Враги по наследству, или Медаль с двух сторон рассматривают (джен)

На спящий город опускается туман,

Шалят ветра по подворотням и дворам,

А нам всё это не впервой,

А нам доверено судьбой

Оберегать на здешних улицах покой.

Да! А пожелай ты им ни пуха ни пера.

Да! Пусть не по правилам игра.

Да! И если завтра будет круче, чем вчера,

«Прорвёмся», — ответят опера.

Прорвёмся, опера!

Любэ. Прорвёмся (Операм)

Гестия неслась по улицам Таретта: мимо проносились прохожие, дома, вывески качались, скрипя. Вдали виднелись афиши, возвещающие о ближайших театральных премьерах.

Кто-то тоже спешил на работу, кто-то беспечно гулял, радуясь тёплым денькам, соседки приветливо махали друг другу, цветы в клумбах нежились под солнцем.

Из кафе доносились запахи молотого кофе и недавно приготовленной выпечки, а на прилавках показывался товар: душистые травы, специи, овощи, шляпы и платья по последней моде.

Мальчишки чистили ботинки взрослым господам, а девочки раздавали самодельные цветы из продолговатых корзин. Видимо, собирали деньги для благотворительной ярмарки.

По дороге Гестия встречала коллег из друг штабов и отдавала им честь.

Птицы садились на серых горгулий, которые возвышались под самой крышей. Горгульи всегда являлись верным признак того, что перед тобой здание государственной важности. Почему так повелось, Гестия не знала, ибо кто-то говорил, что эта причуда архитекторов того времени, кто-то — что это прихоть одного из членов королевской династии. Но кто бы что ни говорил, горгульи «сидели» на здании банка, в котором работал Питер. Да, писательство оставалось пока что хобби, а работа клерком необходимостью, ибо, забросив Акерлейскую Академию спустя месяц учёбы, Питер ушёл туда, куда глаза глядят.

Гестия оторвалась от мыслей, ведь до штаба оставалась пара шагов — три, два, один! Порог пересекла, рабочий день начался!

Она отпила чай из любимой кружки. Ненавистное собрание-пятиминутка на удивление прошло спокойно: никого в этот раз не отчитывали, а Швац заявил только: «Пока всё стабильно, ничего масштабнее мелкого хулиганства за повстанцами не наблюдается». Вот и славно! Гестия сделала ещё глоток, но счастье её длилось недолго.

— Гестия! Гестия! Ну, Гестия, я знаю, что ты меня слышишь! — Тедди Белбокер подошёл к столу. — Слушай, может, поменяемся в ночных? Пожалуйста, ко мне скоро девушка из Вильсбурга приедет, а я ей предложение хочу сделать. Обещаю, я договорюсь с начальством, прошу, всего один разочек! Ты ведь можешь меня понять.

Гестия вновь пригубила кружку и показала свободную, без украшений руку, игриво двигая пальцами, мол, нет, не пойму. Акерлеи редко создавали семьи или начинали отношения, ибо не каждый хотел поздних возвращение домой и прочих трудностей, связанных с работой любимого человека.

— Ты не так поняла: я знаю, что ты не замужем, но ведь друзья и родственники есть? — жалобно поджал губы он. Со стороны казалось, что ещё чуть-чуть, и он разревелся бы, как ребёнок, у которого отняли конфеты.

— Конечно, Тед, но есть выходные и отпуск, и я ни за что не поменяюсь, даже если ты меня на руках носить будешь, — Гестия поставила кружку на стол, и все в кабинете засмеялись.

Вить верёвки из их коллеги — бесполезная трата времени, ибо даже лучший друг или семилетний племянник не обладали такими способностями. Но если и обладали, то, скорее всего, применяли нечасто.

— А я думал, у тебя есть хоть капелька сострадания. Ты вступилась за меня тогда, на собрании, когда я опоздал… — Тедди опустил взгляд и сморщил нос. Если бы под ногами лежал камень, то с радостью бы его пнул со всей силой!

— Офицер Белбокер! Не злоупотребляйте хорошим отношением к вам и не обращайтесь ко мне неформально тоже, хоть это и разрешается в некоторых случаях. Сделать предложение девушке можно в любое, свободное от работы время, а сейчас займитесь своими прямыми обязанностями, — отчеканила, будто по подготовленному тексту прочитала Гестия, оперевшись на стол. Включать «голос командирши» она не то что бы любила, но он помогал выпустить пар.

Тедди и Гестия фыркнули, отвернувшись друг от друга, и в эту секунду скрипнули дверные петли. В проёме появился Ларс, сказавший только: «Драка на Восточной улице двадцать девять». Младший сержант, не теряя ни минуты, схватила планшет и ушла, лишь бы не видеть Тедди.

Прибыв на место, она пожалела об этом, так как семейные драмы никто не любил. Тем более, разбираться в них! Гестия едва записывала показания, сидя на крохотном табурете в замызганной кухоньке: жёлтые стены, осыпавшаяся штукатурка и грязный пол, мигающий свет настроения не добавляли.

Внутренний голос говорил: «Поскорее бы убраться отсюда! Ну, Гест, давай». Но она не имела такого права, поэтому повторяла слова вслух, но супруги вновь начинали перебранку. Они специально, что ли? Каждый новый абзац казался сущим адом: с одной стороны высокий с придыханием голос, с другой — низкий и грубый, супруги размахивали руками и вот-вот придушили бы друг друга.

Тем временем на пол, разбиваясь и звеня, полетели чашки, ложки, вилки ножи. Если бы Гестия могла закрыть уши, то закрыла бы, но пальцы крепко сжимали ручку, дурацкое показание!

— Зачем я только женился на тебе! Осталась бы в своём вонючем Вильсбурге!

— Лучше бы ты вообще в Вильсбург не приезжал! Жила бы сейчас без тебя и ни о чём не думала!

«Вильсбург… Где-то я слышала это название… Хе, как бы наш Тедди и его девушка не повторили судьбу этой парочки! Агрх, Тедди, так бы и прибила», — Гестия щёлкнула ручкой.

— Господин Лэм, госпожа Лэм, прошу, прекратите эту ссору, мне, знаете, трудно записывать показания под ваши крики. Итак, — акерлей прочистила горло и прочитала текст, казавшийся такими абсурдными. Но для Лэмов разбитая тарелка становилась настоящей трагедией. Что ж поделать, если женаты сорок лет?

После просьбы Лэмы быстро подписали бумагу, и Гестия ушла со спокойной душой, но оказалось, что всё не так уж и просто.

На стене дома висели бумажки с подозрительными призывами, колыхавшимися на ветру, акерлей подошла ближе и вчиталась.

«Всё, что вы знаете о драконах — ложь!»

«Всё, что вы знаете о королеве Лисандре и князе Сейере — бред!»

«Оправдаем честное имя драконов!»

«Эти мысли о драконах мы передаём из уст в уста благодаря королевской династии. Так искореним же корень зла! Свергнем гнилую корону!»

Подобные и более пафосные фразы в стиле «Каролева каза» теперь встречались время от времени в Таретте. Гестия скомкала бумажки, а за спиной раздался громкий смех.

Два мальчика в самодельных костюмах князя Сейера и дракона забрались на скамейку: князь прочистил горло, вновь чуть не засмеялся. Потом, как и подобает вельможе, он гордо выпрямился, поправил ленту на мундире и задрал нос. Дракон вытянул когтистые лапы-перчатки, встав в позу приверженца одной из школ боевых искусств Суито.

