Подменыш (джен)

До конца лета оставалась всего неделя, когда Молли Уизли, наконец, замечает татуировку дочери.

Джинни только начала чувствовать, что, возможно, выйдет сухой из воды. В начале каникул она отправилась в деревню Оттери-Сент-Кэтчпол с украденной у папы горстью маггловских монет и купила в магазинчике на углу странное вещество под названием «тональный крем», который немного напоминал густое зелье.

Видимо, она стала слишком самоуверенной, посчитав себя в безопасности, благодаря слою липкой субстанции телесного цвета и длинным рукавам. Однако вскоре пришла жара, и вот однажды, сидя за кухонным столом, она потянулась за маслом, и на блестящей от пота коже, мелькнувшей из-под поднявшегося рукава, проступили зеленые линии.

Любое движения за столом тут же прекратилось, а мама чуть ли не вскрикивает:

— Джиневра Уизли! Это что такое?

Фред и Джордж первыми вскакивают на ноги, посылая ей благоговейные взгляды через плечо, будто она совершила величайшую проделку в жизни. Перси цокает языком в угрюмом неодобрении и уходит к себе наверх, бормоча что-то лицемерное об отчете о толщине котлов. Только Рон недолго колеблется, как будто их недавно заключенное перемирие требует этого, но никакая братская солидарность не способна противостоять гневу Молли Уизли.

Он бросает на нее извиняющийся взгляд и выбегает в сад вслед за близнецами.

Джинни не видит смысла что-либо отрицать в этот момент, поднимает подбородок и позволяет рукаву опуститься еще ниже, обнажая зеленую змейку.

— Это татуировка, — говорит она спокойно (или, скорее, раздраженно, слова вылетают изо рта и словно говорят, что только идиот не знает таких элементарных вещей).

Глаза папы сужаются от ее тона, но до того как он успевает вставить хоть слово, мама вскакивает с места и обрушивает на нее шквал возмущенных претензий. Они сыпятся одна за другой: от обвинений в неженственности и долгосрочных последствий до безответственности и того, что она совсем сошла с ума.

Джинни пропускает эту тираду через себя, рассеянно думая о том, что вопиллеры — ничто по сравнению с мамой. В ушах звенит от ее крика, но она благодарит судьбу, что ни Гермиона, ни Гарри пока не приехали в «Нору». Меньше всего ей нужны зрители.

Но все становится по-настоящему невыносимым, когда она совершает ошибку и бросает взгляд на папу. Он смотрит на нее с побледневшим лицом, как на незнакомку, будто она разочаровала его каким-то фундаментальным образом, но сама не понимает чем.

Джинни теряется, а бравада в миг улетучивается. Она моргает, пытаясь сдержать внезапный укол слез, и нервно дергает за край рукава. Слова уже вертятся на языке: «Это был не мой выбор, ты не понимаешь».

Джинни отводит взгляд. Они не собирается обвинять кого-то другого. Нет. Не тогда, когда вина целиком лежит на ней самой.

— Ты останешься дома и не поедешь на Чемпионат! — кричит мама.

У Джинни открывается рот от возмущения, и былая растерянность тут же исчезает.

— Мама!

И только папина рука на плече удерживает её от того, чтобы тоже перейти на крик. Они не могут не отпустить ее на Чемпионат мира. Не могут!

— Джинни, — говорит папа тихим и бесконечно спокойным голосом перед лицом звенящего маминого гнева. — Пожалуйста, выйди на улицу, пока мы с твоей мамой все не обсудим.

Джинни уходит, оставляя родителей обсуждать своего самого своенравного ребенка. С раздраженным фырканьем она опускается на верхнюю ступеньку.

Через некоторое время появляется Рон, молча садится рядом и смотрит на пастбище впереди.

— Кто? — спрашивает он.

Рон может быть глупым и не разбираться во многих вещах, но он достаточно близок к ней по возрасту, чтобы понимать, что второкурсники редко самостоятельно приходят к идее сделать себе татуировку.

