Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

— Ну как всё прошло? Не очень? — тут же сама ответила на свой вопрос Лили, едва присев за столик в «Трех метлах», где они договорились встретиться.

— Ожидаемо, — хмыкнул Сев, снова макаясь в пенку от сливочного пива. Он уже успел забыть этот вкус. — Впрочем, мы хотя бы попытались. У тебя ведь тоже ничего?

— М-м, — раздосадованно мотнула хвостом девушка, принимаясь за свою кружку, только что слевтитировавшую с барной стойки к их столу.

— Расскажешь? — больше бровью, чем интонацией спросил Северус.

— Ой, да что там рассказывать!.. — в сердцах буркнула Лили, но всё же принялась говорить. Потому что поделиться, а заодно и пожаловаться весьма хотелось.

* * *

Железная леди Гриффиндора приняла её на удивление радушно и по-домашнему. Чаевничать, в отличие от Дамблдора, не звала, зато предложила на выбор морс, лимонад и рюмочку шерри из собственных запасов. От шерри Лили отказалась, так как предполагала долгий сеанс трансляции в подкрепление своих слов — а для облегчения этого процесса требовалась максимально трезвая голова. Взяла морс и приготовилась к длительному и не факт, что плодотворному убеждению вечно, как ей казалось, скептически ко всему настроенной деканши.

Вышло же всё совсем иначе. Поначалу. То ли время для визита и верно оказалось подобрано удачно и размякшая профессорша, задрапированная в теплый клетчатый халат, готова была внимать диковато звучащим речам куда благосклоннее, чем ожидалось. То ли суровая леди была столь суровой только с виду и напоказ, а наедине не стала скрывать своего расположения к бывшей блестящей ученице. То ли, что вероятнее — эту мысль подкинул в последующее обсуждение Сев — правая рука главы Ордена испытывала к Лили признательность за избавление этого самого Ордена от предателя, чем и объяснялась её необычайная мягкость.

Слушала Макгонагалл очень внимательно, позволив себе перебить расказчицу лишь единожды — и то не словом, а восхищенно-испуганным восклицанием, когда повествование дошло до первого целевого использования Адского пламени. Как и все потомственные гриффиндорцы, Минерва сторонилась любого соприкосновения с какой бы то ни было темной магией буквально на генетическом уровне, но не отдать должное безумным храбрецам, решившимся использовать такое опасное средство и, более того, преуспевшим в этом — также, как истинная гриффиндорка, не могла. Впрочем, она тут же пригасила свою эмоциональную вспышку, прикрыв рот ладонью, а единожды прорвавшуюся внутреннюю суть — вновь воцарившейся на боевом посту ипостасью чопорной невозмутимой леди.

Невозмутимости хватило ненадолго. По мере того, как Лили забиралась в своем рассказе всё дальше, коллекция сдержанных, а потом и не очень, вздохов и ахов деканши становилась всё обширнее. Видно было, что сама идея хоркруксов как камер хранения для преступным и противоестественным образом обессмерченной души была ей глубоко противна и омерзительна, а информация об их количестве и некоторых сопутствующих свойствах повергла отнюдь не такую равнодушную, как ей хотелось бы казаться, женщину в шок и праведное возмущение. Лили не ожидала, что удастся так просто довести деканшу до нужной кондиции — даже трансляций не понадобилось, хватило слов, пусть и в столь живой и выразительной, «фирменной» лилиной манере.

Вопросы последовали только после того, как история охоты на хоркруксы подошла к концу. В отличие от Сева, забаррикадировавшего в сознании её причастность к этому предприятию, Лили из их сотрудничества тайны делать не стала да и вообще как-то само собой рассказала довольно много — скорее всего, потому, что чувствовала безотчетное доверие к сухой, но прямодушной профессорше. Барометр неизменно показывал «ясно», не обещая камней за пазухой и фиг в карманах, и Лили для достоверности старалась быть настолько открытой, насколько могла. Естественно, некоторые каверны в её повествовании неизбежно оставались и слушательница не могла не заметить их, но её вопросы по окончании лилиного монолога касались совсем не этого.

