Обхохочешься (гет)

Итак, я прижалась к перегородке. Говорил мистер Ричер, и говорил возбужденно, с азартом, точно описывая карточный поединок:

— Допустим, насчет записки она может и лгать. Она сама сказала, что ненавидит мужа и желала бы ему смерти. Да ей это и выгодно, в конце концов! Они не разведены, она наследница мужа, и дочь остается в таком случае с ней. Любовником она была увлечена даже не настолько сильно, чтобы просить развод. Все сходится.

— А ее алиби? — вздохнул Гринвуд. — Ведь у них с родителями были в тот день гости, и она не отлучалась. А как быть с ботинками и пиджаком?

— Ей их могла вынести нянька, например. Неспроста же она лжет про запертую дверь. Может, у нее были причины ненавидеть хозяина. Она подсыпала ему еду в снотворное и...

— Но горничная и кухарка слышали, как нянька весь вечер играла с девочкой, а после пыталась уложить ее спать. И потом: тропинка к Аллери скользкая. Вечером там темно. И что эта изнеженная фифа рискнула по ней спуститься в ботинках, которые ей страшно велики? Примени свой психологический подход, Рей.

Дольше слушать я не могла, чтобы Барби не забеспокоилась. Пришлось вернуться к ней. Пока не узнала ничего для меня интересного, но лиха беда — начало.

В следующие дни мы потихоньку получали новые сведения. Например, выяснилось, что револьвер, из которого застрелили Ллойда, был за пару дней до того украден у охранника на том самом заводе, где работали Клементайн и сам убитый.

Гринвуд поочередно вызвал и расспросил кухарку, горничную и няньку в доме Клементайнов — в особенности, конечно, няньку, ведь это она утверждала, что вечером кабинет хозяина неожиданно оказался заперт. Как я поняла, шеф пытался окольными путями выяснить, было ли кому-то из прислуги выгодно оговорить Клементайна. Результат оказался немного предсказуем: все три волком выли, оказавшись без работы. Да, и нянька тоже: по мнению миссис Клементайн, она брала за услуги слишком много, так что к девочке собирались пригласить кого-то другого, давно знакомого и подешевле. А ведь каждая из них кормила не только себя: у кухарки были престарелые родители и безработный муж, нянька зарабатывала для матери и сестры, которая в прошлом году покалечилась на фабрике, а у горничной, как она сама призналась после долгих колебаний, был незаконнорожденный ребенок. У Клементайна им всем работалось не слишком сладко, особенно няньке, на своей дочери он был просто помешан, да и горничную он и его жена вечно находили, за что отчитать. Но все-таки никого из них увольнять не собирались, а в наше время это самое ценное.

Уф, вот и позади рабочая неделя. В воскресение отправляюсь навестить Джейн. Отец остается дома, чтобы не расстраиваться: на руки сестры он не может смотреть без слез. Сестра с порога сует мне деньги — уже традиционный ритуал, она всегда отрывает от семьи, чтоб нам помочь — и радостно шепчет:

— Гудвин нашел работу!

Что ж, отличная новость. Правда, пришлось милому зятю отправиться в другой город, да и работа-то — шпалоукладчиком, что не по его образованию вроде как. Но хоть деньги будут, если снова не поругается ни с кем. Но на какой-то период у нашей семьи будет лишняя опора. Это я так, фиксирую в уме без далеко идущих планов.

Потом на кухне пытаюсь помочь ей с пирогом. Надо сказать, несмотря на расплющенные пальцы, руки у Джейн по-прежнему быстрые и ловкие, мне за ней не угнаться. Так что в итоге толку от меня еще меньше, чем от шестилетней тихони Хэтти — та хоть крекеры ломает весьма сноровисто. Джейн в клетчатом фартуке, ловко сидящем на ладной фигурке, с забранным под косынку отросшими темными волосами, с тонким разрумянившимся личиком — образцовая домохозяйка, ну а я на кухне человек не лишний разве что по сравнению с отцом.

— Поди поищи Томми, — в конце концов просит меня Джейн, что я охотно бегу выполнять.

Где прячется мой девятилетний племянник, я, конечно, хорошо представляю. Позади дома на пустыре — старый дуб, и в его ветвях местные мальчишки сколотили не то, что домик, а нечто вроде "вороньего гнезда", какое бывает на кораблях. Томми обожает там торчать, и пирогом из крекеров его точно не сманишь вниз, потому что он еще помнит настоящий яблочный.