Джинни обхватывает колени руками, прижимая их к груди. Рон сжимает губы в тонкую линию, и она понимает, что ей даже не нужно называть имя.

— Ясно, — коротко говорит он и уходит обратно в дом, с такой осторожностью закрывая дверь, что Джинни невольно вздрагивает.

Она не может отделаться от мысли, что только что подбросила еще одно полено в уже бушующий огонь.

* * *

О татуировках и наказаниях больше никто не говорит, но только потому, что на следующий день приезжает Гермиона.

Джинни рада ее видеть. Не потому, что они — близкие подруги или что-то в этом роде, а потому, что вместе с Гермионой появляются и её родители, а значит, больше никаких сцен. Мама может и дальше швырять еду на стол перед Джинни и бросать разочарованные взгляды, но кричать она не станет. При нервных магглах нужно быть дружелюбной, чтобы доказать, что оставить здесь дочь на все лето — не такая уж безумная идея.

Впервые оказавшись в «Норе», Гермиона изучает дом с живым интересом. Пока взрослые пьют чай в гостиной, Рон ведёт её на экскурсию. Джинни наблюдает за ними через окно. Рон, словно боясь, что Гермиона посчитает их дом нелепым, напряжённо следит за реакцией. Вплоть до того момента, когда она почти заползает в кусты, чтобы поближе рассмотреть садового гнома. Тогда он выдыхает, засовывает руки в карманы и качает головой, на вид раздражённо, но Джинни замечает едва заметную улыбку, которую тот пытается скрыть.

За ужином ей достаётся место рядом с мистером Грейнджером. Он выглядит точно так, как Джинни всегда представляла себе маглов — хороший костюм, простая рубашка на пуговицах, ничего лишнего, никакой вычурности, как у Перси с его министерской одеждой. Он методично режет еду на мелкие ровные кусочки и задумчиво пережёвывает, даже когда не пытается притвориться, что замечает, как Молли леветирует с кухни еще одну партию булочек.

Джинни ожидала, что папа будет засыпать мистера Грейнджера бесконечной чередой неловких вопросов, но сегодня он странно молчалив. Настолько, что мистер Грейнджер выглядит очень одиноким, сидя над тарелкой, словно это единственное его развлечение на сегодня. Джинни делает глоток воды, собираясь с мыслями, а потом спрашивает, кто такой стоматолог.

Мистер Грейнджер улыбается и объясняет свою работу простыми словами, не так, как если бы она была глупой, а скорее как человек, которому приятно удовлетворить чужое любопытство. Он даже пытается пошутить, но смысл шутки проходит мимо них. Судя по выражению лица Гермионы, ничего бы не изменилось, даже если бы Джинни всё поняла. Но она всё равно улыбается, замечая, как миссис Грейнджер смотрит на мужа с той самой смесью легкого раздражения и нежности, которую она часто видела на лице своей мамы.

Джинни решает, что мистер Грейнджер, наверное, довольно хороший отец.

Когда приходит время убирать со стола, Джинни забирает тарелку мистера Грейнджера и замечает, что за ней внимательно наблюдает папа. Позже тем же вечером он заглядывает к ней в комнату, когда они с Гермионой уже собираются ложиться спать.

— У вас есть все, что нужно, девочки?

— Да, спасибо, мистер Уизли, — вежливо отвечает Гермиона.

Папа улыбается ей, немного неловко похлопывает по краю раскладушки, а потом подходит к постели Джинни. Начинает возиться с одеялом, разглаживая его. Джинни хочет напомнить, что он уже давно не укладывает ее спать, но молчит, позволяя ему это делать. Он садится на край кровати и, понижая голос, говорит:

— Мы с твоей мамой решили, что ты все равно можешь поехать на Чемпионат.

Сердце Джинни радостно трепещет как крылышки снитча.

— Спасибо! — восклицает она, бросается к нему и крепко обнимает. — Спасибо, спасибо!

Папа крепко прижимает ее к себе.

* * *

Джинни Уизли на Чемпионате мира по квиддичу.

