Быстрый, Мертвый и Хорек (гет)

Гермиона проснулась от того, что кто-то нежно гладил ее по волосам. Резко сев в постели, — кровь застучала у Гермионы в висках — она выхватила свой кольт из-под одеяла и взвела курок.

— Эй, полегче, куколка! — воскликнул Драко Малфой, примирительно поднимая руки. — Я всего лишь принес тебе ужин, — он указал глазами на поднос. — А ты горазда дрыхнуть. Твои дружки уже поели внизу и поехали упражняться в стрельбе на ранчо Мексикашки Хагрито.

Гермиона смотрела на Драко по-прежнему недоверчиво, но все-таки опустила револьвер. Положив его поверх одеяла, она взяла поднос себе на колени и принялась с аппетитом есть.

— Не так уж долго я спала, если учесть, что я пять дней провела в седле, — буркнула она.

Драко, склонив белобрысую голову к плечу, задумчиво наблюдал за тем, как Гермиона уплетает курицу с клецками.

— И ешь ты не как леди, — заметил он — и, сунув руку Гермионе под одеяло, попытался погладить ее бедро.

Гермиона молниеносно вскинула кольт:

— Стреляю я тоже не как леди.

Драко отдернул руку.

— Между прочим, я запросто мог разоружить тебя, пока ты спала, — сказал он с обидой, — и воспользоваться тем, что ты лежишь здесь одна и неодетая.

— Выйди, и я оденусь, — парировала Гермиона, отставляя пустую миску. — Тогда у тебя не будет таких соблазнов — и мне не придется в тебя стрелять.

Драко ухмыльнулся.

— Тебе всё равно придется стрелять в меня, куколка, — возразил он. — По жребию мы с тобой в паре. Так что у тебя есть выбор: или ты сейчас сама меня поцелуешь — и я позволю себе промахнуться, или я пристрелю тебя завтра в поединке.

— Первое предложение ничуть не лучше второго, — фыркнула Гермиона.

Драко вскочил на ноги — похоже, ответ Гермионы вывел его из себя.

— Смотри не пожалей об этом, креолка! — выкрикнул он, мгновенно переменив тон. В бессильной злости опрокинув поднос, Драко выбежал из комнаты и оглушительно хлопнул дверью.

Дождавшись, когда его шаги стихнут, Гермиона встала с постели, привычно-быстро оделась, сунула драгунский кольт в кобуру и спустилась на первый этаж. Как обычно, вечером в салуне было шумно. Муди и Бродяга Блэк выпивали за одним столом. Щеголь Гил играл в покер и бессовестно блефовал. Парнишка Диггори и его старик ужинали всё теми же клецками с курицей. Спускаясь, Гермиона едва не столкнулась с Крамом — тот с неуклюжей учтивостью поддержал ее под локоть, посторонился и молча снял шапку. Флориан Делакур, подсев к Каркарову, многословно рассказывал ему о своем дедушке, знаменитом сердцееде и дуэлянте.

— Мэм! — обратилась Гермиона к барменше, повысив голос, чтобы перекричать гам. — Послушайте, мэм! Как мне найти ранчо Мексикашки Хагрито?

Барменша, суетящаяся с бутылками и стаканами, не услышала (или сделала вид, что не слышит), но компания завсегдатаев салуна у барной стойки охотно растолковала Гермионе, куда ехать. Покинув салун, Гермиона отвязала лошадь и отправилась на ранчо.

— Добрый вечер, мисс, — ядовито сказал ей гробовщик, когда Гермиона поравнялась с его лавкой. — Ваш гроб уже готов — можете полюбоваться работой, — и указал на гроб, выставленный у стены.

— Не на что тут любоваться, мистер, — заявила Гермиона, мельком взглянув на гроб. — Мало того, что строган из сосновой доски, так вы его даже толком не обтесали.

Пришпорив лошадь, Гермиона поехала дальше. Гробовщик, явно оскорбленный столь нелестной оценкой его мастерства, крикнул ей вслед:

— Я и для ваших дружков гробы приготовлю!

Ранчо Мексикашки оказалось совсем маленьким, — просто клочок возделанной земли — но дом был большой, крепко срубленный. Мимо проходила железная дорога; за нею виднелся пустырь и черный остов сгоревшего сарая. Сам Хагрито — толстый, исполинского роста мексиканец с добродушным лицом, заросшим черным вьющимся волосом — бродил по границе ранчо, устанавливая тыквы для стрельбы. Одет он был в грязное коричневое пончо. Завидев Гермиону, Хагрито выпрямился и тяжелыми шагами направился к ней.

— Сеньорита Гермиона! — прогудел он, протягивая ей огромную ладонь. — Я Рубеус Хагрид. Папаша мой был гринго, а вот мама — настоящая мексиканка, поэтому все в округе кличут меня Хагрито.

— Хорошо постреляли? — спросила Гермиона, спустившись с лошади, — вернее, великан-мексиканец легко, как пушинку, снял ее с седла.

— Отлично постреляли! — ответил Рон. — Хочешь тоже поупражняться? Я слышал в салуне, завтра у тебя поединок с белобрысым Хорьком.