— Ар-р-р! Я злобный-презлобный дракон! Я желаю магам Лавмора только зла! Ар-р-р! Поэтому я просто так нападу на них! Ар-р-р! Какой я злой!

— Да как ты смеешь, злобный-презлобный дракон! Ах, — переходя на фальцет, князь театрально приложил руку ко лбу. — Только не волнуйся, сейчас я оторву тебе голову!

Князь долго складывал руки в магические жесты, дракон же легонько щёлкнул по лбу князю. Прозвучал вой, походивший на вой белуги, и князь упал в ноги дракону — мальчишки расхохотались. Да так, что их, наверное, слышали во дворце или на другом конце страны.

Тареттцы косо смотрели на дурачившихся, шептали друг другу на ухо: «Совсем уже спятили» и, свища, крутили у виска.

Гестия, скорчив недовольное лицо, быстро подошла к скамейке позади.

— Спектакль окончен, господа, — Гестия схватила мальчишек за шивороты, — но поздравляю, вы отправляетесь на гастроли в акерлейский штаб.

— Нет, там наших стараний не оценят, — замахал руками князь.

— Акерлеи далеки от искусства! — задёргал ногами дракон.

Наручники скрипнули, оказавшись на запястьях мальцов.

«Всё это так странно: почему повстанцы сомневаются в том, что действительно произошло? Война с драконами, одна из самых страшных войн, причём и начали её драконы. И что им сделали князь и королева? Лисандра даже погибла, но защитила нас», — пронеслось в голове старшего акерлея, пока мальчишки напевали песни, высмеивающие акерлеев.

В этот момент руки следователя затряслись, челюсть свело, а уши свернулись в трубочку, ибо в ноты мальчишки не попадали. Тогда, наверное, отмечался важнейший праздник, и назывался он «Испытай барабанные перепонки Гестии Джонсон на прочность!» Горожане же оборачивались с каждой секундой и хихикали так, словно попали на бесплатное представление. Но похоже, что мальчишки того и добивались: будущие актёры, не иначе, благо, что идти оставалось недолго.

— …и не мог поймать меня который год! — протянул князь, когда все трое зашли в штаб.

— Мало того, что фальшивишь, так ты слов не знаешь, там всегда пелось «ночи напролёт», хе-хе. Что? Думаешь, мы песен про себя не знаем? Очень даже знаем, — усмехнулся дежурный Ларс, гремя ключами. — Проходите, присаживайтесь, тут вам точно скучно не будет.

Гестия посмотрела на камеру: там сидели трое ряженых, и ведь сколько не лови таких, они всё равно устраивали шоу! Акерлей в последний раз бросила взгляд на пойманных мальчишек и развернулась.

Весь оставшийся день о повстанцах ничего не слышали. На вызовы сержант выходила, но к «Гнилой короной» они никак не относились. Например, милая, на первый взгляд, старушка Этта грозно жаловалась на соседского кота, который залезает к ней в дом и портит занавески.

Пятилетняя девочка по имени Сесси прибежала с возгласами о потерянной маме.

Возмущённый мясник сетовал на хулиганов, разбивших окно.

После полудня прибежала крикливая госпожа, говорящая о пропавшей сумочке. За ней привели трёх бездомных, торговавших некими «амулетами удачи». И ведь это была лишь часть того, что произошло за день! Как шутили акерлеи, забот полон рот, лишь успевай глотать.

«Лучше, чем Гнилая корона, конечно, но надеюсь, мы быстро переловим эту шайку», — Гестия задвинула ящик и потянулась.

В этот раз она закончила работу раньше по акерлейским меркам, конечно, ведь везде горели фонари. На Таретт давно опустились сумерки, а их Гестия любила — тихо, спокойно и почти никого на улицах! Разве что школьники, потерявшие счёт времени, заработавшиеся взрослые, ночные гуляки.

Она неспешно шла к дому, хотя хотела туда сильно, но усталость дала о себе знать.

Мелькали красные, зелёные, жёлтые, синие и кофейные дома с брусьями, складывающимися в «узоры». В окнах загорался свет, показывались людские силуэты: кто-то ужинал, кто-то кружился в танце, кто-то сидел над огромными книгами.

Гестия наконец зашла домой: лениво сняла ботинки и распустила хвост. В ванну, прямо сейчас! Мягкая пушистая пена будто забирала в свои объятия, тёплая вода согревала каждую часть тела, мокрые волосы прилипли к ключицам, маленькие капли упали с подушечек пальцев.

Как чудесно, никаких тебе бумажек или злачных мест: Гестия часто ловила себя на этой мысли, иной бы посчитал, что она ненавидела службу. На деле, наоборот, любила статус стража порядка, считала, что охрана Родины — её долг, но всегда оставалась честна с собой! У каждого на работе есть вещи, которые не нравятся, кто угодно может устать даже от любимого дела, из-за которого когда-то горели глаза.

Завернувшись в полотенце и зайдя на кухню, взмахнула пару раз — в горячем шоколаде поплыл зефир, а сама села на диван и кинула взгляд в окно.

«Завтра что? Пятница! М, Амелия звала к себе в гости. Боги, пожалуйста, можно я освобожусь, как сегодня, а то родственники, наверное, забывают, как я выгляжу. Думают, есть ли в их семье вообще такая, хи-хи», — Гестия отпила немного, засыпая, в этот раз она обязана «доползти» до кровати!

* * *

Линция Рамм не нравилась ей, ибо если Ирвин Швац вызывал уважение как вышестоящий по должности, то Линция — нет! Всех, кто стоял ниже по званию, она за людей не считала и пользовалась служебным положением.

То документооборот спихивала, то отбирала последнюю пачку сигарет, ибо «тебе не положено». Или просила что-нибудь в долг «за косяки», а потом заявляла, что ничего не брала, ведь «Где твои свидетели? Вот и я таких не помню». И это ещё был неполный список того, что Линция проворачивала! Конечно, некоторые и дрались с ней, и докладывали начальству. К сожалению, она выходила сухой из воды, ибо обычно доказательств было на один зуб.

И откуда же росли ноги у этого всего? Линция окончила акерлейский университет, а не Академию и чрезмерно гордилась этим не меньше, чем званием и должностью: капитан, следователь. Большинство не отрицало, что такого звания она вполне достойна как опытный акерлей. После четырёх лет высшего образования годы верной службы: расследования мелких и крупных краж, изнасилований, фальшивомонетничества, контрабанд, доведение до самоубийства… Чего только не находилось в акерлейской практике Линции Рамм! Но заслуживала ли она такое высокое звание как человек?

По внешности же складывалось такое ощущение, что Линция сошла со страниц любовных романов про рыжих ехидных ведьм. А может, этих ведьм списывали с неё? Гестия точно не знала, но зато уверенно заявляла: нести караульную службу вместе с такой коллегой просто невозможно, работать в принципе тоже.

Берцы ступали по утренним улицам Таретта, где царила будничная суета.

Девочки и мальчики, начертив на земле понятные только им знаки, прыгали по земле и кричали нечто вроде: «Три вперёд, четыре назад!»

Почтальоны спешили по адресам, рассматривая корявый почерк на конвертах.

Аптекарь, поправив белый халат, перевернула табличку с надписью: «Открыто. Работаем с 08:00 до 17:00».