На. Чемпионате. Мира. По квиддичу. Наблюдает за финальным матчем между Болгарией и Ирландией.

Это самое захватывающее событие, которое когда-либо случалось в её жизни.

(Когда-то ей казалось, что ничто не сравнится с тем первым мгновением, когда она увидела знаменитого Гарри Поттера. Но теперь она уже не такая юная и глупая. И потом, Гарри сейчас стоит рядом с ней, озираясь по стадиону с тем же благоговением, что и она сама.)

Джинни даже мечтать не смела, что однажды ей выпадет шанс побывать на матче, который превзойдет все остальные. Билл и Чарли, застрявшие за границей, наверняка до сих пор зеленеют от зависти. А узнав, что их места в верхней ложе вместе с министрами, обзавидуются ещё больше. (Хотя, судя по всему, именно этот маленький фактик больше всего волнует Перси. Сам квиддич для него — лишь досадное дополнение.)

Что касается Джинни, то ей было бы достаточно просто сидеть внизу, на траве, и выворачивать шею, пытаясь разглядеть проносящихся вдалеке игроков. Что угодно, лишь бы просто оказаться на стадионе во время этого матча и рядом с этими легендами квиддича. Ложа, заполненная важными фигурами, скорее отвлекает, чем усиливает впечатление.

— Он больше, чем вся наша чертова «Нора», — бормочет Рон, разбираясь с омниноклем, который купил ему Гарри.

— Думаю, как и большинство мест в мире, — ехидно замечает голос позади.

Похоже, в верхней ложе их ожидает компания. Рон, Гарри и Гермиона почти как одно целое оборачиваются к приближающемуся Драко Малфою. Трудно сказать, какое из четырех лиц демонстрирует наибольшую враждебность.

Однако Драко пришел не один: его родители отстают всего на несколько шагов. Джинни чувствует, как все внутри холодеет.

Глаза Люциуса Малфоя скользят по ним, не задерживаясь на Джинни, когда он бросает в сторону папы какой-то язвительный комментарий, который она не может разобрать из-за шума в ушах. Когда мистер Малфой всё же отводит от него взгляд, то лишь для того, чтобы посмотреть на Гермиону так, словно она навозный жук, мимо которого он только что прошёл.

«Грязнокровка».

Джинни вздрагивает, но Гермиона держится стойко, не желая отводить взгляд от высокомерно уставившегося на нее мистера Малфоя.

Рон и Гарри напрягаются, готовые в любой момент вступить в драку, но именно Джинни делает первый шаг, придвигаясь ближе к Гермионе, чтобы хоть как-то заслонить её. (Как будто она действительно может хоть что-то сделать против взрослого волшебника, да еще и явно тёмного.) На деле она лишь привлекает к себе внимание.

Глаза мистера Малфоя останавливаются на ней, будто он только что заметил её и ему требуется несколько секунд, чтобы припомнить, кто она такая. Для него она — ничто. Даже меньше, чем ничто. И осознание этого болезненно, как ожог, словно напоминание о том, как легкомысленно много лет назад он обрёк её на вечный язвительный шёпот Тома Реддла.

— Ах, да, — говорит он, наконец, ледяным тоном. — Младшая Уизли. Ты ведь играешь с Драко в квиддич, если я правильно помню. — Он бросает мимолётный взгляд на папу. — В Слизерине.

Его губы кривятся в лёгкой насмешке, как будто этот факт является неопровержимым доказательством чего-то. Джинни на миг задумывается, а вдруг так и есть?

Тёплая папина рука опускается ей на плечо в успокаивающем жесте.

— Мы очень ею гордимся, — произносит он, и под его ровным голосом звучит едва сдерживаемая ярость. — Говорят, она лучший игрок в команде, несмотря на юный возраст.

Драко густо краснеет, а мистер Малфой с презрением обнажает верхнюю губу. Джинни гадает, что его задевает сильнее: оскорбление сына или что он даже не может как следует оправдать его убогие навыки игры в квиддич.

Неожиданно в разговор вступает Гарри.

