Гарри Поттер и старуха-процентщица (гет)

Рон и Гермиона прогулялись немного пешком по ночному Лондону, держась за руки, как когда-то в "стародревние" школьные времена, а потом аппарировали недалеко от родительского дома Грейнджер. Стоя на пороге, они обнялись, и Герми поцеловала Рона в щёку дружеским лёгким поцелуем на прощание. Уизли дождался, когда его подруга (и первая школьная любовь по совместительству) скроется за парадными дверями, постоял немного, чтобы убедиться, что всё хорошо, и только после этого удалился прочь — надо было возвращаться к своей семье.

Артур Уизли оставался в больнице, а всех прочих членов рыжего семейства разогнали домой, чтобы не мешались и не наводили суету. Рон появился в дверях родительского дома, и, даже не сняв верхнюю одежду, первым делом спросил, всё ли хорошо с отцом. Только тогда, когда Рональд услышал от матери, что опасность миновала, и Артур находится в стабильном состоянии, и его жизни ничего не угрожает, юноша разделся и устало опустился на диван в гостиной.

— Как Гарри? — спросила Молли, подойдя к сыну. — Если бы не он, всё могло бы закончится плохо.

— Гарри нормально, — ответил Рон. — Потратил слишком много сил на создание патронуса, но сейчас он в порядке. Кстати, я видел Гермиону, она навещала Гарри, и я потом проводил её до родительского дома, — Рональд помолчал, словно что-то обдумывая, затем продолжил, — она дала денег, сказала, что это на лечение нашего отца, — юноша достал из кармана несколько крупных купюр. — Я поначалу хотел отказаться, как-то стыдно было брать. Но не смог, мама! Понимаешь, я не смог! Нам нужны эти деньги.

— Ты всё правильно сделал, сынок, — сказала Молли, забирая купюры. — Они нам понадобятся на лечение и реабилитацию папы. И обязательно поблагодари Гермиону... Но, откуда у неё лишние деньги?

— Это от Локхарта, — отстранённо ответил Рон. — Она его невеста, а он неплохо зарабатывает.

— Вот как? — удивилась Молли. — Что ж, может, и наша Джинни когда-нибудь найдёт постоянного богатого жениха и ей не придётся больше обслуживать целые залы и банкеты...

* * *

На следующее утро Рон Уизли проснулся со странным чувством. Он долго не мог понять, что это за чувство такое. Обида? Разочарование? Грусть? Тоска? Ревность? "Точно! Это ревность. Ревность и зависть. Я ревную к Локхарту и завидую ему. Гермиона Грейнджер — моя девушка. Она должна была быть моей, у нас с ней всё складывалось замечательно, но волею судьбы моя невеста теперь принадлежит другому. И ладно бы кому! Так ведь Локхарту! Этому самовлюблённому индюку. Этому сумасшедшему! Но он обеспечен, он сможет дать Гермионе всё то, чего никогда не смогу ей дать я. Я должен быть рад за неё, пусть она будет счастлива, хоть и не со мной. Но сможет ли она быть по-настоящему счастлива, живя с человеком по расчёту, а не по любви? Она же не любит Локхарта. Интересно, а меня она любит по-прежнему? Испытывает ли она ко мне такие же чувства, какие до сих пор испытываю к ней я?" — размышлял юноша, лёжа на диване, до тех пор, пока проснувшееся многочисленное семейство не взбудоражило весь дом.

Рональд решил, что ему стоит привести себя в порядок. Они вчера договорились с Гермионой, что встретятся сегодня в полдень у палаты Артура Уизли — Герми хотела навестить его отца. А раз уж он сегодня снова увидит Гермиону, то надо как-то поприличнее, что ли, выглядеть. Поэтому Рон этим утром очень долго намывался, попросил мать сделать ему стрижку помоднее, тщательно выбрился заклинанием и, порывшись в шкафах старших братьев, извлёк на свет наиболее приличный костюм из тех, что там были, относительно новую рубаху и самые нормальные ботинки, которые только можно было найти в этом доме. Даже один из отцовских галстуков пришёлся к месту. "Ну, жених! Не то слово! — сказал Рон вслух, разглядывая себя в зеркале со всех сторон. — Хоть прямо сейчас под венец иди!".