Юные трубочисты напыщенно вышагивали по крышам, держа длинные щётки.

Молодой студент-журналист с фотоаппаратам подкрадывался к бабочке в саду при родном институте.

Откуда-то раздавалась, переливающаяся трель, а солнце пригревало, но не так сильно, как днём. Линция и Гестия шли нога в ногу, но, кажется, это не устраивало старшую по званию.

— Какая ты копуша, Джонсон, ускорься! — Линция откинула кудрявые концы волос.

— Я иду рядом с вами, госпожа Рамм, но если вы так хотите, — Гестия прибавила шагу и вышла на площадь. Линция сжала кулаки, заскрежетав зубами и покрываясь красными пятнами.

На небольшой площади тем временем собралась огромная толпа: люди, в основном подростки, что-то громко скандировали, размахивали бумажками, транспарантами с лозунгами и драконами, вырезанными из бумаги. Посреди толпы на деревянных ящиках стояла девочка лет шестнадцати и перекрикивала соратников.

— Мы за правду, оправдать драконов! Подождите немного, и нам запретят о них думать, а ведь это лавморцы развязали войну, — вопила порозовевшая девочка-лидер, но вдруг она увидела, как Гестия и Линция приблизились к митингующим. — Акерлеи! Валим, валим! Бежим!

Повстанцы завизжали, бросились наутёк. На землю попадали транспаранты, бумажные драконы — ноги тут же прошлись по ним. Лидер, стоявшая на ящиках, качнулась в сторону, в другую, и упала. Ящики развалились на части характерным треском. Лидер вмиг поднялась и ринулась вперёд. Сержант кинулась за ней и быстро повалила. Девочка-лидер подняла голову, гневно шикнула под нос. Гестия поставила руку на уровне груди, отвела влево — верёвка засияла серебристым цветом, обвила запястья.

Тем временем Линция провела рукой по воздуху и топнула: тёмно-синий сгусток магии взвился ввысь и полетел в сторону. Без подмоги не обойтись. Сама капитан быстро кидала в повстанцев заклинания, и, естественно, ждала того же от Гестии.

— Не стой столбом, Джонсон, то есть отпусти ты эту соплю! О, а вот и наши, — Линция повернула голову вправо: акерлеи бежали отовсюду: виднелась форма многих цветов и оттенков — чёрная, белая, серая, зелёная, бежевая, коричневая, фиолетовая…

Силы постепенно выравнялись, по всей площади летали заклинания: акерлейские и повстанческие. Кто-то просто сцепился врукопашную, катался по земле, бил противника ногами. Кто-то сопротивлялся трём-четырём акерлеям, державшим его. Кто-то, взятый под руки, шёл, но при этом орал: «Оправдать драконов! Оправдать драконов!» Гестия с Линцией, потные и разгорячённые, еле стояли на ногах, но будто не замечали усталости, работая на износ.

— Попалась, паршивка, — не скрывая злорадства, Линция схватила за руку девочку, затесавшуюся в толпе.

Перед акерлеями показалась блондинка в синей куртке и с сумкой через плечо.

— Мьёльна? — широко распахнула глаза Гестия.

— Пустите меня, пустите, я в Академию иду! Госпожа Джонсон! Ох, госпожа Джонсон! Как хорошо, что вы здесь, пожалуйста, помогите, — испуганно, словно мышь, попавшая в ловушку, завертелась Мьёльна.

— Вот это вещь, твой стажёр на митинги прямо в форме ходит, мда. Ври больше, крошка, ври больше, а о госслужбе теперь забудь, — Линция сильно-сильно заломила руки Мьёльны, послышался жалобный скулёж: «Ай! Больно!»

— Митинг? — обернулась Мьёльна, и рот сильно округлился настолько сильно, насколько возможно.

По коже прошлась череда мелких мурашек, а каждую частичку тела будто сковало тяжёлыми холодными кандалами.

— Какой митинг? Я впервые о нём слышу, говорю же, в Академию иду… Шла! Но из-за вас, из-за вас я теперь опаздаю. Госпожа Джонсон, ну скажите хоть что-нибудь, вы же знаете, сдались мне эти митинги!

Гестия стояла в ступоре, а в горле словно застрял ком, не дающий и слова сказать. Что она должна была сделать в этот момент? Вступиться за подопечную? Надеть наручники? Казалось, выбери она один вариант — второй окажется верным. Мьёльна с мольбой смотрела на наставницу, еле слышно дышала и дрожала будто на морозе. Казалось, раздались бы душераздирающий крик, обвинения в предательстве, но ничего этого Гестия не услышала.

На долю мгновения в воздухе повисла гробовая тишина, на долю мгновения всё будто окаменело. Стажёр зажмурилась, напрягла руки. Удар между ног, как тогда, после головомойки! Линция скрючилась и злобно прошипела: «Тебе не жить, пискля малолетняя», но синяя куртка уже виднелась вдали — сержант не сводила с неё взгляд.

«Нет, не могла, не знала, я уж точно не видела её здесь с самого начала. Она просто пробегала мимо, оказалась в неправильном месте в неправильное время. Академия ведь действительно рядом через дорогу, но кто побрал Мьёльну идти через эту площадь. А даже если бы и решила прийти на митинг, не стала бы надевать форму. Девка неглупая. Только столько выходок она натворила за последние пару недель: то накрасится, то с тем воришкой налажает! Или… Нет? А-а-а!»

На душе будто выла вьюга, начинался настоящий буран, готовый снести всё вокруг. Были ли эти сомнения оправданы, могла ли Мьёльна оказаться дьяволом в стажёрской куртке? Если да, то как эту девицу только в Академию взяли, ибо в акерлеи не то что пробиться трудно, учиться-то не самое лёгкое дело. А если нет, то как Гестия засомневалась в стажёре, не в самом лучшем, но какой достался. Времени рассуждать же на эту тему просто не осталось.

Разгон митинга закончился: всех, кто не сбежал, отвели в штабы, а караульная служба Гестии продолжилась. Но после неё в пятницу обычно начиналась практика у стажёров. Может, тогда она поговорила бы с Мьёльной? Но не удалось!

Вместо неё с привычным ярким макияжем и кончиками волос, окрашенными в розовый, к Гестии в вестибюле подошёл Курт Сеймур. Его чаще всех однокурсников ставили в пример: выглаженные рубашка и брюки, ботинки, начищенные до блеска, а чёрные, как зола, волосы вымытые и расчёсанные. На занятия он всегда приходил вовремя, а об успеваемости говорить нечего! Практически одни «отлично», среди которых пара-тройка «удовлетворительно». Неудивительно, что практически все преподаватели души в Курте не чаяли, желали каждому коллеге-акерлею такого стажёра!

«У таких золотых мальчиков и девочек всегда есть скелеты в шкафу, хи-хи. Что ж, господин Курт Сеймур, посмотрим, что вы за зверь такой», — с этими мыслями Гестия подошла к нему, спросив о Мьёльне.

— Отстранили от всего до дальнейших разбирательств. Как она? Лежит в общежитии, рыдает, скоро домой пойдёт, но ей повезло: в другой раз сразу бы попёр… То есть выгнали, прошу прощения, госпожа Джонсон. Думаю, Мьёльна и вправду ничего такого не сделала. Я ей доверяю, ведь она м… Классная, — Курт нервно почесал затылок.