— Она великолепна, — говорит он, но взгляд, брошенный на Малфоя, выдаёт, что это скорее укор Драко, чем комплимент ей.

Но прежде чем напряжение успевает достичь точки кипения, в ложу врывается Людо Бэгмен. Его сияющее детское лицо озарено невероятным возбуждением.

— Давайте начнём матч! — восклицает он, хлопая в ладоши.

Джинни тут же отворачивается от Малфоев и, не оглядываясь, идёт к передней части ложи, тяжело опираясь на перила, чтобы справиться с охватившим её головокружением. Она смотрит вниз на неугомонную толпу, позволяя этому зрелищу смыть зуд раздражения и напряжения, оставленного появлением Малфоев.

— Джинни? — спрашивает Гермиона, появляясь рядом и делая вид, будто в нескольких шагах от неё не стоят люди, которые её ненавидят. Джинни хочет знать, как ей это удаётся.

— А вот и талисманы! — кричит Рон, указывая куда-то вниз.

В спешке, пытаясь занять место с лучшим видом, Джинни оказывается зажатой между Гарри и Гермионой, вклинившись в их небольшую группу. Это удивительно приятно.

Когда матч начинается, шум стадиона становится оглушительным, даже в верхней ложе. Джинни забывает о взгляде Малфоя, сверлящем ей спину. Всё её внимание сосредоточено на ярких вспышках, энергии и вихре захватывающего квиддича. Две лучшие команды мира сражаются за первенство на её глазах, и она не позволит никому испортить этот момент.

Болгарский ловец выполняет ошеломляющий финт, который она никогда раньше не видела, и они с Гарри прижимаются к перилам бок о бок, пальцы сжимают холодное железо так сильно, что белеют костяшки.

— Ты это видел? — кричит она.

— Я знаю! Это было потрясающе! — восклицает Гарри в ответ.

Его плечо прижимается к её плечу до самого конца игры, и от него исходят такие же вибрации возбуждения, как от древка несущейся на полном ходу метлы. Время от времени Гермиона хватает Джинни за другую руку, потрясённо вскрикивая, и они обе смеются от избытка эмоций.

Джинни подпрыгивает на носочках и ахает, когда Моран резко наклоняет метлу и делает ложный выпад, после чего в болезненно изящном жесте швыряет квоффл точно в кольцо.

«Да, — думает Джинни. — Когда-нибудь это буду я».

Как только матч заканчивается, всё превращается в сплошное пятно из звездных игроков, трофеев и празднования. Адреналин захватывает их всех, как волна, от которой невозможно укрыться.

Часами они обсуждают, как Крам справился с финтом Вронского и как ему хватило смелости закончить игру на своих условиях. Гермиона наблюдает за ними с лёгким недоумением, а Фред и Джордж танцуют с триумфальным видом вокруг Рона. Гарри опирается на Джинни, выписывая в воздухе руками крутую дугу, словно отрабатывает детали новой техники. Он в нетерпении спотыкается о корень, а Джинни смеётся, хватая его за руку, чтобы удержать.

— Тебе, наверное, стоит еще поработать над этим, — замечает она.

Гарри озорно ухмыляется и присоединяется к насмешливой серенаде Фреда и Джорджа в адрес Рона. Откинув голову назад и глядя на звёзды, Джинни думает, что этот момент, наверное, один из тех идеальных воспоминаний, которые стоит запечатать в стеклянной баночке и хранить вечно.

Слишком идеальный момент.

Джинни едва успевает закрыть глаза и позволить мечтам унести её прочь в мир с головокружительными финтами и ощущением теплой руки рядом, как ночь разрывают крики и хаос. Всё в мгновение ока превращается в кошмар.

Зажатая в кромешной тьме между Фредом и Джорджем, Джинни чувствует, насколько она мала. Вокруг неё хаотично мечутся люди, а неподалёку раздаются ужасные звуки. Безликие волшебники мучают магглов, словно жестокий ребёнок отрывает лапки паукам. Джинни инстинктивно сжимает палочку в кармане, но знает, что её небольшой арсенал заклинаний едва ли поможет.

