Под чужой маской: обратный отсчет (джен)

— Ну, как продвигается учёба? — шеф с любопытством вертел в руках и чуть не на зуб пробовал палочку, которую Антон, вопреки всем наставлениям Палыча, снова оставил на столе. — Как успехи?

Антон, пытаясь совместить несовместимое, то есть Пресветлого Гесера и не слишком прибранную комнату в общаге, потряс головой. Шеф никуда не исчез. Комната, со всеми разбросанными по углам «учебными пособиями для Темных», тоже.

— Нормально, — осторожно сказал Антон, гадая, что от него с утра пораньше так понадобилось Пресветлому.

— А надо, чтобы было хорошо! — укоризненно сказал шеф. — Ты же сам знаешь, насколько важна твоя миссия.

Антону внезапно стало стыдно — в конце концов, он же сам вызвался.

— Я стараюсь, Борис Игнатьевич, — примирительно сказал он.

— Стараешься, — согласно кивнул шеф. — Наталия Дмитриевна тебя даже похвалила. Сказала, что на рано осиротевшего мальчика из хорошей семьи ты уже похож. Видимо, придется тебе легенду чуть откорректировать — чтобы оправдать налёт беспризорного детства. А вот работа с палочкой тебе пока даётся плохо.

— А почему европейцы не работают с Сумраком напрямую, как мы? — спросил Антон, которого это уже давно интересовало, но к Палычу за разъяснениями обращаться не хотелось. — Так же удобнее.

— Удобнее, да. Но за всё надо платить. Наша плата — невозможность иметь детей-Иных, — в голосе шефа промелькнула застарелая боль. — Случаи, когда ребёнок Иного: неважно, Темного или Светлого, сам становится Иным, можно пересчитать по пальцам. Сумрак берёт с нас страшную плату — и каждый раз, впервые входя в него, мы лишаемся возможности передать детям наш дар. А европейцы, работая с палочками, почти всегда передают свои способности детям. Хотя и у них в семье магов могут родиться дети без магических способностей. Сквибы, как их называют.

— Ничего себе… — озадаченно сказал Антон, — Шеф, а ещё…

— А остальное спросишь у своего наставника, когда проснёшься, — шеф махнул рукой, и Антон услышал противное дребезжание будильника.

— Вот и удостоился аудиенции во сне, — мрачно произнёс Антон, нашаривая орущий будильник, — чтоб тебя…

* * *

Крохотный тир, куда его привёл Палыч, находился в том же старом парке, где обычно и проходили их тренировки. Палыч открыл дверь, покрашенную в неопределенный грязно-бурый цвет, и поприветствовал... Как там его, тирщика? Тирмена? Короче, того, кто там работал — сухощавого мужчину с одной рукой, одетого в мешковатый серый костюм.

— Вечер добрый, хозяин.

— Тебе того же, — хозяин пожал протянутую руку и пристально посмотрел на Антона. Тот сразу почувствовал давящую полузвериную ауру, которую оборотень и не думал скрывать. Ну да, к кому ещё мог притащить его наставник? Явно не к Светлому целителю. Антон удивленно уставился на оборотня — у них же регенерация бешеная; Игорь Теплов, у которого новичок в Дозоре Долохов был стажером, рассказывал, что на фронте разорванный снарядом оборотень полностью восстановился за три дня… Это что же получается, его инициировали уже после увечья? Да кому нужен калечный волк в стае? Или… да, точно. Волк-одиночка.

— Светлый, — с отвращением протянул оборотень.

— Оборотень, — тем же тоном ответил Антон.

— Ну, вот и познакомились, — подытожил Палыч. — А теперь, дядя Миша, давай попробуем парня.

Дядя Миша скептически посмотрел на Антона и хмыкнул:

— Что его пробовать? Сам знаешь, я человечину не ем, — а когда Антон возмущённо вскинулся, равнодушно бросил:

— Шутка. Он хоть оружие близко видел?

— Я в армии служил, — резко ответил Антон. Оборотень с первых секунд знакомства произвел на него не лучшее впечатление.

— В музыкальной роте, небось? — издевательски протянул оборотень, разглядывая Антона, как особо доставучую муху, которую хочется прихлопнуть, — или аж в стройбате? Там научат, да.

— А у тебя, кабысдох, зубы лишние? — не выдержал, наконец, Антон.

— Довольно, — голосом Палыча можно было заморозить половину Москвы. — Успокоились оба.

Оборотень пожал плечами и деловито спросил:

— С чего начнём? Винтовка? Пистолет?

— Винтовка, — решил Палыч, и хозяин тира, кивнув, снял с гвоздя картонный прямоугольник с надписью «Закрыто на санитарный день», повесил его снаружи, а затем, вернувшись, дважды повернул ключ в двери.

— В Сумраке тоже закрой, — попросил Палыч, и оборотень, хмыкнув, неохотно повиновался.