— И… что вы от меня хотите, мисс Эванс? — не с вызовом, а как-то словно бы даже растерянно спросила Макгонагалл, нервно расправляя на острых коленях клетчатые халатные складки.

— Чтобы вы, как участница Ордена феникса — как одна из ключевых его участников! — намеренно подчеркнула негласный статус деканши Лили, — помогли нам избавиться от Волдеморта, пока он наиболее уязвим. Нам и всей Британии, конечно, — поспешно добавила она.

— Избавиться — каким образом? — быстро уточнила та, метнув пронзительный взгляд из-под строгой простой оправы. — Вы подразумеваете под этим некие эммм… радикальные меры?

— Это надежнее всего, — развела руками девушка, озвучивая вовне аргументы в не раз происходившем у неё внутри споре. Как будто на месте Макгонагалл сидела сейчас она, а вместо неё был неумолимо логичный и беспристрастный Северус. — Из любой тюрьмы можно выйти или сбежать, к тому же, охраняющие Азкабан дементоры — сами порождения Тьмы, и кто знает, не найдут ли они с узником, подобным Волдеморту, общий язык? После того, что он сделал со своей душой, он куда ближе к этим созданиям, чем к людям — и уж во всяком случае, взаимодействие с ними не повлияло бы на него так обессиливающе, как на прочих, потому что для этого, опять-таки, необходима душа. Чтобы мучиться страхом, болью и раскаянием, навеваемыми близостью дементоров, нужно быть элементарно способным на них, чтобы сойти с ума, нужно изначально в нем пребывать. Даже если бы удалось каким-то чудом, не положив при этом весь аврорат поголовно, захватить Волдеморта живым и упечь в заточение, как можно быть уверенными, что он не сколотит в этих стенах себе новую армию — в десять раз опаснее предыдущей? Устранить его — одного и сейчас — было бы гораздо меньшим злом, вы не согласны?

— Ах… концепция меньшего зла… — вздохнула Макгонагалл, призывая таки бутылку шерри из услужливо распахнувшегося бара и, снова предложив снова отказавшейся Лили, накапала себе рюмку размером с наперсток. — Это очень опасный путь, вы знаете, мисс Эванс? Альбус не раз говорил, что именно с подобных мыслей зачастую начинаются большие беды…

При упоминании Альбуса — ещё и с таким явственным пиететом — Лили мысленно покривилась: уж кому бы помалкивать про градации зла и добра, как не ему, разменивавшему соратников как пешки, что в том мире, что в этом! Воспоминание о «том мире» навело девушку на новые аргументы. Львиная деканша не мыслит своей жизни без школы и без учеников, так не может же она не прислушаться!..

— Неужели настолько бОльшие, чем разрушенный Хогвартс? — прицельно ударила в яблочко мишени рейвенкловка, чувствуя себя сейчас отъявленной слизеринкой. Но что поделаешь — a la guerre comme a la guerre.

— Что вы имеете в виду? — тонкие профессорские брови взлетели ввысь в изумленном возмущении. — Том никогда не решится на такой шаг! Хогвартс всегда был для него единственным домом, я вряд ли ошибусь, сказав, что он любил его — так, как он вообще способен что-либо любить. К тому же, его крестовый поход направлен против волшебников из семей маглов, а они, уж простите великодушно, мисс Эванс, никогда не были большинством в магической среде. Подняв руку на школу, он подвергнет риску не только их, но и куда большее количество чистокровных учеников, а этого ему не простят даже самые оголтелые его сообщники! Не говоря уж о том, что Хогвартс прекрасно защищен — нет более неприступного места во всей Магбритании, чем он!

— Так же, помнится, говорили и про Гринготтс, — еле слышно пробормотала себе под нос Лили — не для деканских ушей, а исключительно в попытке канализировать собственное раздражение.

— Что, простите? — ожидаемо не расслышала профессорша.