Она смотрит на череп со змеёй, парящий в воздухе. Это словно пятно, которое невозможно стереть. Она старается не забывать дышать, цепляясь за мысль, что это пройдёт.

Даже когда наступает рассвет, а все благополучно возвращаются домой, возникает ощущение, что что-то изменилось, что хаос был сигналом, которого взрослые только и ждали.

Пожиратели смерти.

Джинни чувствует это по тому, как они смотрят на нее.

«Ещё не было ни одной ведьмы или волшебника, которые стали бы плохими и не учились на Слизерине».

Они все об этом думают. Просто ни у кого не хватает смелости произнести это вслух. (Ну не иронично ли?)

Джинни поднимается по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки, и исчезает в своей комнате.

* * *

Комната Джинни похожа на духовку. Аномально жаркая погода будто специально делает все возможное, чтобы усилить напряжение, которое и так витает в воздухе. Стараясь хоть немного охладиться, она завязывает волосы в конский хвост.

Гермиона тихо заходит в комнату, словно собирается снова извиниться за то, что заняла часть личного пространства Джинни. Этот ритуал они уже провели в первую ночь, но сейчас всё кажется обнуленным, как будто ничего нельзя принимать как должное.

Джинни не настолько глупа, чтобы не понимать почему.

Она разобралась: тот полный ужаса взгляд, которым смотрел на нее папа, впервые увидев её татуировку, наконец, обрел смысл, когда она таращилась на зелёное пятно в небе, а со всех сторон доносились крики. Теперь она знает, почему он так внимательно следил за её разговором с мистером Грейнджером.

И даже если бы ей удалось как-то забыть об этом, вот оно — снова на лице Гермионы, когда она смотрит на обнажившуюся татуировку.

Джинни торопливо опускает руку, проклиная себя за то, что не догадалась надеть что-нибудь с длинными рукавами, несмотря на удушающую жару.

Гермиона ничего не говорит. Она просто устраивается на своей раскладушке.

Джинни гасит свет и тоже ложится.

Они не желают друг другу спокойной ночи. Джинни теряет счёт времени, ощущая, как мысли и невысказанные слова нависают в воздухе тяжёлой тучей.

— Я с ними не согласна, — наконец, шепчет в темноту Джинни, не в силах больше терпеть. Её взгляд прикован к трепещущим на слабом сквозняке занавескам. — Просто чтобы ты знала.

Гермиона не спрашивает, с чем именно она не согласна и даже с кем. Со слизеринцами? С Пожирателями смерти? Есть ли между ними разница? Джинни боится искать различия и не найти их. Воспоминания о небрежных и резких словах еще слишком свежи.

«Слова не имеют силы», — думает она.

Гермиона по-прежнему молчит, и Джинни начинает надеяться, что, может быть, она уже спит и им не придется разговаривать. Но, бросив взгляд в ту сторону, видит её широко открытые глаза. Гермиона смотрит в потолок, а пот прилипает к её спутанным прядям.

— Я не думала... — начинает Гермиона, запинаясь. — То есть, это не… правда, я не...

Джинни вздрагивает от каждой незаконченной, обрывистой фразы. Гермиона разочарованно вздыхает и опускает ноги на пол.

— Жарко, — объявляет она, словно в этих пяти буквах спрятан ключ к разгадке всех мировых проблем.

Джинни испытывает странное желание рассмеяться и едва сдерживается, чтобы не бросить колкость по поводу ее блестящей дедукции: «И где ты это вычитала? В «Истории Хогвартса»?»

Гермиона оборачивается и одаривает её язвительным взглядом. Джинни вспоминает, что Гермиона уже прекрасно знакома с характером семьи Уизли.

— Я могу заплести тебе косу, — предлагает Джинни.

Гермиона удивлённо смотрит на неё.

— Так будет круче, — говорит Джинни.

— Хорошо, — отвечает Гермиона, и её взгляд, задержавшийся на Джинни чуть дольше, чем нужно, выражает что-то больше, чем простое согласие.

