Чёрная Эскадрилья/Black Squadron (джен)

Примечание:

Уважаемые читатели, это последняя глава (слава богу), так что я благодарю всех, кто меня поддержал подписками, лайками, кто ждал окончания и добавлял в сборники. Отдельное спасибо, конечно, за отзывы — они меня мотивировали. Также хочу выразить благодарность бете {Alleeya} за правки и редактору {Енотище} за то, что пропустила работу в первозданном виде, не доколупываясь до "пунктуации и оформления прямой речи".

Должна отметить, что на фикбуке был как минимум один снятый лайк и две отписки — это только то, что я заметила. Я не знаю, как поведут себя читатели, которые отложили на потом, но вы все герои с железными нервами — смогли осилить всё, — моё почтение :). Эта глава далась мне тяжело — впервые в жизни меня физически затошнило при чтении фанфика, — так что вы тоже приготовьте тазики. Сопли Тёмного Лорда Ситхов здесь льются водопадом. Честно говоря, у меня были мысли опросить вас и, если бы были желающие читать, перевести вторую часть, хоть она и не закончена. Но последние несколько глав убили весь мой интерес к работе. Нет, я не жалею, что взялась за этот перевод, и до определённого момента отлично проводила за ним время. Несмотря на всю эту срань в конце, я до сих пор считаю, что плюсов у работы больше.

Во дворце было тихо. Даже стражники, стоявшие в карауле, дремали под своими шлемами, сами того не осознавая. Дворец погрузился в состояние полусна — тонкой грани между грёзами и реальностью.

С момента, когда император ушёл, Вейдер не шелохнулся. Он стоял, уставившись на звёзды, словно тёмный призрачный страж. Хриплое дыхание эхом отдавалось в тишине, отсчитывая ускользающие секунды.

Но ситх не видел далёких звёзд: перед глазами плясали образы лица его сына. Каждый миг, проведённый вместе, был словно запечатлён на быстро проматывающуюся плёнку: вот Люк улыбается, а его глаза вызывающе сверкают; а вот Люк хмурится и огрызается, выражая несогласие; вот он пытается спросить о прошлом Вейдера с обеспокоенным видом; а вот Люк кричит и плачет, измученный но не покорившийся...

Он умрёт.

К облегчению Вейдера, к нему, похоже, возвращалось оцепенение, сопровождавшее его в течение восемнадцати лет до встречи с сыном. С тех пор его разбитое сердце терзали многочисленные болезненные эмоции, словно ему разбередили старую рану, и больше всего на свете ситху хотелось отдохнуть. Сколько раз он пересматривал свои приоритеты. Как много вопросов получили ответы, но на их место пришли новые. Он так и не мог понять причину возникновения этого странного интереса к парню. Может, это был голос Силы, и он смутно ощущал их родство, хоть и не знал о нём?

Теперь он понимал, что мальчишка был очень похож на него, но в чертах Люка присутствовала мягкость, свойственная нежному лицу его матери... Сколько раз Вейдер с беспокойством замечал праведный огонь в глазах сына, когда дело касалось чего-то важного для него, и его бесшабашную усмешку. Сколько раз он пытался подавить воспоминания о прошлом, когда слышал татуинский акцент. Он улыбался, когда видел, с каким воодушевлением Люк говорил о кораблях и полётах. Вейдеру нравилось обучать его, показывая всё, что он знал о Силе, и видеть его радость от освоения новых навыков.

Но всё это больше не повторится.

Люк умрёт. Приятные воспоминания разбились об ужасную реальность, которая была словно чёрная дыра, поглощающая весь свет.

Он даже не рассказал сыну об их родстве — упустил возможность, слишком занятый своими страданиями и отрицанием. Люк умрёт и даже не узнает, чей он ребёнок — будет думать, что воссоединится со своим отцом-джедаем в Силе. О Вейдере он и не вспомнит, оставляя его в одиночестве заново оплакивать своего ребёнка...

