Caedem (джен)

— Несмотря на то, что это ваш первый учебный год, не ожидайте поблажек и снисходительного отношения, — хрипящим голосом произнесла старуха, подняв костлявую ладонь, чтобы постучать длинными, скрюченными ногтями по деревянному подлокотнику её коляски. — Искусство ведьм сложно́ и опасно, поступив в Облачную башню, вы встали на кривой путь, с которого можете соскользнуть при любом неправильном движении, однако если в вас окажется достаточно силы и воли, вы достигнете могущества, о котором не мечтала ни одна фея.

Ученицы молча закивали, некоторые неуверенно переглянулись, как будто только осознали, куда поступили, а некоторые прикрыли рот рукой, чтобы спрятать предвкушающую улыбку, медленно расползающуюся на их лице — самонадеянные девчонки, которые тоже пока ещё не понимают, какое сложное и полное опасностей обучение их ждет. Облачная башня жестока и не щадит неподготовленных, а потому ни для кого не будет удивлением, если через месяц половина из этих первокурсниц сгинет, не сумев овладеть искусством ведьм.

Старуха испустила шипящий вздох, смахнула с лица длинные, седые волосы, после чего откинулась на спинку коляски, сложив смуглые руки на коленях, накрытых цветастой шалью, так не сочетающейся с её образом древней ведьмы. Худое, костлявое тело, суровые серые глаза, осматривающие юных учениц с равнодушием и надменностью, черная, будто похоронная, роба до самого пола, а также мягкая шаль с рисунком желтых цветов на розовом фоне. Наверное, первокурсницы могли бы над этим посмеяться, если бы не были так напуганы незримой силой, нависшей над ними словно тяжелый молот. Оракул Облачной башни, может быть, и выглядит несуразно, но никто не посмеет оспорить её могущество.

Молчание в аудитории стало затягиваться, а преподавательница всё не спешила ничего говорить, лишь покачивалась в своей коляске, скрип которой неприятно резал повисшую тишину. В конце концов, когда одна из ведьм уже была готова поднять руку, чтобы попросить продолжить лекцию, дверь в аудиторию отворилась и внутрь зашла девушка, на ходу оттряхивая черную джинсовую курту и откидывая со лба выбившуюся пепельную прядь.

Не обратив абсолютно никакого внимания ни на Оракула, ни на других ведьм, девушка широко зевнула и прошла к пустому углу в конце аудитории, после чего рухнула на стул, вальяжно закинув ноги на парту. Первокурсницы все как одна смотрели на неё со вскинутыми бровями, после чего, когда в тишине помещения раздался хриплый кашель, с опаской перевели взгляд на старуху, уже гадая, какое она выберет наказание за столь наглое поведение. Они слышали истории о том, как особо строптивых учениц подвешивали на вершине одного из многочисленных шпилей башни, или кидали в подземелья, откуда никто не возвращался прежним.

Однако преподавательница лишь нахмурила редкие, седые брови и сказала:

— Ты снова опоздала, στάχτη⁽¹⁾.

— Правда, что ли? — равнодушно протянула та, сложив руки за головой. — Жалость то какая.

— Год только начался, а ты уже нарываешься на поход к директрисе, — раздраженно процедила старуха. — Когда-нибудь Вигриме надоест твое поведение.

— О, я очень на это надеюсь, — протянула девушка, и больше не стала ничего говорить, полная решимости игнорировать Оракула и всю остальную аудиторию.

Преподавательница поджала тонкие, испещрённые морщинами губы и небрежно махнула рукой, обращая внимание первокурсниц на вошедшую.

— А это — самый яркий пример того, кем вам становиться не надо, — сказала она, недовольно нахмурив тонкие, седые брови. — Неразумная, или как она себя называет… Монета… огромный потенциал и никакой реализации. Приложите усилия к учебе и превозмогании границ своего тела, если не хотите стать таким же посмешищем, как и она.

Оракул тяжело вздохнула, после чего вернулась к чтению лекции, мудро решив забыть про существование Монеты. Ей же лучше.

Благодаря беспорядочному бубнежу двухсотлетней старухи, сон пришел довольно быстро и уже скоро девушка со спокойной душой погрузилась в бессознательную темноту, совершенно не беспокоясь о возможных последствиях, которые определенно настигли бы любую другую ведьму, решившую провернуть что-то подобное. Отдых был приятным, без сновидений, но, к сожалению, как и всему хорошему в этой жизни, ему было суждено закончиться, когда стул под Монетой внезапно наклонился назад, падая вместе с ведьмой.