Они устраиваются на подоконнике, развернувшись к едва ощутимому ветерку, который лениво касается лица. Джинни неловко перебирает волосы Гермионы, заплетая их в косу, и ждёт, когда та заговорит. Она почти слышит ее мысли, которые будто они роятся в воздухе между ними.

— Мне не нравятся метлы, — наконец произносит Гермиона, нарушая тишину.

Джинни хмурится. Она слегка наклоняется, подмечая, как взгляд Гермионы скользит по плакату с Гвеног Джонс. Возможно, она пытается извиниться за то, что не увлекается квиддичем так, как остальные. Гарри и Рон наверняка время от времени донимают ее по этому поводу.

— Понятно, — отвечает Джинни.

Отсутствие интереса к квиддичу может быть непостижимым для Джинни, но уж вряд ли его можно считать смертельным преступлением.

— А ты? — спрашивает Гермиона, поворачивая голову. Она выглядит не столько смущённой или извиняющейся, сколько решительной. — Я же должна быть храброй, правда? Но я до ужаса боюсь метёл.

Джинни чувствует, как её грудь сжимается, словно кто-то резко запустил квоффл прямо в солнечное сплетение.

— Джинни? — зовёт Гермиона, пытаясь повернуться к ней лицом, но тут же морщится.

Джинни понимает, что слишком сильно натянула ее волосы. Она тут же ослабляет хватку, чуть покраснев.

— Ну… — начинает Джинни, сглатывая ком в горле. — Раз уж мы тут признаемся во всяком, тебе стоит кое-что обо мне узнать.

— Да? — настороженно спрашивает Гермиона.

— Да. Я ужасно плету косы.

Гермиона моргает и становится похожей на сову, а затем начинает смеяться. Джинни выдыхает и заканчивает свою работу — коса получается кривой, причудливо перекошенной, но ей всё равно.

Они вместе сидят на подоконнике, пока луна поднимается в ночное небо, а потом снова исчезает за горизонтом. Прохладный ветерок, наконец, доносится от пруда, смывая остатки зноя.

* * *

Первое сентября — это всегда день хаоса в «Норе».

Мама, как обычно, порхает между комнатами, кухней и развешенным во дворе бельём. Но пока Джинни укладывает последние вещи в сундук, замечает, что мама уже в который раз ходит по её комнате. Она перестилает постель, хотя та и так застелена идеально, поправляет подушки, ненужными движениями приглаживает покрывало. Джинни узнаёт это беспокойное метание — видела его уже не раз.

Фред и Джордж забегают, чтобы помочь Гермионе спустить тяжёлый сундук с лестницы, и Джинни остается наедине с мамой, всё ещё суетящейся над какими-то вещами.

— Мам? — осмеливается спросить она.

С тех пор как ее чуть не затоптали темные волшебники, отношения между ними немного потеплели, но остались такими же натянутыми.

— А? — спрашивает мама и оборачивается, будто удивлена, что они остались вдвоём. — О, да... — Она снова навязчиво поправляет подушки на кровати.

— Я почти закончила, — говорит Джинни.

— Хорошо.

Мама выглядит так, будто хочет сказать что-то ещё, но вместо этого вдруг тянется к карману фартука и вкладывает в руку Джинни прохладную на ощупь баночку.

— Секретная мазь, — объясняет она с неловкой улыбкой. — Сработает гораздо лучше, чем маггловская косметика.

Джинни хочет извиниться, но уже и сама не знает, за что именно. Мама слегка приобнимает её, а затем исчезает в коридоре.

Она крепко сжимает баночку в руке, а потом аккуратно прячет её в сундук.

* * *

Хогвартс.

Джинни рада возвращению и готова с головой окунуться в простые и предсказуемые дела, такие как уроки и квиддич. Даже слизеринская гостиная, напоминающая минное поле, кажется чем-то вполне привычным. С этим она справится.

Только вот Хогвартс делает то, что у него получается лучше всего, а именно выбивает почву из-под ног. В этом году квиддича не будет. Вместо него две группы незнакомцев, которых нужно опасаться, и архаичный турнир, в котором она всё равно не сможет участвовать.