Ситх в очередной раз посмотрел на часы — оставалось пять часов. Время утекало сквозь пальцы. Он вдруг начал задыхаться, как будто это его, а не Люка приговорили к смерти и держали в клетке. Вейдер стиснул зубы и сжал кулаки, борясь с захлёстывающей его бессильной яростью. За что ему такое несчастье? Неужели Сила наслаждается его болью, раз так настойчиво отнимает у него всех, кого он любит? Не хватит ли с него страданий?

Он не может потерять Люка — только не это. Он только что заново открыл для себя, каково это — заботиться о ком-то, и не сможет вынести, если яркий свет его сына погаснет, а сам Люк исчезнет навсегда.

Ощутив беспомощность и опустошение, он снова сжал кулаки. Транспаристил покрылся трещинами, которые стали физическим проявлением его безмолвного крика боли. "Это несправедливо, — кричал он вселенной. — Зачем ты вернула мне сына, если ему всё равно было суждено погибнуть?"

Он сделал всё, чтобы не привязаться — держал дистанцию, сколько мог, — но Сила пресекала его попытки отдалиться от Люка и радостно наблюдала, как смягчается его сердце, чтобы нанести решающий удар, как раз когда он решил, что обрёл принадлежащее ему по праву...

Теперь его преследовали мысли о том, чего он не знал и сколько мог сделать, прежде чем заработала безжалостная машина рока. Если бы только он предвидел грозящую Люку опасность... Он бы защитил его — отправил подальше от всех, кто желал ему зла, так чтобы его точно никто не нашёл.

На минуту он дал волю воображению, и сладостные мечты вытеснили ужасную реальность, хоть и не надолго. Он хотел вытащить Люка из камеры, доставить в ангар и дать ему корабль. Надо было бы объяснить ему, что нужно уехать и спрятаться от всех. Наконец, он бы сказал ему правду о его происхождении и о том, как сильно его любят... И тут его осенило: ещё ведь не поздно это сделать.

Вейдера внезапно настигло осознание: у него же есть доступ в тюремный отсек, и он знает, где держат Люка. Но, даже если того перевели в другое место, он без труда найдёт его через связь в Силе. Также у него был доступ в ангары и даже свой личный шаттл. К тому же сейчас ночь, и почти все спят. Пока кто-то спохватится, Люк будет уже далеко...

От осознания того, насколько просто всё оказалось, у Вейдера закружилась голова, и его качнуло так, что пришлось прислониться к потрескавшемуся окну. Гора свалилась с плеч, а с глаз спала пелена: он может спасти сына.

Сразу за этой мыслью в памяти всплыли предостережения императора, вызывая диссонанс с зародившейся надеждой: он воспользуется твоей мягкотелостью. Уверенность Вейдера пошатнулась, так как теперь он точно знал, что так и будет. У мальчишки есть власть над ним, и, если Вейдер его спасёт, это может кончиться его собственной погибелью.

Опять же, Мастер будет недоволен. Вейдер с ужасом вспомнил выражение разочарования на морщинистом лице Палпатина, его суровый осуждающий взгляд. Он понимал, что если решится действовать, то это повлечёт за собой последствия — возможно, необратимые. До этого он ни разу не нарушал приказы столь явно... их связь с мастером ослабнет — ему сразу стало грустно от этой мысли.

Но также он обнаружил, что всё это не беспокоит его так, как раньше. Ему казалось, что он в кои-то веки может трезво мыслить, и все опасности померкли перед грядущим чудом, перед сказочной возможностью, которая ему открывалась. Ложь и предательство ничего не значат, если Люк выживет...

Однако у него осталась всего пара часов — надо действовать быстро. Вдохновлённый новой целью, он зашагал в направлении тюремного отсека.

Как он и предполагал, несколько стражников, которые ещё не спали, пропустили его, не задавая лишних вопросов. Одно его присутствие вселяло в них такой страх и уважение, что они даже не заподозрили, зачем он пришёл. Он был лицом и ударной силой Империи.