Некоторое время девушка продолжала лежать с закрытыми глазами, надеясь на то, что если она будет игнорировать проблему — та уйдет, но любые надежды на это стали бессмысленными, когда сверху раздался всё тот же хриплый голос:

— Поднимайся, σταχτη.

Монета тихо вздохнула и приоткрыла один глаз, устало посмотрев на Оракула, нависшую над ней с лицом, на котором так и написано презрение. Судя по тишине в помещении и эху, с которым скрип коляски отражался от стен, аудитория уже была пуста.

— Глупая девчонка, когда ты уже образумишься, — выругалась старуха. — Где ты опять была? И почему не поставила никого в известность о своем уходе?

— Лень было, — пожала плечами Монета и, больше не прилагая к этому никаких объяснений, закрыла глаза, поудобнее устроившись на упавшем стуле.

Вновь раздался скрип дерева и вскоре девушке пришлось отпрянуть, когда она почувствовала, что колесо кресла Оракула собирается наехать на её руку.

— Τριάδα⁽²⁾ , тебе че от меня надо? — с вопиющей фамильярностью спросила ведьма, наконец приподнявшись на локтях и посмотрев на старуху взглядом, в котором читалась усталость вперемешку с абсолютной незаинтересованностью в происходящем.

Однако Оракул на это даже бровью не повела, уже привыкшая к отсутствию какого-либо уважения со стороны Монеты.

— Вигрима хочет тебя видеть, — сказала она, — сейчас.

— О, — выдала ведьма, едва заметно вскинув брови. — Меня наконец-то исключат?

— Сама узнаешь, — бросила Оракул, после чего, стукнув костяшками пальцев по подлокотнику, заставила коляску самостоятельно ехать в сторону выхода из аудитории. — Может наконец-то начнешь предпринимать хоть какие-то действия.

«Не исключат» — мрачно подумала Монета и, заместо того, чтобы последовать за старухой к директрисе, легла обратно, приготовившись ко сну. На этот раз никто её будить не стал из-за бессмысленности данного занятия.

Когда ведьма вновь погрузилась в дрему, перед глазами у неё предстала, к сожалению, не приятная темнота, а на удивление четкий сон, где она стояла посреди сада, над которым возвышалось огромное дерево, откидывающее широкую тень на землю. На его ветвях, закрывающих большую часть серого неба, была видна редкая, блеклая листва, но её совершенно не хватало для того, чтобы скрыть скрюченные и обломанные части древа. Но в любом случае, оно выглядит намного лучше, чем пару лет назад.

Монета опустила взгляд вниз и посмотрела на бледно-синие, ровно остриженные кусты, произрастающие вокруг неё и выстраивающиеся в незамысловатый лабиринт. Бездумно проведя пальцами по листьям, она посмотрела на тонкие кровавые полосы, оставшиеся на её подушечках после зубчатых краев растений. Всё такие же красивые и всё такие же раздражающе неприкасаемые. За каким чертом надо выращивать в саду растительность, которая может навредить тебе при каждом неверном движении? Монета, вероятно, никогда этого не поймет. Обреченно вздохнув, ведьма медленной, расслабленной походкой направилась по уже выбитому у неё в мозгу пути через завораживающе-красивые, хищные цветы и ухоженные, налитые холодным, но насыщенным цветом, кусты, в глубине которых прятались ядовитые шипы. Ей не нужно было даже смотреть перед собой, чтобы понять куда идти, слишком часто она была в этом проклятом саду.

Уже скоро перед ведьмой предстал центр лабиринта, где расположился белый, плетеный столик и два стула рядом, на одном из которых сидела директриса, умиротворенно выпивая чай. Монета остановилась и, засунув руки в карманы порванных джинс, равнодушно посмотрела на вытянутое, осунувшееся лицо женщины, с выраженными синяками под охровыми глазами; на нездорово бледную, практически пепельную кожу, цвет которой уже не получится изменить ни одним исцеляющим заклинанием; на индиговые волосы, заплетенные в широкую косу, закинутую ей на левое плечо, и даже так на лоб ведьме спадало несколько плохо зачесанных прядей; на строгий, черный костюм директрисы, рукава которого она чопорно поправляла после того, как ставила сервизную чашку на стол. Вигрима, наверное, при каждой встрече создает впечатление больной женщины, находящейся на грани смерти, но это впечатление быстро исчезает, когда общаешься с ней больше нескольких минут.

— Ты снова сбежала и скрылась из-под взора Фурий, — протянула, тем временем, директриса, не кинув на ведьму и косого взгляда. — Не посвятишь куда?