Честь и слава? Её больше интересует выживание.

Рядом Флинт со злостью ударяет кулаком по столу, отчего кубок с тыквенным соком подпрыгивает.

— Так все по-дурацки вышло!

Джинни вздрагивает, но быстро напоминает себе, что для него эти новости в некотором смысле звучат даже хуже. Он — семикурсник и капитан команды. Ее бы это тоже разозлило.

— Я так понимаю, ты не собираешься бросать своё имя в Кубок? — спрашивает она.

Он оглядывается на неё, словно только сейчас заметил. Беззлобно хмыкает:

— Да, Шестая. Думаю, это я могу сказать наверняка.

Он хмурится, и Джинни чувствует, как на его глазах превращается из охотницы в бесполезную третьекурсницу.

Флинт встаёт и коротко кивает ей:

— Увидимся, Уизли.

И направляется к другим семикурсникам.

Вот так Джинни и возвращается к исходной точке. Очередная первая ночь в Хогвартсе, проведённая в постели, когда она пялится в полог над кроватью, а впереди — длинный и бесконечный год.

Но тут к ней пробирается Смита и устраивается в изножье кровати, словно её ничуть не тревожат мрачные грозовые тучи, сгустившиеся над Джинни. Тёмные волосы Смиты теперь коротко подстрижены и мягкими волнами спадают чуть ниже подбородка.

— Как прошло лето? — спрашивает она.

Джинни качает головой. Теперь, когда оно закончилось, хорошие дни уже стерлись из памяти.

— Катастрофа. А у тебя?

Смита недовольно морщит нос.

— Кузены. Много кузенов.

Они обмениваются взглядами, полными тихой досады, и, словно по молчаливому сигналу, на их лицах отражается одно и то же выражение. Губы Смиты слегка дергаются, и этого оказывается достаточно, Джинни внезапно смеётся. Смеётся долго и громко, пока мышцы живота не начинают ныть, но уже не от разочарования, а от чего-то другого.

Они задергивают полог, превращая кровать Джинни в уютный кокон, и сидят там до самого утра, разговаривая обо всём на свете. Джинни ощущает вес Смиты на своих ногах.

И решает, что, возможно, первый семестр будет не таким уж и плохим.

* * *

Занятия и новые предметы на время вытесняют мысли о квиддиче. Смита по-прежнему пытается убедить Джинни, что древние руны — куда лучший выбор, чем уход за магическими существами. И хотя свежий воздух манит Джинни, она всё же соглашается со Смитой, наблюдая за однокурсниками, возвращающимися в замок с обожжёнными пальцами и перепачканными лицами. Уроки профессора Бабблинг, к счастью, редко приводят к физическим травмам. И, как бы Джинни ни не хотелось это признавать, руны действительно довольно увлекательны.

Взамен Джинни силой затащила Смиту на маггловедение в качестве второго факультатива. Наверное, сама она его выбрала, потому что знает, что это сделает папу счастливым, и она с нетерпением ждет, когда у нее будет о чем ему написать. О том, что ему близко.

В конце первого дня занятий профессор Бербидж отводит её в сторону.

— Вы ведь дочь Артура Уизли, не так ли?

Джинни смотрит в её обаятельное доброе лицо и кивает:

— Да, профессор.

Бербидж улыбается:

— Передавайте ему от меня привет. Мы много работали вместе над Законом о защите магглов. Он очень самоотверженный и добрый человек.

— Конечно, профессор, — отвечает Джинни, чувствуя, как краснеет лицо.

Она знает, что её папа не какая-то большая шишка в Министерстве. Далеко не так. И это её не смущает, просто она слишком часто слышала от мамы жалобы на то, что он не получает должного признания. Сам папа, похоже, об этом не переживает, но Джинни всё равно становится тепло на душе, когда кто-то говорит о нём такие приятные вещи и видит то, что в нем всегда восхищало саму Джинни.

Профессор Бербидж касается её руки.