Встав у дерева, сжимаю губы и свищу. Получается плохо, Том каждый раз меня поправляет — такой уж у нас с ним ритуал приветствия. Ага, лохматая головенка свесилась вниз, черный глаз рассматривает меня через сложенные трубочкой пальцы.

— Тетя Руби, я же тебе говорил: не так!

— А я тебе не тетя Руби! — стараюсь изобразить грозный рык. — Я Кровавая Руби с Белых Холмов и пришла просить у тебя, Томас Гроза... — ох, кого бы? — ...Дубов, помощи в борьбе с Черным Мэттом и его подручными, Грязным Гринвудом и Толстым Ричером!

— А оружие? — хитро тянет племянник. Мой отец еще к прошлому дню рождения обещал ему выстрогать из дерева пистолет, да так и забыл.

Ну, поднимаю с земли две палочки.

— Есть тут у меня два ржавых пистолета, они еще палят кое-как. Но главное — наш воинственный дух, правда?

Том спрыгивает ко мне, и мы вместе палим из палок, то есть, пардон, ржавых пистолетов по облезлым кустам сирени, за которыми, конечно, скрываются Черный Мэтт и его подручные. Наконец Джейн зовет нас в открытое окно, и мы возвращаемся, распевая невозможную ерунду, которую Том подхватил где-то, а может, сочинил сам:

— В ярости капитан

Бросил девушку за борт,

За ней бросился сам,

И пропал навсегда!

Жаль, воскресенье быстро заканчивается.

Надо сказать, нанял нас кузен Клементайна: его мать с момента ареста сына совершенно обезумела, а сестра накануне гибели Ллойда уехала с дружком на другую сторону океана, так что оповестить ее долго не могли. Собственно, мать Гринвуд и Ричер не стали и трогать, а вот сестру вызвали. Магдала Клементайн оказалась настоящей красавицей, как и брат, выраженного креннского типа; черный с синий костюм подчеркивал ее броскую внешность, но бела она была, как бумага. Ада Клементайн, в девичестве Лоуэлл, была ее подругой детства; они выросли по соседству и учились в одном пансионе.

Она рассказывала с горькой улыбкой

— Две самые испорченные девчонки за всю историю пансиона — вот кто мы были. Отец был строг к брату, но баловал меня, а родители Ады буквально жили для нее.Ни в чем ей не отказывали, даже когда от всего состояния у них остались лишь семейные реликвии. Она потому довольно долго не выходила замуж: родители не смели настаивать.

— Семейные реликвии? Что вы имеете ввиду, уточните, — спросил Гринвуд.

— Золотая парюра с сапфирами — брошь, два браслета и серьги. Довольно грубой работы, на мой взгляд. Зато, по слухам, получена прабабкой Лоуэлла от любовника — тогдашнего короля Скендии. Есть чем гордиться, правда?

Да, в чувстве юмора Магдале Клементайн не откажешь.

— Это точно, — первым рассмеялся Ричер. — А можно уточнить: после свадьбы вашего брата вы с его женой остались подругами?

— Да. Мы были, как я считала, подругами ровно до того момента, как оказалось, что Ада предала Мэттью, — красивое лицо Магдалы застыло в брезгливой ненависти.

— Вы узнали от брата об измене его жены?

— Нет. От нее самой. На следующий день после того,как ушла из дома, она явилась ко мне и все рассказала. Она хотела, чтобы я повлияла на Мэттью, уговорила отдать ей дочь или разрешить видеться!

— Вы отказались?

— Конечно. Во-первых, я знаю брата. Он добрый человек, но вспыльчивый и упрямый. Пока у него, как говорится, сердце не отойдет, переубеждать его бесполезно. Я уверена, что через месяц он разрешил бы Аде видеться с Лидией. Но в те дни...

Добрый человек... Ну-ну. Кто тогда злой.

— Во-вторых... Мэттью дорог мне. Он всегда меня оберегал и поддерживал. Аде тоже не на что было пожаловаться, он безумно любил ее и малышку, но ей вздумалось воткнуть ему нож в спину! Причем именно теперь, когда ему и так непросто... Вы думаете, ему легко даются все эти увольнения? Ему безразлично, что после этого некоторые не выдерживают?

Хм, а если не безразлично, что же он все равно их увольняет?

— Он помогает некоторым из уволенных... Но помочь всем не может. И ему только не хватало предательства!

— И получается, вы даже не стали обнадеживать миссис Клементайн, что ее муж может переменить решение?

— Нет, не стала. Если Ада, прожив с ним пять лет, не успела понять, что он за человек — значит, она и не стремилась к этому.