— Посмотрите мне в глаза, Минерва, — уже во всеуслышание попросила Лили, через силу прибегая к принятому в Ордене обыкновению обращаться друг к другу по именам, невзирая на чины и годы, так ею и не усвоенному. Обычно подобная фамильярность оставалась в рамках фениксовских собраний и не выходила за их пределы, но тут Лили намеренно сократила разделяющее её с Макгонагалл расстояние, подчеркивая важность и, если угодно, некоторую интимность просьбы, переводя разговор в более свойскую плоскость «как заговорщик с заговорщиком» и, что греха таить, рассчитывая, что картинки окажутся более убедительным аргументом, чем слова. Вот и трезвенничество пригодилось, как чуяла! — не там и не тогда, где ожидала, а всё-таки. — Я вам кое-что покажу.

Наверное, столь превозносимый профессоршей Альбус никогда не афишировал перед ней своих способностей, устраивая подобные демонстрации. Судя по его отношениям со сновиденным Гарри, он использовал Омут памяти, желая поделиться с кем-то частицами важных воспоминаний. Скорее всего, и с верными орденцами осторожный директор не видел резона поступать иначе.

Потому что, когда транслируемые Лили образы ворвались в удивленно распахнутые глаза и следом — в такое же раскрытое сознание, Железная леди пошатнулась от неожиданности и чуть было не зажмурилась, тем самым прерывая контакт. Но, к чести деканши, уже в следующий момент, совладав с собой и разглядев то, что ей показывали, она уже сама изо всех сил вперилась глазами в лилины, цепко держа её взгляд и не намереваясь отпускать его, пока не увидит всё до конца.

Стены Большого зала змеились трещинами. Они же, подобно застывшим в камне молниям, испещряли волшебный некогда потолок, на котором больше не было видно ни звезд, ни облаков. Только черные молнии, вгрызшиеся в тысячелетние плиты. Среди крошева обрушившихся колонн, сдвинутые к стенам, стояли столы — и на их поверхности, вместо кувшинов с тыквенным соком и рыбных пирогов, были лишь щебень и пыль, царапины и выбоины. Весь центр зала устилали плащи и простыни, а на них — рядами, один за одним, вытянувшиеся, будто марионетки с обрезанными верёвочками, неестественно застывшие — тела. Молодые мальчики и девочки, почти дети, и взрослые, припорошенные сединой волшебники — десятки и десятки тел… Возле некоторых кто-то тихо плакал, кто-то держал безвольные руки, кто-то обнимал окровавленные, неузнаваемо обезображенные головы. Рыжая женщина, поддерживаемая за плечи лысеющим рыжим мужчиной со скорбным бледным лицом, выла над одним из тел раненой волчицей.

Лили никогда не была знакома с Фредом и Джорджем, кроме как во снах, и далеко не всегда разделяла их восторги собой и собственными проделками, но сейчас, глядя на безжизненно вытянувшееся рыжеголовое тело, бывшее раньше — там и тогда — её ровесником, она словно делила с этой полубезумной от горечи потери женщиной ее боль.

В первый раз она старалась не вглядываться в лица лежащих, опасаясь нечаянно узнать в них кого-то из близких.

Во второй — пробегала эту сцену галопом, зная, что многие из знакомых ей по той и по этой жизни найдутся в тех рядах на полу.

Потом — никогда не пересматривала, чтобы не встретить там больше мертвого Рема и эту смешную девочку, феечку-метаморфа, его тамошнюю избранницу, Нимфадору, чтобы не взвыть от их вида раненой волчицей, как Молли Уизли.

Сейчас — она намеренно проходилась по ним по всем взглядом, и, ведомая этой ариадновой нитью, Минерва проходилась тоже.

Должно быть, ей тоже было кого узнавать, а может, просто вид юных смертно-бескровных студенческих лиц, на которых специально дольше других задерживала их общее внимание менталистка, вызывал оторопь, потому что её сухонькая ладошка, раз прижавшись к губам, так и не отлепилась больше. Она так и заговорила после — сквозь пальцы, когда видение померкло и отступило, вернув их в обыденную действительность мирной вечерней комнаты с камином, креслами и шерри.

— Что… Что это было, Лили?..