Старший акерлей так и не поняла, почему Курт осёкся, но действительно оказался самым прилежным стажёром на свете. Они неспешно шли по дневному Таретту, и вот завернули на улицу, где проходила благотворительная ярмарка. В голове сразу промелькнули девочки с продолговатыми корзинками и самодельными цветами, которые теперь уже стояли за прилавками лотков с красно-белыми в полосочку навесами.

Над лотками висел длинный плакат, на котором красовались алые буквы: «Благотворительная ярмарка «Доброе сердце» в помощь детям, страдающим магической недостаточностью». Гестия и Курт зашагали между двух рядов, рассматривая товары, которые предлагали ребята.

Сшитые собственноручно плюшевые зайцы, куклы, наспех приготовленные лимонад, переливающаяся на солнце карамель, подержанные одежда, обувь, старые книги, серьги, кольца, бусы, доставшиеся от прабабок…

Дети и подростки, подобно взрослым, зазывали к себе немногочисленных прохожих, галдя: «Госпожа! Купите эту чудесную шляпку, она будет вам к лицу. А деньги пойдут больным магической недостаточностью», «Всего шесть ви за игрушку, прошу вас, господин», «Раритетное издание! Мой дед говорил, что при самой Лисандре Единственной выпускалось!»

«Будь здесь Мьёльна, то наверняка бы набрала кучу украшений», — мысленно смеялись Гестия и Курт, но потом вздохнули с гложущей тоской.

Так бы и продолжался размеренный поход, но издалека закричала одна из благотворительниц. Подойдя ближе, они застали следующую картину. Юноша, купивший посеребрённые запонки, встал как вкопанный, а локти его покрылись синими волнами. Благотворительница же металась из стороны в сторону, печально стонала: «Мамочки, мамочки!» Соседи и взрослые столпились вокруг прилавка, обеспокоенно переговариваясь.

«Какая удача, — подняла глаза к небу сержант. — Ну что, Курт? Покажи, на что способен!»

Гестия проскочила сквозь толпу, Курт просочился следом и начертил фиолетовую линию. Люди попятились, как раки, и шагу больше не сделали. Акерлей же подняла в воздух запонки, лежавшие в руке, заключила их в голубоватую сферу. Тем временем Курт держал за плечи красную от слёз благотворительницу, которая то и дело дёргалась. Юноша же словно ожил, отпрянув, а синие волны постепенно исчезали.

— Всё в порядке, молодой человек? Как себя чувствуете? Медиков позвать? — обступили его взрослые, и юноша утвердительно качнул головой.

— Аккуратнее продавайте чужое старьё, и по голове шандарахнуть может. Удивительно, как вас саму не убило, — иронично сказал кто-то в толпе, обращаясь к благотворительнице, запричитавшей: «Так я магией, без рук!»

Гестия же сжала сферу, положив её в карман и позвав Курта.

«Не зря хвалят его, не зря. О таком ученике только мечтать можно. А где повторения по два-три раза? Где счёт ворон? Ахаха, Гестия, тебе не угодишь!» — рассуждала она, пока парамедики осматривали пострадавшего.

Весь оставшийся день наполнили настенные художества Гнилой короны, растоптанные хризантемы, «великая гадалка в седьмом колене»… И практически везде Курт проявлял себя как образцово-показательный стажёр.

Гестия поймала себя на такой мысли. Без Мьёльны эта пятница была не той, что ли? Ах, визит к подопечной в тот момент — необходимость, обязанность, хотя бы просто поговорить, пока подопечная в Академии.

Отпустив Курта, сержант вернулась в кабинет, взглянула на часы.

«Надеюсь, Амелия не обидится, если я задержусь? Так, один отчёт, и я свободна», — она поправила стопку бумаг и взяла ручку.

Дорога к общежитию напомнила о собственной учёбе, и, конечно, о давних выходках — Гестия обычно об этом не говорила, но тоже не слыла пай-девочкой. Не спать всю ночь? Легко! Испугать первокурсников старой байкой? За милую душу! Измазать однокурсницу пастой? Запросто! «Золотые времена», пусть с них прошло относительно немного.

Показав документы и отдав честь, акерлей поднялась наверх, здесь практически ничего не изменилось с её выпуска. Растения на подоконниках, белые стены, длинные коридоры и бесконечные лестницы. Плакаты, напоминающие про качества настоящего акерлея, портреты великих королей, отважных полководцев. И, скорее всего, даже паук по кличке Эверетт, у которого на первом курсе целый культ появился!

«Не удивлюсь, если тут до сих пор осталось «послание потомкам» от Питера, ха-ха, всё, не время», — Гестия постучала в дверь, но никто не ответил.

Вздох. Петли звучно зашумели, акерлей робко заглянула в комнату. На нижней койке двухъярусной кровати сидела Мьёльна, на её коленях — Курт. Она закинула руки на плечи, жадно принимала каждый поцелуй. Курт дотронулся до щеки и нежно поправил выбившуюся прядь. Мьёльна жалобно всхлипнула и сильно прижалась к возлюбленному, который ласково провёл по спине, сладко шепча на ухо.

Так вот почему Курт осёкся! Так вот каких скелетов хранил в шкафу! Гестия поёжилась, сморщив лицо. Казалось, её вот-вот стошнило бы. Телячьи нежности подростков только им виделись милыми, смотреть на это со стороны — невозможно!

Раздалось фальшивое «кхе-кхе», Мьёльна и Курт оторвались друг от друга, переведя взгляд на Гестию и выпучив глаза. В них на секунду застыл тихий ужас, оба вздрогнули так, как будто их водой окатили. За отношения ругали не хуже, чем за одежду не по форме. Да не то что ругали! Поговаривали, что отчислить за такое как пить дать, поговаривали, что уже были такие случаи.

«Госпожа Джонсон самый честный человек на свете! Нет, она точно обо всём расскажет», — мысленно хваталась за лицо Мьёльна.

«Да зассыт, она к тебе слишком сильно привязалась. А, может быть, нет, кто её знает», — также мысленно отвечал Курт.

— Сеймур, на выход, — грозно скомандовала Гестия.

Курт напоследок поцеловал пассию и убежал. Мьёльна же вытерла слёзы, а сержант села рядом с ней.

— Что? Теперь и про это расскажете? Давайте, давайте, мало мне сегодняшнего, давайте, говорите, чтоб меня точно отчислили. А Курту по голове настучали, давайте, вы ведь всё равно в этом ничего не понимаете, — Мьёльна вскинула руки и склонила лицо, Гестия хмыкнула.

Обычно в таких ситуациях взрослые говорили: «Конечно, не понимаю, первый день на свете живу». Она же так не сказала, ибо на самом деле не понимала: прелести подростковых отношений Гестия так и не познала. Не то что не целовалась, даже за руки не держалась, но не видела в этом ничего плохого или катастрофического.

— Мьёльна, прошу тебя, успокойся, я здесь не для этого, а теперь, пожалуйста, скажи честно: ты правда шла в Академию сегодня утром? Кто может это подтвердить? Только честно, повторяю.

— А вы как думаете, госпожа Джонсон? — подскочила с места Мьёльна и смяла ткань брюк, лицо налилось кровью. — Вы правда считаете, что я могла прийти на митинг? И вообще, ведёте себя так, будто мы на допросе!

