Семь женихов красавицы Сансы (джен)

Он поёт под мандолину и красив, как Аполлон,

По латыни Саша может говорить как Цицерон.

Он не знает, что такое неприступная стена,

Саша взглядом на охоте убивает кабана.

(с) Цой

Следующее утро у Эддарда Старка было на удивление добрым: он проснулся поздно, выдул полведра воды, слегка поправился из своей неразлучной фляжки и легким шагом спустился в столовую, где уже завтракали поумневшие с голодухи рыцари. Часть из них, сидевшая поближе к хозяйскому месту, впрочем, по-прежнему пижонила и не притрагивалась к еде до появления главы дома, по нелюбимому Эддардом дворцовому этикету. Эддард сел во главу стола, раскланялся с рыцарями, налил себе вина и почувствовал себя еще лучше.

Старки жили достаточно нелюдимо, отделенные от соседей огромными просторами Севера, и потому Эддард любил послушать рассказы нечастых гостей. Прибывшие в свите Джоффри рыцари говорили в основном о турнирах, которые Роберт Баратеон, похоже, закатывал ежемесячно. «Интересно, что у него кончится раньше — деньги или рыцари? — подумал Эддард. — Нет, я определенно правильно сделал, что не стал десницей короля. Хороша должность — собачиться с кредиторами да организовывать турниры».

Один из наполированных рыцарей, сидящих рядом с Эддардом, как раз начал рассказывать историю о недавнем турнире, на котором Грегор Клигейн (у Эддарда снова зачесались руки) напал на своего соперника, раздосадованный тем, что тот ссадил его с лошади, и как Сандор, еще вчера показавшийся Эддарду хорошим мужиком, ринулся с трибун спасать рыцаря, с которым даже не был дружен, и вступил со своим братом в жаркий бой.

— И тогда поднялся наш король, — повествовал наполированный рыцарь своим выспренним тоном, — и возгласил: «Прекратите это безумие, во имя вашего сюзерена!»

— Король так и сказал: «прекратите это безумие во имя вашего сюзерена»? — недоверчиво переспросил Эддард. Что означало слово «сюзерен», он догадывался, но был почти уверен, что Роберт это книжное слово тоже не знает.

— Ну не совсем так, — вступило сразу несколько более потертых рыцарей солдатского вида с другого конца стола. Эддард подбодрил их благосклонным взглядом, чувствуя, что придворные хлыщи опять портят хорошую историю. Потертые рыцари переглянулись, потом сошлись взглядами на том, кого, видимо, почитали наиболее языкатым, и Эддард услышал свою историю.

— Ну как Клигейны сцепились, — начал бритоголовый рыцарь с покореженным ухом, — дамы, понятно, в крик, их величество даже уши зажал. А потом их величество осерчал, вскочил, поднял над головой свое огромное кованое кресло и как заревет на весь город, — рассказчик прокашлялся и набрал в легкие воздуха: — «Бросай мечи, шантрапа! А то я счас сам выйду и вам обоим накостыляю, каторжные души!»

— Вот это мой король! — радостно засмеялся Эддард, и потертые рыцари присоединились к его смеху.

Вдобавок к хорошей истории о друге Роберте, день подарил Эддарду и вторую радость: на дворе замка появился брат Бен из Ночного Дозора, который всегда безошибочно чувствовал выпивку своим кривым носом и появлялся ровно тогда, когда в замок жаловали гости. Ночной Дозор по строгости порядков порой сравнивали с монашеским орденом, но Бенджен Старк не был монахом, а был скорее похож на развеселого странствующего рыцаря или, как он себя называл, Рыцаря Похабного Образа. Когда Эддард вышел на двор, Бен уже тормошил Джона Сноу, а спустя пятнадцать минут братья Старки перезнакомились со всеми потертыми рыцарями, представили им Джона, а наполированные рыцари, шокированные похабствами Бенджена и появлением за столом бастарда, куда-то свалили, к большому удовольствию Эддарда.

А вот у принца Джоффри, о здоровье которого вчера беспокоился Тирион, утро определенно не было добрым. Его штормило всю ночь, и только под утро он забылся неглубоким сном, похожим на бред, в котором он провалялся до обеда. Долгий сон не освежил Джоффри, и проснулся он с жуткой головной болью.

— Сандор, — слабо позвал принц, благоразумно решив не пользоваться словом «пес», раз это не одобряют обычаи Севера и этот страшный Эддард Старк, которого отец приготовил ему в тести.

— Я здесь, ваше высочество, — отозвался Сандор, который уже успел сбегать в столовую, похмелиться с Беном Старком на брудершафт и утащить с собой пару жареных цыплят.