Суровая деканша никогда раньше не позволяла себе пренебрегать приличиями вне орденских дел. Да и внутри них делала исключения только для самых давних и близких товарищей вроде того же Альбуса. Студентам, пусть даже и бывшим, тем паче — не с её факультета, подобная вольность в обращении никогда не перепадала. До этого дня.

— Это было самое неприступное место во всей Магбритании, — тихо, но твердо ответила Лили, выдерживая её взгляд — уже без всякой ментальной связи, просто глаза в глаза. — Не здесь и ещё не сейчас, но когда именно это может случиться — в точности я не знаю. Мой пророческий дар молчит об этом, хотя подробно рассказывает о многом другом.

— Так вы прорицательница, Лили? — сложила доступные ей два и два Макгонагалл. — Это было ваше пророчество, верно? Никогда не сталкивалась с ними и не думала, что они выглядят… так…

— Они могут выглядеть по-разному, — не стала напрямую обманывать девушка, но и не воспользоваться подброшенным ей удобным объяснением вместо признания в своих подпольных менталистских фокусах было бы глупо. — В моем случае — именно так. У меня бывают видения возможного будущего, и это будущее мне совершенно не нравится, поэтому я и делаю всё, что могу, чтобы оно не сбылось.

— И именно ваши видения помогли вам найти хоркруксы? — уверенная в правильности своей догадки, уточнила деканша.

— Да, в этом мне повезло. А теперь я прошу вас поспособствовать, чтобы все наши усилия не пропали даром.

— Что вы хотите, чтобы я сделала? — по спирали вернулась к началу разговора Макгонагалл. Она выглядела уставшей и подавленной, её голос звучал непривычно тихо и как-то удивительно по-человечески. — Убила бы Волдеморта? Я не способна одолеть его один на один. Смею надеяться, я не из последних волшебников в стране, особенно в области трансфигурации, но такое мне не по силам. И даже будь это не так, я всё равно не стала бы этого делать — не через голову Альбуса. Почему бы вам не поговорить с ним?

— С ним сейчас говорит Северус, — ответила Лили, уже понимая, что переговоры зашли в тупик: если уж виды Хогвартса в руинах не сподвигли профессоршу отступиться от своего верноподданничества и добровольно принятых вечных вторых ролей, то ничего более впечатляющего в лилином арсенале нет. — И у меня создалось ощущение, что он откажет.

— Скорее всего, — со вздохом подтвердила Минерва. — Поймите правильно, Лили, то, о чем говорит директор — не пустой звук. И бороться против насилия насилием — только множить количество насилия в мире. Альбус прожил долгую жизнь и знает о магии больше нас всех вместе взятых, он победил Гриндевальда в сорок пятом — и если бы можно было решить и эту проблему простым поединком, то он непременно бы так и поступил. Раз он считает, что всё, что мы можем — это действовать в рамках Ордена, значит, так оно и есть.

— А что насчет перспективы подобного будущего? Как предполагается решать эту «проблему»? — рискнула надавить посильнее Лили.

— Это, конечно, абсолютно ужасно, — передернула плечами Макгонагалл. — Абсолютный, совершеннейший, невероятный кошмар! Но… Не может ли статься так, что это и есть всего лишь кошмар, Лили? Ваши видения… Прорицания, вы только не обижайтесь, никогда не считались точной наукой, слишком многое в них замешано на человеческом факторе и… невоспроизводимо при экспериментальной проверке. Основываться только лишь на единичных пророчествах…

— Эти неединичные пророчества помогли нам добыть пять хоркруксов! — воззвала к памяти собеседницы девушка. Теперь она почти жалела, что не рассказала Маккошке всё, как есть, но начинать сызнова было поздно.

— Я нисколько не умаляю ваших способностей, — продолжала, будто спасая рассудок, всячески открещиваться от недавно увиденного профессорша, — Но безоговорочно доверять такому ненадежному инструменту я бы поостереглась. Никто так до сих пор и не знает, как работает пророческий дар и что он собой представляет. Мне попадалось немало работ, объясняющих их эффективность самосбываемостью. Это, знаете, когда…

— Мне известна концепция самосбывающихся пророчеств, но в данном случае всё как раз с точностью до наоборот! — встала на защиту своего «детища» Лили, прекрасно знакомая с одним характерным примером вышеназванного как раз из своих вещих снов.