С колотящимся от волнения сердцем он нажал кнопку, открывавшую дверь в камеру Люка. Его сын лежал на спине, примерно как в тот ужасный день, когда Вейдер его допрашивал, и ситх едва не содрогнулся от этих воспоминаний. Глаза Люка были закрыты, но Вейдер знал, что он не спит. Услышав, как открывается дверь, он взглянул на Вейдера и сел.

— Пошли. — Вейдер поманил его рукой.

Люк глубоко вздохнул, огляделся, сглотнул, затем с трудом поднялся и направился к нему. Он шёл гораздо медленней, чем Вейдеру хотелось бы. У Люка тряслись руки, а взгляд был расфокусирован, и с болью в сердце Вейдер понял, что он думает, что его ведут на казнь.

— Не бойся. — Вейдер не нашёл нужных слов, чтобы объясниться: здесь были камеры, и он не мог прямо сказать, зачем пришёл.

Люк удивлённо вскинул брови, но продолжал упрямо молчать. Вейдер не выдержал и схватил его за предплечье — время было на исходе. Ситх наполовину тащил Люка, почти бегом передвигаясь по безмолвным коридорам. Он не успокоится, пока сын не улетит с планеты в безопасное место.

Но парню было трудно успевать за ним: он тащился позади, хрипло дыша, и был слишком сосредоточен на передвижении ног, поэтому даже не думал протестовать. У Вейдера сердце сжалось от чувства вины, и он приостановился, не желая, чтобы Люк умер от истощения, не успев сбежать.

Он бережно обнял сына за талию и закинул его руку себе на плечо, взвалив его на себя. Люк напрягся, пытаясь сопротивляться, но всё же оперся на Вейдера, не в силах сдержать подобие облегчения. Стараясь не доставлять сыну лишних неудобств, Вейдер снова заспешил в ангар.

Пока они шли, ситх воспользовался случаем и рассмотрел Люка. Тот по-прежнему был в ужасной форме: кожа была бледной и блестела от пота даже от столь небольших усилий. Он тяжело дышал, и было заметно, что каждый шаг причинял ему боль и утомлял. Вейдер пожалел, что у них нет времени на медицинскую помощь — чтобы хотя бы снять боль. Тем не менее, ситх испытывал воодушевление, ощущая его тяжесть и тепло, а также свет его разума рядом с собой, так как это служило бесценным доказательством того, что его сын жив и скоро будет свободен.

Поняв, что они пришли в ангар, Люк снова напрягся. Вейдер протащил его через пустой зал к своему личному шаттлу и отпустил. Люк неуверенно отошёл и озадаченно уставился на него.

— Этот шаттл не предназначен для дальних путешествий, но способен на них, — сказал ситх.

Разинув рот и выпучив глаза, Люк повернулся к шаттлу и коснулся его корпуса, когда его осенило. Он обернулся и неуверенно посмотрел на Вейдера, не решаясь надеяться.

— Вы... — он сглотнул и облизал пересохшие губы. — Вы меня отпускаете?

— Да.

Люк заглянул ему в глаза в поисках подвоха, после чего снова обернулся к шаттлу и рассмеялся, не веря своему счастью. Удивлённый, он благоговейно провёл пальцами по корпусу, как будто в первый раз увидел настоящий космический корабль.

Вейдер не отрываясь смотрел на него, стараясь запомнить, как он выглядит — очертания худощавого тела, каждый жест.

Это его сын, и он жив.

Рука Люка застыла на металлической поверхности, он опустил голову и, стоя вполоборота к Вейдеру, спросил:

— Почему?

В этом вопросе было много смыслов, но Вейдер не знал, что ответить. В его голове все объяснения слились в одно — ужасно неискреннее и похожее на оправдание.

Ситх сделал шаг в направлении Люка, и тот резко обернулся, напрягся и насторожился, словно эопи, который заметил хищника и которому некуда бежать. Вейдер замер, удивлённый реакцией сына. Он раскрыл в Силе свои мирные намерения, медленно подошёл и положил руку Люку на плечо. Тот словно окаменел.