Стрелять Антон умел, да и любил, что уж греха таить. Нравилось ему оружие, в армии он неизменно был в тройке лидеров, поэтому предложенную ему винтовку взял с радостью. И слегка рисуясь, Антон играючи сбил все танки и самолеты, установленные в качестве мишеней. Вполне узнаваемые, кстати, силуэты. С фашистской свастикой.

— Третий сорт — не брак, — заключил оборотень, протягивая ему «Макарова». — С этим давай.

И Антон дал. С радостью. Жаль только, что не по оборотню — и не посеребренными пулями.

— Ну что же, — подвёл итог Палыч, — видел я и хуже. С холодным оружием как?

— Штыком работать нас учили, — осторожно сказал Антон, — но не так тщательно.

— А ещё?

— Ножи бросать в детстве доводилось, — Антон слегка нахмурился. Ножи в детдоме были под строжайшим запретом, но… почти все мальчишки ими рано или поздно обзаводились.

— Показывай, — потребовал Палыч, покосившись на оборотня.

Дядя Миша подошёл к неприметному стеллажу в глубине комнаты и с плохо скрываемой гордостью выбрал несколько ножей. Антон разглядел за его спиной висящий в ножнах кинжал, стилет и ещё какие-то незнакомые, причудливо изогнутые клинки.

— Вот любите вы, оборотни, всякие смертоубийственные игрушки, — проворчал Палыч, — будто своих зубов и когтей вам мало.

— Мало, — не оборачиваясь к нему, ответил оборотень. — Нож в руке помогает держать своего зверя. А то он от крови пьянеет.

Он любовно погладил кинжал, но снимать его со стены и не подумал.

— Холодное оружие я даже больше люблю, — почти мечтательно, если бы это слово как-то сочеталось с его жутковатой физиономией, продолжил оборотень. — Пуля дура, как говорится, а штык... Для ближнего боя сталь надёжней и не требует перезарядки, — дядя Миша подмигнул Палычу, скользнув по Антону невидящим взглядом.

— Кстати, вундеркинд, — Палыч повернулся к Антону, — а сам ты как думаешь, зачем тебе ещё и оружие? Палочка есть, в Сумрак ты по-прежнему с дурного ума регулярно шастаешь... А?

— Чтобы не остаться безоружным и не дать себя прикончить, если не смогу использовать магию и войти в Сумрак? — предположил Антон.

— Будешь так рассуждать, точно прикончат, к нашей-то радости, — глумливо пообещал ему оборотень.

— С чего бы это? — оскорбился Антон. Оборотень ему откровенно не нравился — и, похоже, это было взаимно.

— Оружие нужно, чтобы не защищаться, а убивать, — спокойно сказал Палыч. — Не убьёшь ты, так убьют тебя. Всегда бей первым, или умрёшь.

— Я не Тёмный, чтобы бить первым, — сердито ответил Антон.

— Я же говорю — дурак, — оборотень пожал плечами.

— Но ты должен сыграть Тёмного, — вкрадчиво заметил Палыч. — И поверь моему опыту, если бы в тебе совсем не было тьмы, на эту роль тебя бы никогда не выбрали.

— Дури в нём много, типично светлой, — сплюнул оборотень. — Тоже мне, агнец божий нашелся. Защитничек униженных и оскорбленных, понимаешь.

— Этого тоже хватает, — согласился Палыч, — но для того к нему «гувернёров» и приставили, чтобы эту дурь потихоньку выбить, — слегка усмехнулся он.

— Знаешь, кем будет Светлый, если выбить из него дурь? — спросил оборотень, и сам себе ответил: — или покойником, или Тёмным. Третьего не дано.

— Мы вроде тренироваться собирались? — сердито спросил Антон, которому уже надоело выслушивать гадости. — А не языками чесать.

— Тренироваться так тренироваться, — усмехнулся оборотень. Он достал новую мишень — напоминающее манекен изображение человека — и махнул рукой в пригласительном жесте: — Валяй, Светлый.

Антон перебрал несколько ножей, вспоминая, как в детдоме они играли в ножички, и, выбрав самый подходящий, бросил в мишень. Нож попал точно в голову изображённого человека, но вонзиться не смог и только скользнул по мишени.

— Отвык, — смущённо улыбнулся Антон.

— Попробуй ещё, — Палыч незаметно подошёл и встал справа от Антона. — В корпус бей, — деловито посоветовал он, — так попасть проще.

— А в голову ты зачем бросал, чудило Светлое? — поинтересовался оборотень. — В глаз хотел попасть, как тот чукча из анекдота?

— В лоб, — огрызнулся Антон.

— Это ты зря, — с наигранным дружелюбием произнес оборотень, — лобная кость одна из самых крепких.

— А куда бить? — спросил Антон, решив, несмотря на неприязнь к «учителям», все же извлечь из тренировки хоть какую-то пользу.