— Стреляйте, стреляйте, амигос, не жалко, — сказал Хагрито, улыбаясь глазами, — они у него были черные, ласковые, блестящие, как жуки. — Тыква у меня в этом году отлично уродилась, а всё равно коровам на корм пойдет: сеньор Риддл не дает цену — так может, хоть скотине польза будет. Что-то у коровок моих куда меньше молока стало, как сеньор Риддл пустил по соседней земле эту проклятую железную дорогу, — Хагрито махнул лапищей в сторону железнодорожных путей. — Всё из-за чертовых поездов. Во всем виноваты поезда. Поезда во всем виноваты. Надоели! — Хагрито сплюнул жевательным табаком. — Сосед мой до последнего не соглашался продавать свое ранчо железнодорожной компании. Хотел сынишку на этой земле вырастить. Хороший был фермер, — Хагрито сокрушенно вздохнул. — По молодости, говорят, покуролесил, были за ним и грешки какие-то — вот и гробовщик наш, метис, шибко его не жаловал. Но сосед как женился — остепенился. Хорошую сеньориту взял, работящую. Сына родили… Понятно, никуда со своей земли он трогаться не хотел. А сеньор Риддл к нему зачастил — уговаривал, значит, землю продать. Сначала уговаривал, а потом уже и угрозами попробовал подступиться. Да только сосед мой тоже упрямый был. Это его и сгубило. Однажды ночью просыпаюсь, гляжу — а соседская ферма вся полыхает. Я на мула верхом — и туда, прямиком через поле. Накинул пончо на голову, водой облился — и в огонь. Сосед с простреленной головой уже мертвый лежит, рядом сеньора его с раной в спине, тоже не шевелится. Я уже задыхаться начал, собрался ползти к выходу, как вдруг слышу писк тоненький. Мать, оказывается, младенца собою прикрыла, во как. Ну, я младенца подхватил. До двери уж не добраться было: балки горящие падали. Я ногой кое-как раму выбил и из окна вывалился. Я тогда, конечно, похудее немного был, — Хагрито, рассмеявшись, похлопал себя по пузу. — Лежу, борода дымится, рядом младенец в траве — но ничего, пищит, живой значит. А дом тот дотла сгорел, никто на помощь не пришел. Шерифу, Малфою этому, и дела нет — оно и понятно, сам первый Риддлов прихвостень и к деньгам липнет, как холера к негритосу. Свалил всю вину на закадычного дружка соседа моего, Бродягу Блэка. Тому пришлось пуститься в бега — как говорится, уйти туда, где ухала сова. А я как оклемался, мальца в пончо завернул и увез подальше от этих мест, к родственникам его матери на ферму: боялся, что тут его найдут. Сдается мне, сеньор Риддл мальчонку бы того прибил, если бы узнал, что он жив — потому как если он в отца пошел, то вырастет — и тогда сеньору Риддлу не поздоровится. Тем более, болтали, что сосед мой, Джеймс Поттер, в молодости знатным был ганфайтером, а этот талант по наследству передается, — заключил Хагрито.

Гарри, ошеломленный, застыл, так и не выстрелив в тыкву. Соломинка выпала у него изо рта. Рон переводил изумленный взгляд с Мексикашки на друга.

Гермиона первой обрела дар речи.

— Джеймс Поттер? — переспросила она. — А как звали мальчика?

— Да уже и не вспомню, каким именем его крестили, — ответил Хагрито, выкатывая новую тыкву. — Много лет с тех пор прошло. А жену соседскую Лили звали, красивая была сеньора: глаза зеленые, как крыжовник, волосы рыжие, как огонь. И добрая очень была. Хорошая сеньора. Так мальца своего любила, с рук его не спускала… Да что с тобой, амиго? — он вгляделся в лицо Гарри. — У тебя, случаем, не малярия? Вон как побледнел весь.

— Хагрито, — сказала Гермиона. — Посмотрите на Гарри как следует — он вам никого не напоминает?

После минутного молчания Хагрито охнул и хлопнул себя по толстым ляжкам.

— Мадре де Диос! — выдохнул он. — Да это же Джеймс Поттер — одно лицо! Вот такой он и приехал в город, разве что только постарше был да чуток покрупнее. А глаза-то не отцовы — зеленые, как у матери! Вишь ты, как бывает. Как же я сразу не признал? Вот тыквенная моя голова! — Хагрито в растерянности поскреб под спутанной бородой. —Так зачем же ты приехал, амиго? — спросил он у Гарри. — Ранчо отцовского уже нет — сеньор Риддл землю присвоил и железнодорожной компании продал. От дома одни головешки… А родителей твоих я похоронил как положено, метис мне помогал. Джеймса он, конечно, не жаловал, а вот к Лили очень был расположен… Джеймс даже как-то грозился за это повесить его повыше, — Хагрито расхохотался утробным смехом.

Гермиона перебила его:

— Гарри вправе вчинить железнодорожной компании виндикационный иск и потребовать назад ранчо своих родителей.

— У меня есть идея получше, — произнес Гарри. — Я вчиню иск мистеру Риддлу — своим револьвером, — и выстрелил в тыкву, разнеся ее на куски.

Хагрито покачал большой головой.

— Это слишком опасно даже для тебя, — сказал он. — Ты здорово стреляешь, амиго, — как настоящий ганфайтер. Видать, в Джеймса пошел. Я еще не встречал людей, которые стреляли бы так же. Справедливость на твоей стороне — но в этом городе нет места справедливости. Литтл-Хэнглтоном правят воры и убийцы. Здесь царит закон револьвера. Ты не знаешь сеньора Риддла — а я его знаю. И я скажу тебе: он сам дьявол. На него объявлен розыск в дюжине штатов, из наград за его поимку можно сколотить состояние. Когда-то он убил Герта Гриндельвальда, ганфайтера из Нурменвуда, только ради того, чтобы забрать себе его револьвер. Специально выследил и уложил выстрелом в спину, — Хагрито положил руку на плечо Гарри и заглянул ему в глаза. — Нет, амиго, — сказал он. — Даже и не думай тягаться с ним. Пойдешь против Риддла — собственными руками выкопаешь себе могилу.