановил руку почти около её шеи. Дотронулся кончиками пальцев до кожи, провёл по подбородку, очертил нижнюю челюсть и убрал руку. Женщина осторожно открыла глаза и посмотрела на сына.

— Прости, мама, я напугал тебя. Мне очень плохо и страшно. Мне нужен твой совет, твои объятия. Я запутался...

— Сыночек... — женщина обняла своего сына и почувствовала, как он дрожит.

— Я пойду умоюсь и прилягу. Что-то я не очень хорошо себя чувствую.

Когда Роберт ушёл, женщина направилась к крыльцу, но услышала стук в дверь. Открыв её, она испуганно попятилась назад. Человек вошёл в дом. Мария уставилась на его жуткие шрамы на лице. Мортис криво ухмыльнулся и посмотрел на мать.

— Здравствуй, мама, — хриплым голосом сказал Мортис.

— Что ты здесь делаешь? — в голосе женщины слышался испуг. — Я... я вызову полицию.

— Мой родной братик, как же я не рад тебя видеть. Что же ты всё никак не сдохнешь?! А ты, матушка, что же ты не убила этого монстра когда он был ещё в утробе?!

— Роберт, что ты такое говоришь...

— Ты хочешь сказать, что ты любишь это исчадие ада? Мама, этот ублюдок убил всех, кто мне был дорог. Он только что убил мою жену! Он хотел убить меня, неужели ты этого не помнишь?

Бедная женщина смотрела на своих сыновей и не знала, что ей делать. Она боялась Мортиса, стала бояться после того случая с кипятком. Роберт в больнице ей рассказал как все было, и она не была уверена, что сынок мог всё придумать. Он никогда её не обманывал и старался защищать. Женщина вычеркнула из своей жизни сына, но сердце его помнило. Помнило как ужасного монстра, который хотел убить её сыночка.

— Так вот, — Роберт нарушил гнетущее молчание, — раз ты не понимаешь этого, то я тебе всё популярно объясню. Он с самого своего рождения портил нам жизнь. Я старался помогать тебе, а этот, оставаясь один, вечно требовал твоё внимание, орал, мешал нам. Только мне стоило подойти к тебе, что-то спросить у тебя, как он начинал орать и мешать нам. Он всегда всё ломал и доводил тебя до слёз, срать хотел на какую-нибудь помощь и вечно вставал между нами. Я хотел помогать ему, но он всё ломал. Уничтожал. Ты же помнишь, как он мне ни с того ни с сего чуть не выколол глаз и уничтожил мой проект. Мне было страшно. А ты, мама, что ты сделала? Ты ничего не сделала, даже не наказала это исчадие ада! Тебе напомнить, что он еще делал? Как ты можешь защищать его?!

Голос дрогнул, и мужчина всхлипнул. Женщине стало жаль своего сына, и она обняла его. Мортис поморщился и повернул голову. Снова боль отдалась в простреленном плече, потекла вниз по руке и растворилась в кончиках пальцев. Он не хотел смотреть ни на мать, которая до сих пор с ужасом смотрела на него, ни на брата, который будто ребёнок прижимался к маме. Мерзко.

Сделав шаг и подняв руку, Мортис сомкнул свои длинные пальцы на шее своего брата. В глазах холод, сталь, жёсткость. Кривая ухмылка застывает на лице, когда он видит полные ужаса глаза своего брата. У всех жертв примерно одинаковые эмоции, и он будто питается ими. Трусливые твари, ему нравится их уничтожать одним только своим взглядом. Он пользовался этим всегда, и сейчас смотрел на своего трясущегося братика, упиваясь его страхом и слабостью.

— Отпусти его, иначе я вызову полицию! — заблеяла мать, будто была потерявшейся овцой, зашедшей в пещеру дракона. Мортис посмотрел на неё и увидел, как она попятилась назад.

А Роберт увидел, какой рукой этот ублюдок сжимает его горло, и ухмыльнулся. Надавил на рану в плече. Мортис поморщился от боли. На лбу выступил пот, было больно, а перед глазами начали летать сине-красные мошки. Роберт давил на рану брата и ухмылялся, видя его полное поражение, особенно когда он, отступая, уткнулся спиной в стену. В глазах Мортиса сейчас был испуг, и никакой стали не было. Жалкая мерзкая букашечка, место которой под подошвой его ботинка. Мортис, кажется, был на грани потери сознания. Толстовка пропиталась кровью, сильная боль разрывала сознание. Роберт ухмыльнулся, показывая брату свои идеально белые клыки, и прищурился. Он упивался болью, слабостью и страхом своего брата, и весь этот спектр эмоций захватывал дух.