— Рон! — позвала его мать. — Сегодня в больницу сходишь один, я только вечером смогу подойти. Передай врачам вот эти конверты, — она протянула юноше сложенные листы пергамента. — Там на каждом конверте написано, кому они предназначаются. Надеюсь, сообразишь, как найти. Ох, спасибо Гермионе! Как она нас выручила! Как выручила! — Молли тяжело вздохнула и эмоционально всплеснула руками. — А вот это, — она протянула корзину, — это продукты. Там и для врачей, и для твоего отца, и вам с Гермионой угоститься. Я всё предусмотрела, на всех всего хватит, поэтому ешьте, сколько захотите. Не изысканности, не деликатесы, но я сама всё от души приготовила.

— Хорошо, мам, я всё передам, что кому нужно, не волнуйся, — ответил парень.

Через полчаса Рон и Гермиона стояли у больничной палаты, держа вдвоём корзину с продуктами. К больному их пустили ненадолго. По правде говоря, особо здесь было делать нечего: Артур Уизли лежал на кровати без сознания, весь оплетённый какими-то замысловатыми диагностическими и лечебными заклинаниями. Как сказали врачи, мужчина в магической коме, но его жизни уже ничего не угрожает. Немного посидев у постели мистера Уизли-старшего, Рон и Гермиона решили взять корзину с оставшимися продуктами и пойти перекусить во внутренний дворик больницы.

Они сели на скамью, развернули нехитрый ланч и некоторое время молчали. Первой заговорила Гермиона.

— Слушай, а он давно такой нервный, взбудораженный и агрессивный? — спросила Грейнджер.

— Кто? — не понял Рон, откусывая кусок пирога.

— Ну, Гарри, — пояснила девушка. — Он какой-то не такой, как прежде. В школе он был другим: весёлым, задорным, жизнерадостным, дружелюбным. А теперь Гарри какой-то смурной, будто что-то тяготит его, что-то гложет. И выглядит он болезненным и замученным. Словно он страдает, будто на душе у него что-то. Не таким я его надеялась увидеть, хотя и поняла по рассказу Гилдероя, что что-то не так, но не думала, что до такой степени, — девушка смахнула со щеки слезу. — С ним что-то не так. Мы должны выяснить что и помочь ему. Он наш друг.

— Ну, он болел... И проблемы с работой... — начал Рон. — Что ещё с ним может быть не так?

— Да что угодно, Рональд! — развела руками Гермиона. — Неизлечимая болезнь, которую он от нас скрывает, например, онкология. Или тяжёлая депрессия. Или случилось что, может, тайна у него какая, которая поедает его изнутри. Или, не дай Мерлин, наркомания! Я же вижу, что это не просто житейские трудности.

— Нарко-что? — переспросил Уизли, посмотрев на девушку.

— Наркомания. Ну, это такие небезопасные магловские зелья, которые создают обманчивое ощущение радости и спокойствия, а сами очень вредят организму.

— А, понятно... — ответил Рон. — Нет, не думаю, что Гарри что-то такое принимает. Хотя ничего исключать нельзя. Он действительно в последнее время угрюм и мрачен, мнительный какой-то и очень болезненный. Замкнутый стал, скрытный. Если что говорит, то видно, как обдумывает, как бы чего лишнего не сказать. Бывает чушь какую несёт, а другой раз слова не вытянешь. И не стремится ни к чему, апатичный. У меня вот, например, тоже с работами не ахти, но я не лежу дома с умирающим видом, что-то ищу, пытаюсь и нахожу. Где-то подработку, где-то калым какой, за любую работу берусь. А Гарри сам не знает, чего хочет. Мне иногда кажется, что он привык иметь от жизни всё, а теперь, почему-то, судьба перестала быть к нему благосклонной.

— Дааа, — задумалась Гермиона. — Непростые дела. И только одними деньгами тут, к сожалению, не поможешь. Ты следи за ним, Рон. Не оставляй одного. У меня, к сожалению, нет возможности появляться часто... Ладно, Рон, мне пора, а то Гилдерой уже, наверное, волнуется.

— Я провожу тебя, Герми, — сказал Уизли и подал девушке руку.