— Как будто ты не знаешь, — хмыкнула Монета, даже не думая садиться напротив неё. — Тебе тоже стоит заглянуть туда, взять пару примеров на ремонт. Облачная башня больше на морг похожа, чем на школу.

— Как остроумно, — не скрывая сарказма в голосе заметила Вигрима.

— Спасибо, — равнодушно ответила ведьма. — Получить комплимент от самой директрисы дорогого стоит.

Вигрима рассмеялась, но в этом смехе не было абсолютно никакого веселья. Она тихо выдохнула, поставила чашку на блюдце и сложила костлявые руки в замок, после чего наконец посмотрела на Монету пронизывающим взглядом охровых глаз.

— Твоя наглость начинает выходить за пределы любых границ, — произнесла она, — и, конечно, ты об этом знаешь, но рекомендую тебе не зарываться. Я закрываю глаза на твои выходки, однако и моё терпение имеет свойство заканчиваться, не говоря уже о реакции Видельстон, когда она узнает об этом. Понимаешь, к чему я клоню?

— Ты клонишь к этому уже очень долго, — спокойно ответила Монета, твердо выдерживая взгляд директрисы, — но результата почему-то до сих пор не видно.

На некоторое время наступило молчание, в котором так и чувствовалось холодное раздражение Вигримы. Девушке, однако, хотелось лишь зевнуть от этого бесполезного фарса, который директриса каждый раз пытается выстроить, чтобы запугать её.

— Так ты не дала мне поспать только ради этого? — спросила Монета. — Чтобы снова пригрозить и гневно махнуть плащом, когда не получишь нужного эффекта?

— В том числе, — не стала отрицать Вигрима, решив проявить невиданную честность, — но основная причина другая.

На мгновение она замолкла, отведя взгляд и вновь беря в руки чашку, как будто не могла и минуты просидеть без того, чтобы изобразить умиротворенное чаепитие — Монета, наверное, никогда не перестанет насмехаться над манерой этой бабки строить из себя саму возвышенность, которой нет ни до кого дела — после чего всё же сказала:

— На следующей неделе в Алфее состоится бал.

Девушка вскинула бровь, ожидая продолжения, но директриса лишь спокойно пила свой чертов чай, как будто сказанное ею предложение должно было объяснить абсолютно всё в этом мире.

— Ну да? — в конце концов сказала девушка. — Он каждый год там проводится.

— В этот раз в объединении с ведьмами, — дополнила Вигрима. — И я хочу, чтобы ты туда пошла.

— Рада что ты хочешь, — протянула Монета. — Я подумаю над твоим желанием.

Кажется, поведение ведьмы слишком неприемлемо даже для напускного спокойствия директрисы, потому как та шумно выдохнула и со стуком поставила несчастную чашку обратно на стол, видимо уже не в силах делать вид, что ей плевать на Монету. Некоторое время она молчала, уставившись на колючий куст цветов неподалеку, после чего посмотрела на девушку и сказала:

— Алфея начала оставлять выпускников. После инициации их отправляют в лагерь под предлогом «дополнительного обучения».

На этот раз язвительных комментариев от Монеты не последовало. Она вскинула брови, не скрывая своего удивления и, сложив руки на груди, приподняла подбородок, как бы показывая, что слушает.

— Где-то в Сумрачном лесу был построен ещё один пост фей, вероятно тот самый «лагерь». Фурии смогли его заметить перед тем, как они скрылись под барьером, — продолжила Вигрима. — Мы не знаем, что это за пост и по каким причинам туда отправляют выпускников, об этом также ничего не знает и Красный фонтан.

С тихим выдохом откинувшись на спинку стула, директриса прикрыла глаза в усталости и сказала:

— Алфея начинает действовать за нашей спиной и мне это не нравится. После того как Мавинокли пропала с радаров началось что-то странное. Понятия не имею какие цели у Видельстон, но мне нужна перестраховка. Хотя бы с этим ты сможешь помочь?

Монета ответила не сразу, внимательно смотря директрисе в глаза, пытаясь найти в них хотя бы намек на ложь, но видела лишь привычный холод и спокойствие, с которым она может говорить о сегодняшнем ужине, а следом о стратегии предстоящего боя. Хотелось бы сказать, что за всё прошедшее время ведьма научилась читать эту женщину, но она знает, что это будет ложью, а от того и ещё неприятнее.

— Чего ты от меня хочешь? — в конце концов спросила Монета. — Я не шпион и никогда им не буду.