— Для начала, — иронично сощурился оборотень, — ты выбрал не те ножи. Хороший метательный нож — вот такой, — и он выбрал неказистый, какой-то грубо заточенный нож с шершавой рукоятью. Антон даже не обратил на него внимания, когда выбирал из богатой коллекции оборотня что-то подходящее для броска.

— Клинок прочный, не согнётся, не сломается, — дядя Миша продемонстрировал нож на открытой ладони. — Я его сам ковал, так что не сомневайся. Тут ведь дело не в красоте, — он насмешливо кивнул на клинки, что поначалу выбрал Антон, — а в силе.

Оборотень резко выбросил руку вперёд, и нож вонзился манекену в грудь, глубоко погрузившись в податливую деревянную плоть.

— Правило первое, — оборотень насмешливо прищурился, — выбирай нож с толком. Бросить можно хоть гвоздь, а вот для метания подойдут только три вида ножей: нож с тяжёлым лезвием, нож с тяжёлой рукояткой и сбалансированный. Тебе для начала лучше взять первые два. И всегда первым бросай тот, что тяжелее. Бросаешь нож с тяжёлым лезвием — держи за лезвие. И наоборот.

Антон взял предложенный нож за рукоять и слегка покачал его в руке, примериваясь.

— Правило второе: бери нож в правильную руку, — оборотень окинул Антона быстрым взглядом, словно рентгеном просветил: — ты же левша, верно? А чего же тогда в правую руку нож взял-то?

— А ты откуда знаешь? — удивился Антон. В школе его долго и настойчиво переучивали все делать правой рукой.

— Так это ж видно, — пожал плечами оборотень. — Ну и остальное, — дяде Мише, видимо, надоело нумеровать правила, и он выпалил остальные скороговоркой: — держи руку твёрдо, кистью не вихляй, выпускай нож не ниже и не выше, а на уровне мишени. И вот ещё: дальше, чем с десяти метров, не бросай, всё равно ведь не попадёшь.

Антон взвесил на руке предложенный нож, перехватывая его поудобнее.

— Тренируйся, чего смотришь. Лекция окончена, — издевательски хмыкнул оборотень, отходя в сторону.

— Не любишь ты Светлых, Михаил, — заключил Палыч, делая Антону знак ничего не предпринимать, давно уже ими отработанный, — ой, не любишь. Пошли в парк, вундеркинд. Там и будешь тренироваться, а не то костей не соберёшь. И сделай себе пару хороших мишеней из картона и из дерева.

— В парк? — оборотень презрительно поморщился. — Этот идиот что, сейчас деревья уродовать будет? Лучше пусть здесь кидает, а прилетит ему ножом — так и вовсе хорошо.

— Не будет, — пообещал ему Палыч. — Я за ним присмотрю, нечего тут зеленый патруль изображать. Ну, бывай, дядя Миша, — попрощался он.

Оборотень в ответ пробормотал что-то неразборчивое и махнул рукой.

— Ты хоть Авиценну-то наложить сможешь, в случае чего? — повернулся Тёмный к Антону, когда они вышли из тира и пошли вглубь старого парка.

— Смогу, приходилось уже, — недовольно ответил Антон, — этому же всех дозорных учат в первую очередь.

— Вот и добро.

— А почему он… такой? — не выдержал Антон. — Я думал, оборотни калек не инициируют.

— Индюк тоже думал, да в суп попал, — буркнул Палыч. — На фронте его инициировали. Выбор у него был — или сдохнуть от гангрены, или стать оборотнем. А Михаилу страсть хотелось с немцами за своих посчитаться, у него всю родню каратели живьем сожгли.

Антон замедлил шаг и недоверчиво спросил:

— А почему тогда он попал к Темным?

— Ты головой ударился? — сочувственно спросил Палыч. — Оборотни — все низшие Тёмные Иные!

— Не все, — сердито ответил Антон. — Маги-перевертыши могут быть Светлыми.

— Нет никаких магов-перевертышей, — ответил Палыч. — Есть только оборотни. На службе Света, Тьмы или Равновесия. И что, он обязательно должен был стать героем, раз фашистов давил? Так на фронте, к твоему сведению, и вампиры были. Их ты сейчас тоже в герои запишешь? Ты сам как думаешь, какие чувства владели им во время инициации? Хотя я вообще не понимаю, как можно встать на Светлый путь. Видимо, для этого надо быть или очень молодым, или очень наивным, — задумчиво проговорил Палыч.

— Тогда почему... — начал было Антон, но наставник его оборвал:

— Тебе тренироваться надо? Или тайны Мироздания узнавать?

— Тренироваться, — Антон вздохнул. Спорить с Палычем, когда он начинал заводиться, не хотелось.

— Вот этим и займись. А в чужие тайны не лезь — тебе и своих хватит.