Голова сильно кружилась, мир пошатнулся, и мужчина понял, что может потерять сознание и... Перед глазами появилась эта милая и красивая девчонка, которая тащила его через лес в домик, нежно обрабатывала его ранки на руках и плече. Спала в его палате, кормила с ложечки. Эта девочка похитила его сердце, и он понял, что просто не может сейчас потерпеть поражение. Если ему суждено сесть на стул, то он хочет, чтобы она была с ним до последнего.

Роберт стал что-то шептать брату, и слышал это только Мортис. Он видел в лесу Евгению Владимировну и слышал её разговор с Гончаровым. Знал он и о том, что эта девка осталась с Мортисом в больнице. Эта дура влюбилась в братика, как это мило. Но Мортис не знал, что Женя действовала по просьбе Роберта, втиралась в его доверие, делала слабым. Он поддался её ухаживаниям. Глупенький маленький братишка.

Мортис слушал брата и старался не верить, что всё это правда. Но история с Наташей, которая его бросила после ареста и давала показания против него, указывала на правдивость слов Роберта. Может быть и эта нежная и сильная девочка тоже поверила Роберту и делает всё, чтобы сломать его. Что же тогда делать? Сдаться? Не верить никому?

— Но я могу тебе помочь, мой братик. Я знаю, что ты не хочешь на стул, и я могу замолвить за тебя словечко, чтобы тебя не депортировали в Штаты, а оставили здесь. Пожизненное заключение в самой строгой тюрьме, в невыносимых условиях. Да, наверное так и будет. Электрический стул будет для тебя слишком простым наказанием за все твои грехи.

Роберт смотрел на своего униженного брата, на лице которого выступил пот, и ухмылялся, продолжая надавливать на рану, и от этого хватка Мортиса слабела, ведь боль была невыносимой. Голова кружилась, сознание было спутанное, перед глазами то и дело возникали какие-то точки, мешающие понимать происходящее. В ушах был какой-то непонятный звон.

— Пусти, ты же его убьёшь. Пусти, чудовище! — неожиданно в сознание вторгся голос женщины, и он мотнул головой. Сильно сжал челюсти, чтобы не закричать от невыносимой боли где-то в шее, которая медленно спустилась к ране, а потом растеклась по всему телу.

Женщина попыталась убрать его руку с шеи Роберта, и каждое движение отдавалось вспышкой в сознании. Сердце стало стучать как бешеное, разгоняя кровь по телу и пригоняя её к ране, и Мортис махнул рукой и толкнул брата. Роберт пошатнулся и вытащил пистолет из кармана. Мортис сглотнул, мать закрыла рот ладонью и попятилась назад.

— Убери оружие! Дом окружён, будут стрелять на поражение! — в комнату, где вот-вот может разыграться кровавая драма, влетели ещё два действующих лица.

Мортис посмотрел на девушку и парня и сглотнул. Он не хотел, чтобы пострадал кто-то ещё. Может, броситься под пулю, и тогда всё закончится? Он поддался искушению, каким-то чувствам, но вдруг всё, что Евгения делала для него, было всего лишь по просьбе Роберта? Наташа ведь тоже так делала. Он влюбился в неё, верил, что мог понравиться ей. А эта девчонка... она тоже с ним потому, что ее попросил об этом Роберт? Невыносимо...

Он дёрнулся. Роберт сжал его горло и прислонил дуло к виску. Хищно ухмыльнулся, заглянув в его глаза, а потом перевёл взгляд на Женю.

— Евгения Владимировна, не ожидал вас увидеть здесь, честно. Откуда вы узнали этот адрес? А где Гончаров? Он снова обосрался и сейчас трясётся в своей машине? Впрочем, это сейчас неважно. Я... спасите меня от этого ублюдка. Он всегда пользуется своим положением бедного и ущербного человека, вызывает жалость...

— Достаточно! — жёстко перебила его Евгения. — Сейчас, насколько я вижу, Вы угрожаете своему брату. Опустите оружие!

— Почему я должен опустить оружие? Я хочу убить его. Эта мразь мне отравляла жизнь своим существованием. Этот ублюдок пытался меня порезать ножницами, когда мне было семь. Он набросился на меня, порвал мой проект. Отец сказал, что эта мразь ещё маленькая, ничего не понимает! Всё он понимал! — Роберт начал психовать и надавливать дуло пистолета в висок своего брата. Мортис был бледным, тело сотрясала слабая дрожь.

— Роберт Данилович, я понимаю, что вам сейчас очень плохо, но, пожалуйста, опустите оружие... — сказала девушка.

— Заткнись! — Рявкнул Роберт.

Раздался выстрел. Павел успел толкнуть девушку и услышал треск. Появилась огненная боль, неведомая ранее, и сознание заволокло дымкой тумана. Он тяжело рухнул на пол.

Раздался крик. Кричала мать, и Роберт направил пистолет на неё.

— Заткнись!