— Как можете вы быть в этом уверенной? Пророчества обретают силу, тем большую, чем больше людей в них верят и, неосознанно, создают благодатную почву для их свершения, — вещала Макгонагалл, как на уроке. Её нынешнее вдохновение показалось Лили чем-то сродни песчаному холмику, куда перепуганный страус упрятывает голову, лишь бы не иметь дела лицом к лицу с подступившей опасностью. — Если вам всего лишь привиделся кошмар, а вы воспримете его так серьезно, да ещё и убедите в его неотвратимости окружающих, не станет ли это первым шагом к его исполнению? Ведь, кроме него самого, ничто не указывает и близко на то, что подобный ужас способен на самом деле произойти! А может статься и так, — уцепилась она за другую, не менее спасительную мысль, — что это видение вообще не имеет отношения к нашей с вами реальности, что оно про совсем иных волшебников и совсем иную школу, в каком-нибудь ином, параллельном мире — а, как вам известно, параллельные прямые имеют свойство не пересекаться!

Тут она на удивление попала в точку, и Лили замешкалась с ответом, стараясь составить его так, чтобы, не заходя за намеченные Севом флажки и не сказав лишнего, тем не менее донести важное и необходимое. Если в этом ещё имелся какой-нибудь смысл.

Макгонагалл же продолжала, взяв на вооружение свой самый проникновенный, убедительный и дружелюбный тон, на который была способна:

— Прошу вас, поймите и… поверьте, Лили! Я надеюсь на ваше благоразумие. Не суйте голову дракону в пасть и не уговаривайте на это других. Вы молоды, талантливы и, как я понимаю, влюблены. Живите свою жизнь, не берите на себя слишком многое и не пятнайте свою душу непоправимым — пусть и из самых благих намерений. Вы уже очень многое совершили для победы над злом — так позвольте же другим довести это до конца.

— Я для того сегодня и пришла к вам, — начиная терять терпение, чуть резче, чем собиралась, ответила Лили.

Гриффиндорство как диагноз со слепой верой в непогрешимость вождя — будь то Годрик в сияющих доспехах или Альбус в ореоле бороды, простительно было Поттеру (что одному, что второму) в запале юношеского максимализма, но слушать почти в точности такие же речи от немолодой деканши у неё не было сил. — В надежде на то, что эти «другие» найдутся. Но, видимо, я ошиблась.

— Я поговорю с Альбусом. Сама, ещё раз, в пятницу. Это всё, что я могу обещать, — поджала губы Макгонагалл, становясь похожей на себя привычную. Она встала и, оправив клетчатый подол, двинулась к двери, давая понять, что аудиенция окончена.

— Вот, как-то так, — перевела дыхание Лили, закончив отчет. — Не сильно обнадеживающе, верно?

— Уж всяко получше, чем у меня, — улыбнулся ей Сев и мизинцем стер клочок белой плотной пены над лилиной губой. — Она хотя бы не так полоскала тебе мозги и оставила хоть какой-то шанс.

— Который превратится в тыкву в пятницу, потому что ведь не думаем же мы, что Дамблдор позволит себя уговорить? Примет к сведению, кивнет и поблагодарит за информацию. Это если она вообще возьмется как-то усиленно его уговаривать.

— Так или иначе, а до пятницы нам и без того есть, чем заняться. У нас два неслушанных альбома: Элиса Купера и Jethro Tull, и ещё вышел фильм…

Лили вздохнула в кружку, отчего пышная пена над почти нетронутым напитком полезла на стенки, и заставила себя улыбнуться. Конечно, музыка, кино… А потом…

А потом наступит пятница, и они снова останутся с этой, по выражению Маккошки, «проблемой» один на один. И тут, чуяла Лили нутром, проблемы только начнутся.