— Я ни в чём сейчас не уверена! Видишь же, что на улицах происходит, или думаешь, на комиссии с тобой сюсюкаться будут? Линция… То есть госпожа младший акерлей Рамм. Она как очевидец сядет в первых рядах и проголосует за твоё отчисление, понимаешь? — повысила голос Гестия, встав во весь рост.

— Не доверяете, значит, тоже моего отчисления хотите, да? Ведь я никудышный стажёр, как меня только взяли, как я только до третьего курса доучилась! Верно? — залилась большими слезами Мьёльна, её глаза раскраснелись, опухли, а сама она источала отчаяние.

Скулы пошатнулись, и Гестия занесла руку — Мьёльна схватилась за голову, пригнулась. Не надо, сделала бы только хуже! Акерлей опустила руку, стажёр села обратно, вновь зарыдала. Дверь с грохотом закрылась, в комнате послышалось протяжное хныканье.

«Ами наверняка волнуется, — посмотрела через плечо на третий этаж общежития Гестия. — Но, блин, ты перегнула палку! Наверное, сначала успокоила бы, а потом допросила бы. С другой стороны, Мьёльна тоже хороша. Я и слова ей не сказала, а она истерику закатила словно перед матерью родной. Странно это всё, хотя кто знает эту Санкрот!»

Долгое мычание. Опять отвратительный день… Да что же это такое? Вдох, выдох — Гестия подняла голову. Таретт как всегда приветливо встретил тёплым майским вечером. Только настроение города не совпадало с её настроением! Казалось, за день Гестия будто несколько раз врезалась в железобетонную плиту. Казалось, Гестия превратилась в рыбу, которую выбросили на береге. Казалось, Гестия легла под нож потрошителя, вынувшего из неё все органы. И как возрастало желание натянуть маску, чтоб радостные и весёлые жители города не видели ни одной её эмоции!

В дом кузины она зашла без всякой улыбки, но Амелия исправила это, словно использовала неведомую магию.

— Гест! — Амелия откинула золотистый локон и обняла её. — Как мы давно не виделись, проходи, покормлю тебя, а то ж ты бедная ничего не ешь. Но если и ешь, то что попало, знаю я акерлейские перебивания с хлеба на воду.

— Ами, а то, небось мои фотографии пылью покрылись, — Гестия улыбнулась и приобняла кузину в ответ. — Ладно тебе, я, между прочим, сегодня дома позавтракала, можешь себе такое представить? Но от ужина никогда не откажусь.

Амелия ахнула, закатив зелёные глаза, но усадила сестру за стол. На кухне Дирк, муж Амелии, мыл посуду, протянул и пожал родственнице руку, кузина же пододвинула тарелку: жареное с овощами мясо вкусно пахло. Слюнки так и текли ручьём! Гестия «набросилась» на блюдо, Дирк и Амелия задорно усмехнулись. Кажется, перед ними сидела не взрослая девушка, а оголодавшая сиротка, которую только что с улицы взяли. Вытерев рот салфеткой, Гестия поблагодарила за угощение.

— Сколько раз я говорила, что ты классно готовишь? — приподняла уголки губ она, Амелия прошептала: «Спасибо». — Рассказывайте, как у вас дела?

— Сейчас только конец мая, а я уже волнуюсь: предчувствую столько возни со сборами Рэнна в школу, — Амелия села рядом с Гестией, парой взмахов разлила чай по кружкам и подпёрла голову рукой. — А у тебя как? Как на работе?

— Ами, не доставай Гестию расспросами про работу. Сама говорила, что хочешь уехать с Рэнни на лето к матери, лишь бы «ничего не слышать об этих мордах». Наверняка у акерлеев тоже всё не радужно с этими повстанцами, — Дирк положил руку на плечо жены, Амелия опустила ресницы.

— Да, сегодня целый митинг разогнали, — Гестия отхлебнула чай, — а по поводу сборов не волнуйся, это, считай, «пролог» большой истории!

Гестия засмеялась, Амелия же крикнула: «Гест!», и та извинилась. Вскоре все трое разговорились, но их быстро прервал топот детских ног: Рэнн появился на кухне.

— Тётя Гестия! — взвизгнул он, хватая её за руку. — Ты пришла, ура. Поиграешь со мной? Пожалуйста.

— Рэнни, — Гестия потрепала светлые, как у Амелии, волосы. — Конечно, как я могу отказать любимому племяннику в этом?

По правде говоря, Гестия не любила детей, но только не Рэнна, она его обожала. Рэнн же, не теряя ни минуты, повёл тётку — а если точнее, то двоюродную бабку и по совместительству крёстную — к себе в комнату. Та представляла собой «мальчишеский рай»: сине-бело-голубые обои, незаправленная кровать, разбросанные по полу одежда, цветные карандаши и бумага, книги, мягкие игрушки. Гестия уселась на пол, Рэнн примостился рядом, обняв плюшевого медведя.

— Нет, не хочу играть. Поколдуй для меня, тётя Гестия.

— Какой ты непостоянный, Рэнни, но будет по-твоему, хехе, — Гестия начертила в воздухе шар, подбросила руки вверх, комната из мальчишеского рая превратилась в бесконечное звёздное небо.

Все углы стали тёмно-фиолетовыми, чёрными, повсюду мерцали огоньки, летали кометы и вращались планеты — простенькая иллюзия, но карие глаза Рэнна Тауэрса сияли, а рот не закрывался.

— Ты самый крутой маг на свете! А акерлеев этому учат? Ой, расскажи про них.

— Это я выучила ещё в школе. Ох, — на секунду умолкла Гестия, подбирая слова. И тут про работу… Рэнн хоть и считался любимым племянником, но рассказывать ему всё совершенно необязательно.

— Сегодня стажёры на практику приходили.

— Помню, ты рассказывала. У тебя одна девочка учится. Ты показала ей новое заклинание?

— Эта девочка сегодня не пришла, вляпалась в одну историю, поэтому пока не может учиться дальше.

Каждое слово Гестия произнесла с непосильным трудом, так, словно из неё клещами извлекали информацию. После каждого предложения всё внутри сжималось, переворачивалось и выворачивалось наружу, но сама она только поджимала и прикусывала губы. Ещё два-три слова, и безутешные слёзы потекли бы по щекам, а близлежащая книжка со сказками полетела бы в стену.

— Но потом сможет? — Рэнн сделал большие глаза и вытянулся. — Мне подружка рассказывала, что её из секции по футболу выгнали за плохое поведение. Но она потом исправилась и вернулась.

— Не знаю, Рэнни, у неё скоро экзамены, и я не уверена, сдаст ли она их и станет акерлеем. Из-за этой истории… Может, поиграем? — опустила взгляд Гестия, а кошки на её душе заскребли ещё больше, чем раньше.

Рэнн обхватил шею тётки так сильно, как только мог, Гестия ответила тем же, не желая отпускать племянника ни на секунду. В комнате на несколько мгновений повисла долгая, мучительная тишина, и звёзды ярко замигали, планеты быстро закружились, кометы замедлились — иллюзия рассеялась.

На следующий день в дверях кабинета показались яркие волосы Линции Рамм. Младший акерлей аккуратно положила пачку сигарет в карман брюк, воодушевлённо села за стол. Эйс Картер с коварной улыбкой на лице потёр ладони: «У-у-ух! Ну что, какие новости в курилке?», а Гестия провела руками по лицу. Задний двор, где собирались все курящие, являлся рассадником и местом сбора сплетен. Линция же считалась ответственной за их распространение, если не по всему штабу, то хотя бы среди тех, кто работал с ней в одном кабинете.