Страдающий принц ничего не ответил, и Сандор вскоре явился, вытирая руки о штаны. В далекой Королевской Гавани Джоффри встретил бы его надменным «отойди, любезный, от тебя курицей пахнет», но в этот раз принц только жалостно скривил лицо и вдруг испуганно вжался в подушки.

— Нет-нет, Сандор, — пролепетал Джоффри, отмахиваясь от кубка, который добрая душа Клигейн хотел поднести ему на опохмел. — Я больше к этому не притронусь. О, боги, никогда!

В душе Джоффри также давал себе зароки принять обет безбрачия, чтобы у него никогда в жизни не было тестя, и даже собирался уйти в септоны замаливать свои грехи. Сандор прочитал многие из этих благочестивых мыслей на лице Джоффри, дружески пожал ему плечо, чего раньше себе не позволял, и снова вышел, поражаясь про себя педагогическим успехам Эддарда Старка.

Эддарда Старка тем временем искушал Бес, каковым прозвищем Тириона Ланнистера наделили недаром.

— Я точно тебе говорю, Нед, — тихо говорил Эддарду Тирион. — Если жених в доме один, он вырастет эгоистом. Вот если бы Бен не объявился так во всеуслышание, он бы нам тут помог.

— Сдурел? — спрашивал в ответ Эддард. — Он ее дядя!

— Так он бы был понарошку жених, — гнул свое Тирион. — Мы бы подговорили слуг. Или переодели его как.

Эддард пропустил неосторожные слова про карликов, лицедеев и шутов, просившиеся ему на язык, и только постучал себя по голове.

— Ну смотри, — не сдался Тирион. — Ты еще со мной согласишься.

Эддард вспомнил слова Тириона за обедом, за которым Джоффри был тих и романтически бледен, а Санса бросала на него влюбленные взгляды. «Хоть бы познакомилась с ним сперва, дуреха, — с досадой подумал Эддард. — Нет, девчонку можно понять: за ней в нашей глуши и не ухаживал никто ни разу. И не танцевала она еще ни с кем. Учит ее эта монашка, тогда как Бен в молодости был тот еще танцор, да и сейчас небось ничего. Черт, Тирион снова прав, что ли?»

Тирион тем временем действовал по собственному разумению, и плоды его действий созрели уже к вечеру, когда дети Эддарда сбежали из гудящего как улей замка и устроились во дворе у костра.

— А как же история про Черного Ловеласа? — спросил Джон, которому не терпелось поделиться историей, услышанной от Тириона, и подразнить Сансу, которая всегда задирала перед ним нос.

— Я больше не могу слушать, — запищала Санса. — Я сейчас с ума сойду от страха! А эта история — она очень страшная?

История про Черного Ловеласа, его черную лютню и похищенные им девичьи сердца удалась на славу: Санса зажимала себе рот руками, ойкала, а потом завизжала и бросилась к замку, сбив с ног выходящего на двор Джоффри и не заметив этого. Санса неслась до своей комнаты сломя голову, а, добежав и заперев дверь на два засова, услышала бренчание лютни.

— Какая прелестная ночь, миледи, — чужим грудным голосом произнес Бенджен Старк, и Тирион, незаметно свернувшийся в темноте у его ног, показал ему большой палец, восхищенный тем, какие таланты пропадают в Ночном дозоре.

— Вы Черный Ловелас? — пропищала Санса из окна, очарованная романтическим темным силуэтом. — Вы пришли за моим сердцем, и теперь я сойду с ума?

— Было бы очень некрасиво с моей стороны сводить с ума столь юную леди, — ответил Бенджен, садясь на своего черного коня. — Она тогда не сможет делать уроки. Благодарю вас за столь приятное знакомство.

— А когда я вырасту, вы придете? — крикнула Санса ему вслед.

— Все может быть... — отозвался Бенджен, исчезая из виду, и Тириону даже захотелось его расцеловать.

А расцеловал его Тирион уже на следующее утро, после того как весь завтрак провел перемигиваясь с Бендженом и следя за принцем Джоффри и Сансой. Принц спустился к завтраку в добром здравии и даже нашел свою нареченную невесту очень привлекательной и романтичной. Но романтичная невеста витала в своих думах, не обращая внимания на его взгляды, и Джоффри сначала недоумевал, потом сердился, потом начал пытаться привлечь внимание Сансы и постоянно встревать в общий разговор.

— К завтрашнему дню будет сохнуть, — уверенно сказал Бенджен, выходя из замка и садясь на ступеньки, и развеселившийся Тирион, стоя рядом с ним, на мгновение прижал к своей груди его артистичную голову.