Вейдера распирало от эмоций, когда он, наконец, как следует рассмотрел своего сына, отмечая каждую черту его лица: большие голубые глаза, маленький нос, ямочка на подбородке, острые скулы. Не в силах вымолвить ни слова, он открыл связь между ними и позволил просочиться в неё своей привязанности к парню в полную силу.

Сейчас. Лучшего момента, чтобы рассказать Люку жизненно важную правду, которая перевернула его жизнь с ног на голову, не представится.

— Люк...

Но найти нужные слова он не успел: ощущение опасности в Силе вытеснило его чувства к сыну. Он отошёл и оглянулся, пытаясь установить источник возмущения. Их время истекло.

— Уходи, — сказал он и подтолкнул Люка в сторону шаттла.

Раздался сигнал тревоги, а значит, скоро в ангар набежит толпа, которая не даст его сыну улететь, после чего его снова арестуют. Люк должен улететь сейчас.

Люк тоже всё это почувствовал. Взглянув на Вейдера в последний раз, он поспешно поднялся по трапу и поднял его. Завёлся двигатель, и Вейдер протянул руку, чтобы открыть двери ангара и выпустить шаттл. Обдав ситха потоком воздуха, корабль медленно поднялся и рванул ввысь.

В ангар прибежали штурмовики, послышались резкие приказы и торопливые шаги, но Вейдер стоял неподвижно. Он всё ещё был сосредоточен на Люке, защищая шаттл от орудий и службы охраны; помогая преодолеть полную опасностей атмосферу столицы. Наконец, Люк вылетел в космос и прыгнул в гиперпространство, разорвав связь в Силе.

Вейдер уронил руку и уставился на восходящее солнце.

Примечание:

Под конец авторша решила воспользоваться приёмом, который я на дух не переношу: дебильный Люк мотает папаше нервы, а Вейдер вдруг превращается в наседку, воспылав любовью к сыну, которого даже толком не знает. Более того, он же уверен, что Люк — предатель. Господи, в каноне он отхватил отпрыску руку за то, что тот, обороняясь, слегка зсцепил его броню. А здесь это хамло оказалось ещё и предателем — бл...ин, да каноничный Вейдер оторвал бы ему голову руками, вытер перчатки и пошёл бы дальше валить повстанцев. В этой главе она вообще испоганила образ ситха — дескать, такая любовь, что он прямо ничего поделать не может, готов пустить всю свою жизнь псу под хвост. Но в каноне даже Энакин не был таким идиотом, потому что предав орден, он ничего не потерял, кроме здоровья — благодаря Кеноби. В ордене у него не было перспектив, жена его не любила, лучший друг оказался другом-помойкой, и я считаю, что где-то в глубине души он это всё понимал, хотя и пытался отрицать. Но после Мустафара отрицать было уже невозможно. Кроме того, в этой истории нет того смысла, который был в каноне: там папаша после Мустафара обозлился на весь свет и пустился во все тяжкие. Но тут появился упоротый сынок, который не хотел верить, что батя конченный. Он так и говорил Бену и Лее: в нём ещё осталось хорошее. Люк полетел спасать Вейдера и готов был умереть ради этого, к тому же, Палыч решил от него избавиться (от Вейдера), и папаша растрогался, когда сынок выкинул меч, отказавшись его убивать. Я не знаю, зачем Лукас приплел туда Йоду и Кеноби с их светлой стороной (честно говоря, я даже не знаю, что такое светлая сторона), но я вижу чисто семейный междусобойчик: Люк своей безусловной любовью вытащил отца-мудака со дна ПТСР. Это, конечно, выглядит наивно, но в этой истории всё гораздо хуже: Люк — дебил, а Вейдер ещё больший дебил, хотя ему уже сорок лет — жизнь его вообще ничему не научила. Я не верю в такой образ и не понимаю, к чему вообще всё это.