Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Воспоминания о том вечере Снейп, если б мог, закатал бы в стазис, чтоб не трепать почем зря, и положил на полочку до поры — когда понадобится вызывать патронуса. Потому что это было самое настоящее рождественское чудо, хоть он и не верил в «иудейскую мифологию», как отзывалась об официальной религии мама, и всё, с ней связанное. Бога нет, а чудо есть, как-то так вышло. К тому же, вынужден был признать Северус, перебирая на следующий день мгновения вчерашнего вечера, как золотые чётки, многих традиций он попросту не знал (и сильно подозревал, что их источником является семья Эвансов лично), а о половине имел весьма отдаленное и искажённое представление. Начитанная Лили бы, узнав о его теперешних размышлениях, добавила б, что Севовы нелюбовь и презрение к Рождеству имели ту же природу, что и критика винограда одной рыжей особой в лафонтеновской басне, но Лили была дома и в голове его не копалась, Снейпово же знакомство с магловской литературой не простиралось ещё так далеко.

Для начала оказалось, что смотреть через витрины на разукрашенные в пух и прах ёлки — совсем не то, что увидеть и даже потрогать в живую. Витринные ёлки казались глупыми и чересчур блестящими, легко укладываясь в мамино понятие «магловские финтифлюшки». Двухметровая пышная ель в гостиной Эвансов пахла лесом, сказкой и волей, походила на гнездовье огневиц многочисленными мерцающими огоньками и совершенно не походила на финтифлюшку. А уж когда оказалось, что процесс украшения ещё не завершен, и нужно брать из большой коробки с ватой переливающиеся разноцветные шары и фигурки, такие тонкие, что, кажется, сейчас раскрошатся под пальцами, и передавать их, осторожно, как величайшую магическую реликвию, мистеру Эвансу — он развешивал на верхних ветвях — или Лили — она трудилась над нижними, и в какой-то момент Лили спросила «Хочешь повесить?», кивнув на огромный фиолетовый шар с зимним пейзажем в его руках, — у Северуса создалось впечатление, что он — они все — участвует в некоем мощнейшем магическом ритуале, результатом которого будет вечное всеобщее счастье, не меньше.

Потом мистера Эванса позвала жена, взывая к его помощи на кухне, где они с Петуньей буквально жили с самого утра, и он, оставив коробку с ёлочной верхушкой, умчался на зов. А Лили открыла её и показала Северусу ангела. Про ангелов он знал, что это таки крылатые толстые дети и иногда крылатые непонятного пола взрослые, с благостными до тошноты лицами и белоснежными до неприличия одёжками, которых магловский бог использует как почтовых сов, домовых эльфов и следящие заклятия. Никакого пиетета они, мягко говоря, у него не вызывали. Пока он не взглянул внутрь коробки.

Покоившаяся на атласной ткани вещица была совсем непохожа на прочие игрушки, что они развешивали. Это была фигурка девочки в шубке, с задумчивым и очень живым лицом, сидящая на снежном холмике, с обратной стороны которого имелось отверстие для верхней вертикальной ветки. Девочка показалась ему невероятно похожей на Лили — несмотря на то, что волосы у неё были куда светлее, а лицо выглядело значительно более детским и округлым, именно таким взглядом, сияющим и исполненным непередаваемой, незаслуженной, по его мнению, нежности, с затаившимися смешинками на дне, Лили порой смотрела на своего друга. Сев замер над коробкой, не смея прикоснуться к этому сокровищу. Лили же, расценив его восторг по-своему, шепотом сказала:

— Красивый, правда? Это бабушкин ещё, старинный, из костяного фарфора. Мама говорит, такой бы сейчас кучу денег стоил!.. — и, видя, что Северус не отвечает, завороженно уставившись на ангела, продолжила, затеплив в глазах те самые лукавые искорки и, сама того не зная, ещё больше усилив сходство с бабушкиным наследством, — Давай закончим без папы?

— То есть, сами её наденем?! — взгляд Снейпа метнулся от коробки на двухметровую высоту.

— Её? — удивилась Лили.*

— Её, — уверенно подтвердил Северус. И, предотвращая дальнейшие вопросы, добавил, — Высоко же! И стул не поможет — вон ёлка какая пышная, не дотянемся.

— А мы подлетим, — заговорщицки улыбнулась девочка и подала пример, запустив руки в коробку.

Снейпу ничего не оставалось, как, кинув настороженный взгляд за окно и в сторону кухни, обхватить ладонями, как бы страхуя, ладони Лили, державшие фигурку, и вместе с нею плавно подняться почти к самому потолку. Так они и посадили крылатую девочку на верхушку — в четыре руки, паря по сторонам ёлки, сами как рождественские ангелы.