— И не надо, — покачала головой Вигрима, — если мне нужны будут шпионы, я определенно зашлю кого угодно, но не тебя. Я лишь хочу, чтобы ты сама увидела, что происходит в Алфее и тогда… может быть ты наконец поймешь, о чем я тебе всё это время пыталась сказать.

Девушка закатила глаза и подняла руки к верху в знак того, что не воспринимает и не собирается воспринимать слова директрисы всерьёз.

— Мне бы твоё умение верить в пустые надежды, — протянула она, — не думай, что я пойду на этот бесполезный бал из-за твоих рассказов.

— Пойдешь, — раздражающе уверенным тоном ответила Вигрима. — Потому что тебе уже интересно, не так ли?

Монета лишь фыркнула, после чего широко взмахнула рукой и дивный, благоухающий сад тут же пошел рябью. Ведьма проснулась.

Некоторое время она лежала, тупо пялясь в мрачный потолок аудитории, осматривая светильник из древнего, черного металла, нависающего над головой точно шип. Задумчиво стуча тяжелыми, армейскими ботинками по столу, ведьма пыталась сформировать в своей голове хоть сколько-то внятную мысль, но столкнулась лишь с непробиваемым спокойствием её собственного мозга, который как будто и вовсе не зарегистрировал слов директрисы, настолько пусто было в голове. Ну, очередной бал во дворце, где феи разоденутся в цветастые платья, а специалисты, нацепив на себя нелепые камзолы и костюмы, будут изображать джентльменов, коими они не являются. Ну, очередное странное событие, вызвавшее у Вигримы подозрение, потому что она параноидальная старуха, которая не может усидеть на месте хотя бы месяц без мыслей о заговоре. Ну, очередные действия со стороны Алфеи, которая по каким-то причинам решила оставлять выпускников — то есть обученных фей, способных защищать свои миры — и собирать их в Сумрачном лесу под боком у Облачной башни…

Монета тихо выругалась и с усталым вздохом села, разминая затекшие руки и спину. Всё произошедшее медленно, словно пазл, укладывалось в голове, и она постепенно, с определенной усталостью, приходила к выводу, что директриса знала её до раздражения хорошо. Подобные действия со стороны Алфеи — если они действительно были — заинтересуют любого, даже такое «безнадежное посмешище» как Монета.

В конце концов, когда за пределами аудитории разнесся протяжный, дребезжащий звон, оповещающий о начале ужина, ведьма заставила себя подняться и, спрятав руки в карманы брюк, направилась в обеденный зал, игнорируя все слушки и перешептывания, которые раздавались в коридорах башни и долгим эхом гуляли между стен.

«Слышала? На следующей неделе мы отправляемся к феечкам на бал. О, как я на них оторвусь, у меня столько планов!»

«И не говори, они очень сильно пожалеют, что пригласили нас.»

«Пора отомстить за прошлую инициацию! Я уже сделала приветственные «подарки», стоит им открыть их и милашкам придется очень долго просидеть в больничном крыле с укусами скорпионов! Забавн-… ой! Что за..»

Монета сделала шаг назад, когда, не следя за дорогой, столкнулась с группой сплетничавших ведьм. Подняв глаза, она встретилась с испепеляющим, полным гнева и презрения взглядом одной из них, однако говорить пострадавшая ничего не спешила, лишь сжимала губы и очень шумно пыхтела, видимо в знак своего негодования.

— Сорян, — коротко бросила Монета, после чего продолжила свой путь, не обращая внимания на злобный взгляд, упирающийся ей.

«Какая противная девчонка, надо преподать ей урок!»

«Не лезь ты к ней, не слышала, что ли? Это дура, с которой ни один преподаватель ничего сделать не может, она учится все пять лет, а потом остается на повторное обучение! Насколько тупой нужно быть, чтобы каждый раз заваливать выпускные экзамены?»

«Да-да, а знаешь, что самое смешное? Она ещё и с феями якшается.»

«Какое позорище.»

Монета не знает почему, но ей от этих слов стало даже как-то весело что ли. Всегда забавно послушать сплетни о себе, которые ходят по школе. Что самое прекрасное — такие сплетни и в Алфее имеются, ну разве она не популярна?

Тихо хмыкнув, ведьма подняла взгляд на высокие, витражные окна башни и с неохотой подумала о том, что скоро ей надо будет заглянуть в магазины Магикса.

В конце концов, на балы Алфеи пропускают только с определенным дресс-кодом.

1) Греч. στάχτη [stáchti] — пепел, прах.

Вернуться к тексту

2) Греч. τριάδα [triada] — троица, триада.

Вернуться к тексту