— Ох, даже не знаю, с чего бы начать, — младший акерлей кокетливо захлопала глазами. — Гаспар Клэрм переводится в убойный отдел, теперь уже точно.

— Он ведь давно хотел! — подал голос Тедди Белбокер.

— Ого, а то всё с малолетками возился, тьфу, — отозвалась Нэл Отэр.

— Надо поздравить будет, — поднял средний палец вверх Эйс.

Все ещё долго восхищались решение коллеги: свистели, смеялись и аплодировали. Когда же обсуждения о переводе Гаспара стихли, Линция продолжила сводку новостей.

— Защитой Санкрот займётся Тронман, пожелаем ему удачи, конечно. Кто-кто! Ну, этот, со шрамом на носу который. Ты про Санкрот, что ли? Это ж хвост Джонсон, блондинка такая мелкая, — Линция перекинула взгляд на Гестию: — Слушание назначили на четырнадцатое. Не бойся, трогать Санкрот я сильно не стану, так, легонечко по голове постучу.

Линция оскалила зубы и прикрыла рот рукой, будто гадости подпитывали, наполняли жизненной энергией. Гестия состроила такую гримасу, словно съела целый лимон с кожурой. Мало вчерашнего скандала в общежитии, теперь ещё и Рамм подливала масло в огонь!

«Тебе бы кто по голове постучал да об стенку бросил, — мысленно прошипела Гестия, — или, как говорила Мьёльна, поменьше бы в детстве таблетки для повышения ехидства в крови ела. Ха-ха! Ох, Мьёльна, Мьёльна…»

— А-а-а, мини Джо? — вскинул бровь Эйс.

Сержант наигранно прочистила горло, ибо такое сокращение от фамилии ей совершенно не нравилось. Пусть речь в тот момент шла не о ней конкретно.

— Что ты на меня так смотришь, Джо? Знаешь же, что это Кинселла придумала, а твоя пускай крепится. Верю, девчонка она хорошая, просто оказалась не в том месте и не в то время. Ну, Линц, что там дальше?

— А дальше — больше! В самом чистом отделе похоже не всё так уж и чисто, — постучала ногтями по столу Линция, и все остальные в кабинете насторожились.

Нэл тихо спросила:

— Халаты что учудили?

— Халаты, халаты! Как передал мне Крис Нойт, они чаи целыми днями гоняют и обсуждают только боги знают что! Например? Ой, Белбокер, я сейчас и не вспомню, — Линция сузила глаза и передала услышанное: — Вроде… «Невинные воробьи. Напрасен гнев. Не нужна действительность». Короче, бред какой-то.

— Так, так, так! Что-то подозрительно очень, не о драконах ли они там часом? — постучал по папке Эйс.

— Вот и начальству это показалось странноватым, но гады халатовые всё-таки выкрутились. Видите ли, это сборник нестандартной поэзии, философия, смысл жизни. А мы все такие сирые и убогие, ничего не понимаем, кхм, но по шапке им всё равно дали.

Тут Гестия открыла рот. Интересно, кто эти любители нестандартной поэзии? Знают ли чьи-то конкретные имена? Вдруг в кабинет вошёл Ларс и крикнул что-то про вызов.

«Похоже ответа я так и не узнаю, но расспрошу Пита про эти стихи. Он больше в подобном разбирается, а тут на самом деле что-то нечисто. Стоп, Гест, блин, вряд ли Пит знает обо всех стихотворениях мира. Тем более о такой пурге без рифмы и ритма», — сунув руки в карманы, она зашагала к выходу.

Как оказалось, её вызвали на другой конец города, да и не просто, а вместе с криминалистами: кто-то обчистил чиновника. Возможно, судьба подкинула шанс понаблюдать за коллегами, узнать, кто из них — поклонник чая и стихов в рабочее время.

Акерлеи и криминалисты молча шли по улицам Таретта, где сновали горожане. Гестия же не спускала глаз с белых халатов, но те вели себя не страннее обычного, ведь о недавнем инциденте теперь знали все.

«Смотри тщательнее, может, и узнаешь что, они тоже не лыком шиты и теперь держат ухо востро», — говорил внутренний голос.

На полпути к особняку чиновника Талия Сонг остановилась, и все остальные обернулись.

— Нет, ничего не случилось, как вы могли подумать. Просто предлагаю свернуть и пройти другим путём. Наверняка господин Хэнкс придёт в ярость, если мы не окажемся у него молниеносно, сами знаете, какими бывают чиновники.

Некоторые из криминалистов и акерлеев безразлично пожали плечами, другие же презрительно хмыкнули. Гестия разомкнула губы, но тут её опередила Нэл Отэр.

— Да, да, все эти сказочки про «Я знаю короткий путь» хороши. Ещё дольше проходим, а потом получим во-о-от тако-о-ой штык и от Шваца, и от Хэнкса.

— Или вам не терпится раскрыть очередное преступление, чтоб получить повышение, госпожа Сонг? Может, поэтому так торопитесь? — усмехнулась Гестия, и они вместе с Нэл дали друг другу пять.

Талия исказилась в лице, казалось, ещё немного, и она зарычала бы.

— Откуда вам знать, госпожа Джонсон? Может быть, я в отличие от вас не хочу засиживаться в одном звании, — через миг ощерилась Талия, а Гестия едва не прикусила язык. — Вы, конечно, как хотите, но я что-то не горю желанием идти по старому кладбищу.

— Быстрее решайте, как мы пойдём, ссоритесь будто дети малые, чесслово! — махнул рукой Эйс.

— А-а-а, Сонг черепов и скелетов боится. Понятно-понятно, среди нас действительно ребёночек завёлся! Страшилок в детстве начитались? Можете идти куда и как хотите, — после слов Нэл Талия прижала руки к швам, сжав кулаки, и сложила руки по швам.

Криминалистика медленно выпустила воздух, но последовала за коллегами.

«Серьёзно, чего это она так? Криминалист, боящийся трупов, это что-то из ряда фантастики. К тому же убийство суитонца раскрыла и ни разу не пикнула, если верить рассказам», — вихрем пронеслось в мыслях Гестии, когда они ступили на территорию кладбища.

Группа акерлеев и криминалистов прошла через железную арку, над которой висела выкованная надпись «Тареттское кладбище». Здесь лежали только самые выдающиеся люди: полководцы, правители, дипломаты, деятели искусств и многие другие, а тела обычных людей попросту опускали на дно моря из-за экономии земли.

Поскольку на кладбище хоронили только значимых людей, то выглядело оно соответствующе: благоухающие цветы на могилах, блестящие на солнце памятники с портретами, аккуратные ограды, деревья, качающиеся на ветру. Но всё же вдали виднелись заброшенные здания. Возможно, комплекс храмов, возможно, кого-то из этих магов там отпевали.

Несмотря на то, что днём любое кладбище выглядело не так страшно, как ночью, Талия беспокоилась, словно вскрикнула бы: «Давайте вернёмся!» Конечно, она не проронила почти ни слова, лишь бурчала под нос и иногда оглядывалась, будто что-то здесь потеряла. Гестия же решилась на смелый шаг.

— Вы сюда приходили раньше, не так ли?