Праздничный ужин был, как всегда, на высоте. Северус чуть не проглотил язык, но всё же нашел в себе силы периодически на минутку переставать жевать и хвалить все новые блюда, с которых снимал пробу, а так же благодарить умелых хозяек. Да-да, и Петунью тоже! Когда Лили, садясь за стол, шепотом попросила его постараться не ссориться сегодня с Петуньей, он посмотрел на подругу укоризненно и пробурчал, что она о нём плохо думает и он как-нибудь догадался бы и сам. Тем более, что желание начинать ругаться первым и даже отвечать на нападки сильно приугасло после того, как Лили, стесняясь и осторожничая, призналась ему, что не кто иной как Петунья много часов возилась с бестолковой в этом плане младшей, обучая, а в особо сложных случаях и помогая той в изготовлении вязаного комплекта. Снейп так и не решил, стоит ли поблагодарить её за это, или лучше сделать вид, что он по-прежнему не в курсе, но вести себя стал гораздо сдержаннее, и в целом к рождественскому застолью их отношения с Петуньей стали походить на вежливый военный нейтралитет.

К слову, и Петунья теперь находила куда меньше причин раздражаться на сестриного приятеля. Магия, этот камень преткновения, конечно, никуда не делся, но при ней он не выпендривался, вел себя, почти как нормальный человек, да и выглядеть стал её с Лили стараниями куда как приличнее. Даже, кажется, с мытой головой ходит, по крайней мере, сегодня. Так что за праздничным столом царила практически идиллия.

Когда дело дошло до подарков, началось вообще что-то невообразимое. Северус знал, что подарки должны располагаться под ёлкой или — кто поймёт фантазию этих маглов?! — в вязаных носках.

Но теперь обе дочки Эвансов бродили по дому в поисках записок, запрятанных в самые неожиданные места, каждая из которых вела либо к подарку, либо к следующей записке. Северусу, составлявшему компанию Лили, та объяснила, что это папа так развлекается — каждый год придумывает целое приключение и почти никогда не повторяется.

Мальчик в упор не понимал, зачем такие сложности, пока они с Лили не нашли первый подарок: подвешенный к люстре в её собственной комнате, таинственный свёрток слегка покачивался на блестящей веревочке. Лили умилённо улыбнулась:

— Папа помнит, что я люблю летать!.. И, кстати, в отличие от мамы, ему это нравится!

Она подлетела к свёртку и отцепила его. Видимо, мистер Эванс тайком возился с подарками прямо перед ужином, потому что под яркой бумагой обнаружились целых две книги: красивый золоченый том со странными буквами на обложке, подписанный «Лили» и «Занимательная физика», подписанная… нет, правда?!.. Сев потянул за вложенный под обложку листок, чтобы убедиться, что глаза ему не врут. На листке чётким угловатым почерком было выведено: «Северусу».

— Я же говорила, что у папы прекрасная память! Ещё осенью я рассказывала ему, что ты увлёкся опытами из моих учебников, и вот… Люблю папочку!

Северус же стоял, прижимая к себе книжку одной рукой, держа теплую лапку Лили другой, и был отчаянно, до краев счастлив.

Он был счастлив и тогда, когда ел шоколадный пудинг, хрустел имбирным печеньем и пил ароматный, на травах, чай, переглядываясь с Лили поверх чашек. Он был счастлив, когда миссис Эванс села к фортепиано и всё семейство весело распевало совершенно незнакомые ему, но такие душевные песни. Он был счастлив, когда, хором посчитав двенадцать ударов маятника, все высыпали во двор, на хрусткий голубой снег, под морозное звездное небо, и мистер Эванс зажег римскую свечу, а Лили всучила другу хлопушку и оглушительно взорвала её у него в руках, усыпав его куртку, новую шапку и ещё два метра вокруг смешными цветными кругляшками. Он был безостановочно, безоговорочно счастлив весь этот долгий-долгий, практически нескончаемый вечер, во что, расскажи ему кто полгода назад, ни в жизнь не поверил бы.

А потом пришла пора идти домой.

Примечания:

*Тут я постаралась обыграть английское «it», переводимое обычно как средний род. В общем, говоря «красивый», Лили употребляет именно это «it», что глупо звучало бы как <s>кросивое</s> «красивое», поэтому я заменила на мужской. А Снейп употребляет по отношению к статуэтке местоимение she, как к одушевленной, поэтому Лили так и удивилась.