— Я рада, что вы посещаете мои занятия, мисс Уизли, — говорит она так, будто знает, почему Джинни здесь, и понимает, что к отцу это имеет намного меньше отношения, чем самой Джинни хотелось бы думать.

Джинни закусывает губу и быстро бормочет что-то о том, что не хочет опоздать на следующий урок.

К счастью, Бербидж больше не выделяет её среди остальных учеников, и Джинни это устраивает. Она решает, что профессор ей нравится — тем, что говорит о магглах не как о врагах или курьёзных домашних животных, а как о людях. Правда, она до сих пор не уверена, что эти ареопланы, на которых магглы путешествуют, действительно безопасны. Её выбор — метлы и летучий порох, спасибо большое.

Их группу по маггловедению посещает только еще один слизеринец — мальчик по имени Тобиас. Несмотря на то, что он учится с ними с первого курса, Джинни никогда с ним не разговаривала. Но сегодня он подходит к ним сам.

Занятие только что закончилось, и привычная болтовня о свободном времени после урока наполняет кабинет.

Тобиас опирается бедром о край стола Джинни. Его песочного цвета волосы падают на глаза, придавая легкую небрежность.

— Они все хотят знать, что наследница Слизерина делает на маггловедении, если тебе интересно, — сообщает он с лёгкой усмешкой.

Джинни не сразу понимает, насмехается ли он над ней или люди действительно всё ещё ассоциируют её с Тайной комнатой. Она украдкой оглядывает других учеников и замечает, что большинство поспешно отводят глаза. Она чувствует, как начинает краснеть.

— А что, это разве не идеальное место, чтобы узнать, как лучше приправлять магглов перед тем, как съесть? — огрызается она.

Несколько учеников поблизости оборачиваются так быстро, что Джинни невольно опасается за их шеи. Тобиас лишь удивлённо смотрит на неё, подняв брови.

— Нет, — отвечает он. — Наверное, это какое-то другое место.

Джинни смотрит на него, недоумевая, в чем проблема. Неприятно осознавать, что она так же озадачена его присутствием в этом классе, как и остальные — её.

— Какой ещё факультатив вы вдвоём выбрали? — интересуется он. — Уход за магическими существами?

Его губы едва заметно дёргаются, и Джинни понимает, что он изо всех сил старается не рассмеяться.

— Мерлин, — выдыхает она, качая головой.

Глаза Смиты расширяется.

— Она не имела в виду...

— Он знает, Смита, — Джинни мягко касается её руки. — Он просто издевается над нами.

И в самом деле, он дразнит ее. И не так злобно, как она ожидала. Это немного сбивает с толку. Тобиас прижимает руку к груди, словно даёт какую-то клятву, и она начинает сомневаться, способен ли он хоть что-то воспринимать всерьез.

— Я бы никогда. — Он кивает в сторону двери: — Пойдёмте. Может, узнаем что-нибудь полезное о зельях.

Джинни закатывает глаза, но подхватывает учебники и выходит за ним в коридор.

— Раз уж нам все равно в одно место.

— Вот это настрой, — отвечает Тобиас, открывая дверь для Смиты. — Мы, бедные слизеринцы, должны держаться вместе, в конце концов.

Джинни хмурится, гадая, что он имеет в виду, но тот уже переключил свое внимание на Смиту и спрашивает, считает ли она, что маггловские питомцы действительно могут быть такими бесполезными, как выглядят. К удивлению Джинни, Смита качает головой и начинает рассказывать им о собаке, которая была у её папы в детстве и которую дедушка-маггл научил приносить газету каждое утро.

Джинни не уверена, что шокирует её больше: то, что Смита не чистокровная (разве не все слизеринцы должны быть чистокровными?), или то, что она спокойно разговаривает с Тобиасом. Даже болтает.

Когда они добираются до класса зельеварения, Тобиас покидает их, чтобы сесть рядом со своими друзьями в другом конце подземелья, и Смита замечает выражение ее лица.

— Что?

Джинни убирает сумку и с ухмылкой достаёт котёл.

— Ничего. Совсем ничего.