— Вам-то какое дело? Можете смеяться и потешаться надо мной, но я терпеть не могу захоронения. С этим у меня связана очень неприятная история. Надеюсь, подробности не нужны, госпожа Джонсон? Вот и отлично, а теперь дайте пройти, прошу, — Талия ринулась вперёд.

«Или зря я её подозреваю? Мало ли что у неё там, ай, всё, неважно, поживём — увидим», — Гестия прибавила ходу.

На осмотре особняка господина Хэнкса и акерлеи, и криминалисты разделились: вот теперь самое то для наблюдения. Эйс как самый старший из всех отправил на осмотр гостевой спальни Гестию и криминалиста Киллиана Эларда.

Оба, войдя в просторную комнату, осмотрелись: над кроватью картина знаменитого художника из Десседи, в углу фарфоровая ваза с гибискусами, которые то и дело меняли форму. Шкаф во всю стену, огромный комод для тех, кому не хватило предыдущей фурнитуры, небольшая полка с пожелтевшей беллетристикой.

«В общем, ничего интересного», — читалось в глазах Киллиана, когда он поправил фигурку чёрного кота и фотографию читы Хэнксов на комоде. После чего с чувством выполненного долга упал на кровать и прошептал: «Лепота! Люблю такое». Гестия похлопала ресницами и чуть слышно цокнула языком.

«А вот и первый претендент в любители чая и стихов», — прозвучал внутренний голос, пока она смотрела на коллегу.

— Господин старший сержант, — начала Гестия, улыбнувшись. — Не желаете ли осмотреть лоджию? Ну или шкаф с комодом для начала? Да и вдруг тут отслеживающие заклятия стоят.

Киллиан, не вставая, махнул рукой, и прямоугольный чемодан оказался около ног старшего акерлея. По всей видимости это было сродни «Валяй! Кто тебе мешает?» Гестия кашлянула, а Киллиан пояснил собственную позицию в этой ситуации.

— Навёл шуму из ничего, а мы ходи, осматривай. Спорим, что он сам куда-нибудь их припрятал, ибо денежки-то не его, а ворованные, а? — подмигнул Элард. — Смекаешь?

Гестия наигранно пожала плечами. Конечно, версия Киллиана имела место быть: подобное освещали в Академии. Питер как банковский клерк рассказывал про разного махинации, в том числе и о такой схеме. Но ведь даже при подобном развитии событий необходима проверка!

— Вполне, но если проваляемся на чужих постелях, то никогда не узнаем. Или в штабе все криминалисты так работают? — тут Гестия приподняла глаза наверх, будто осматривая люстру. Намёк она сделала довольно опрометчивый, но теперь сама себе отрезала пути назад.

— Э-э-э, Джонсон, ты на меня и ребят бочку не кати. Побольше нойтовских разговорчиков слушай. Или кто там тебе это рассказал, — так и не поднял головы Киллиан. — Давай, работы непочатый край. Гы, прикольная рифма!

Ноздри расширились, глаза забегали, а криминалист так и норовил, чтоб ботинок прошёлся по его шоколадным брюкам! Обследовав всю комнату, практически в одиночку — Киллиан присоединился только под конец — Гестия вышла и направилась на не менее обставленную кухню.

Утварь, от десертных ложек и сковородок до ножей и тарелок, от лопаток и кастрюль, оставалась без дела. Мойка пустовала, на плитах грустно стояли чайники бронзового цвета. На столах оставались рассыпанная мука, разделочные доски, скалки, кофемолки, перечницы, подносы с чашками. Прислуга ушла в сторону, обсуждая что-то. Криминалистка в бежевой куртке, Никки Проукс, с фонариком рассматривала все лакированные шкафы, застеклённые буфеты.

«Будь осторожней, Гест, заходи издалека. Второй провал тебе не требуется», — только младший сержант сделала шаг вперёд, как Никки повернула голову.

— Я почти закончила, госпожа Джонсон. Спросите лучше господина Картера, с чем и кому помочь.

— Да я заблудиться боюсь, — соврав, почесала затылок Гестия. — Не составите компанию?

Никки, собрав чемодан, знаком подозвала коллегу, и обе пошли по особняку. Практически везде ходили акерлеи и криминалисты, разглядывая каждый сантиметр жилища. Гестия и Никки поднялись по резной лестнице. Неожиданно для Гестии младший лейтенант заговорила:

— Есть догадки насчёт этого всего?

— Трудно говорить, пока не осмотрен весь дом. Хотя… Вдруг в этом замешана Гнилая корона? Они ведь не только против официальной версии войны с драконами…

— …но и против тех, кто её транслирует. Я это прекрасно помню, или вы думаете, что с появлением Гнилой короны у нас остальные преступники в отпуск ушли? У нас чуть что, то они! Глупо, не правда ли? — Никки остановилась на лестнице и подошла чуть ли не вплотную.

Глаза Гестии на лоб полезли от таких заявлений. С чего этого Никки Проукс так возмущалась? Причём ещё так яростно и агрессивно, как-то чересчур ярко это всё выглядело.

— То есть вы отвергаете возможную причастность группировки, которая уже полгорода на уши поставила? Вот это как раз таки глупо. Может, вы ещё и…

— Вовсе нет. Если вы забыли, госпожа Джонсон, я приехала недавно, и мало что пока знаю о выходках Гнилой короны. И в принципе о происходящем в столице. Но меня уже тошнит, если честно, что любое происшествие связывают с ними. Скоро и плохая погода будет из-за того, что преступники чихнули. Проходите, прошу, ищите свои доказательства против Гнилой короны.

«Не нравится мне это всё, но пусть истерит себе дальше», — сделав вид, что её это не тронуло, Гестия поднялась по лестнице и вошла в розово-фиолетовую комнату, где уже давно вели работу криминалисты.

Итель Счоне открыла выдвижной ящик стола, за которым ещё недавно прихорашивалась юная Хэнкс. После чего криминалистка завертела кисточку для теней и хихикнула:

— А представьте, дочка обокрала собственного папашу? Было бы очень весело. Да-а-а, уже представляю эти заголовки про шестнадцатилетку, прибравшую к рукам отцовское золотишко! Или они всё вместе придумали, а дочка исполнила! Прям вижу, как она ползает на коленках и говорит вот так, — Итель сложила ладони и запричитала ломаным голосом: — Это не я! Это не я! Если бы я… Ах!

Криминалисты подхватили стоны коллеги и все завертелись в разные стороны, изображая невиданные позы. Гестия незаметно приложила руку к губам и опустила взгляд, добавив:

— Вам бы в актёры, госпожа Счоне! Круто декламируете…

Но успела она закончить, как Итель повернула голову:

— Что, Джонсон, и на нас порявкаешь? То до Эларда докапывается, то с Проукс там собачится. Нашла самых виноватых. Мы без понятия, кто этот стихоплёт несчастный. Иди давай!

Челюсть Гестии чуть не упала на пол, а сама младший сержант то краснела, то бледнела, то зеленела, не смогла шагу ступить. Но наконец сдвинулась с места и отправилась к Эйсу, чтоб не попадаться криминалистам на глаза. Майор без дела не оставил: Гестия опрашивала троих младших Хэнксов, но краска всё ещё не сходила с лица.

«Наверное, я заигралась со всем этим? Эх, чтоб его», — после тонкий голос дочери Хэнкса вернул старшего акерлея в реальность.

На обратном пути Талия всё же настояла на другом пути, но теперь уставшие акерлеи и криминалисты уже не возражали, главная цель в тот момент — хотя бы до штаба добраться. Вернулись Гестия и остальные только под вечер, слегка выдохнули, но заметили, как по главной лестнице суматошно спускались Линция и Тедди.

— Джонсон, Отэр, в общем, все собираемся срочно, там погром в Королевском Театре, — рявкнула младший акерлей. — Гнильцов не то чтоб много, но пошевеливайтесь.

Криминалисты же зашушукались и разошлись. Конечно, им хорошо, ведь позовут только после погрома! Гестия же резко побежала за коллегами.

«Да что ж это такое! Назло, что ли? Но какой я заядлый театрал! То на уличные показы хожу, то в самый знаменитый театр города. Причём бесплатно», — усмехнулась она и ускорилась.

Не взирая на эту шутку, Гестия чувствовала дрожь в коленях. Королевский Театр значился не только самым известным, но и самым большим театром в городе и в стране. Гигантский холл, длинные лестницы, просторные залы, каморки, гримёрки — идеальное место для пряток. Только вот ни в какие прятки с гнильцами — такое прозвище акерлеи дали повстанцам — Гестия играть не хотела. Они могли оказаться где угодно, а искать их в Театре всё равно что иголку в стоге сена!

Сердце стучало, барабанило. Она прикусила губу и перевела взгляд влево, на Тедди, дрожавшего как осиновый лист, в его красных глазах читалось: «Каковы наши шансы? Неважно на что!». Сам офицер хоть и родился альбиносом, но казалось, что он стал бледнее обычного.

Гестия перекинула взгляд на Линцию: она лишь цокнула языком и поправила причёску.

«Молодёжь! Зелёные», — говорила в иной раз Линция. В ответ шёпот Гестии: «Зелёные — это брюки у вас, госпожа Рамм! Куртка там ещё, глаза.»

В ту секунду на шутки времени не оставалось, ведь Гестия видела: губы и веки Линции нервно дёргались. Да-да, капитан страшилась, ибо до «Гнилой короны» ничего подобного не фигурировало даже в её практике.

«Мы же не рыцари в сияющих доспехах из сказок, так ведь? Мы просто акерлеи, и страх нам не чужд, как бы я этого не отрицала»

Королевский Театр, напоминавший древний храм с колоннами, показался на горизонте.

Двери театра с грохотом распахнулись. Люди повалили со всех сторон туда и сюда. Люди толкались, пробивались в тесной толпе. Люди не видели ничего перед собой. Люди затаптывали упавших, наступали на ноги. Люди заезжали локтями другим в лицо. Люди, люди, люди, люди, люди… Люди?

Громкий крик, высокий визг и протяжный плач, невероятная духота, катящийся по шее пот, разгорячённые лица. Тысячи безумных, диких, бешеных глаз. Акерлей лавировала в холле. Ай! Она столкнулась с кем-то лбами, потёрла ушиб и выругалась. Здесь — ещё больше людей, как килек в банке.

Гестия завертела головой, выпучила глаза. Где коллеги? Они бежали по главной лестнице. Нет, нет, нет! Догнать, догнать! Немедленно. Она кинулась за коллегами и оказалась на Большой Сцене.

Повстанцы подняли в воздух большой плакат с алой надписью: «Скажем «НЕТ!» клевете о драконах» и повесили над сценой. Гестия начертила круг и перечеркнула его — дубовые двери захлопнулись. Тем временем полетела череда заклинаний: белые, жёлтые, лиловые. Двое повстанцев тут же упали. В ответ от «гнильцов» — серые, голубые, рыжие заклятия. Акерлеи отбивали их и приближались к сцене.

Один паренёк подошёл к спуску, Гестия преградила повстанцу путь. Вот оно! Цель близка: загнать всех в угол, как овец в загон!

Паренёк взмахнул тремя пальцами, ядовито зелёный луч попал прямо в глаза. Акерлей схватились за лицо, подкосив ноги. Глаза нещадно щипало, потрёшь — станет хуже. Дурацкая Гнилая корона! Но заклинание немного ослабло быстро.

Паренёк задел Гестию плечом, кинулся к аварийному выходу. Остальные последовали его примеру, бросились врассыпную, акерлеи — за ними.

Бах! Кто-то снял чары с двери, и повстанцы понеслись к лестнице. Глаза до сих пор щипали, но Гестия нагнала девицу с куцыми хвостиками. Вскоре обе катились по красному настилу. Другие повстанцы бросились в толпу, несколько затерялись в ней, кого-то успели поймать. Девица же повалила акерлея, прижала одной рукой и показала звериный оскал.

— Сдавайся, акерлейша! — в глазах той плясали черти, довольство не сходило с лица. — Признай, что драконы не виновны, а тебе промыли мозги!

— Чик-трак, и в домики, — показала зубы Гестия, наручники скрипнули — девица с хвостиками лежала на спине и скулила. — И не акерлейша, а младший сержант…

— Джонсон, — поднялась ровным шагом Линция. — Вставай, нужно прочесать остальной театр, сама понимаешь. Давай, давай! Устроила она тут, что б я только твой хвост видела!

Гестия повернула голову в сторону и еле слышно огрызнулась, но тут же встала. Не хватало теперь с Линцией передраться!

Некоторые повстанцы, самые трусливые и робкие, и вправду оставались в театре: они «наследили», но не решились уйти. Гестия привела двух таких в холл, где в воздухе витал озон магии, тут и там орудовали медики, неподалёку срывалась на кого-то Линция, выносили затоптанных.

В горле встал ком, но сержант сглотнула его и передала повстанцев коллегам. Смерть… Они, акерлеи, справились, но какой ценой это далось? Жизнью обычных граждан, но кто в этом виноват? Люди в панике и не на такое способны! Кровь забурлила в венах Гестии, это ведь только начало её карьеры, дальше — только больше жертв.

Вдруг она заметила: около одной из колонн сидел Питер, склонив голову, Гестия вмиг подошла к нему и села на колени.

— Питер! Питер! Как ты? Что случилось? — он поднял голову: линзы очков давно покрылись трещинами, Гестия ахнула. — Видишь что-нибудь?

— Плюс-минус, — насмешливо протянул Питер, а Гестия сплюнула и закатила глаза, пусть каламбур ей понравился. Друг, близорукий на один глаз и дальнозоркий на второй, не отказывался от шуток над недугом и гоготал над чужими. — Всё в основном произошло на Большой Сцене, а я на Малой был. Еле выбрался, но как я понял, повстанцы сорвали премьеру спектакля в честь победы… Над драконами.

Гестия обняла Питера: «Главное, что ты цел, а всех повстанцев я обязательно поймаю», друг сделал то же самое.

— Гест, у тебя все глаза… Красные, — он согнул пальцы.

— Знаю… Какой-то умник шмальнул перцовое заклятие, так, дай я тебе очки починю, — Гестия нарисовала в воздухе треугольник. — Ай, поздновато я спохватилась! Ладно, доведу тебя до оптики быстро, пока Линция не видит.

— Давай, а то я помру так, если один пойду, но вы молодцы! Ты так вообще, думаю, всем акерлеям акерлей, и я говорю это не потому, что ты моя подруга, правда.

Гестия хихикнула и прижалась к плечу друга: «Балладу обо мне напишешь?», Питер подмигнул: «Да хоть поэму!» Холл весело пронзили два смешка, и друзья вышли из театра.