Декабрьское полнолуние (джен)

В серебряном свете сверкали и струились смоль и шёлк, волны чёрных волос, сверкая, струились по сотканному из серебряного света телу и не могли затмить его. Она, нагая, кружилась и сияла совсем близко от него, стоит только протянуть руку — руку? — чтобы впиться когтями в это сияние и тьму…

— Лунатик! Эй, Лунатик! Рем!

Он попытался открыть глаза, моргнул, зажмурился. Ощущение было такое, будто кто-то светит ему фонарём прямо в лицо.

— Люпин!

Его отвернули от света, встряхнули за плечи.

— Очнись!

— Что с ним? — голос Джеймса.

— Откуда я знаю? Рем!

Он осторожно открыл глаза. Белый мёртвый свет шёл теперь слева, освещал половину встревоженного лица Сириуса, бельмом отражался у него в глазу.

Луна. Болезненно припухшая с одной стороны, словно страдающая флюсом. Такой он её боялся, потому что знал — это его последнее сознательное воспоминание. Скоро им овладеет боль, потом он провалится в темноту звериного полусознания. Полной луны он не боялся, потому что никогда её не видел. Может быть, в раннем детстве, таком раннем, что не запомнил ни её, ни себя. Полную луну может видеть только волк, а волк ничего не боится. Ничего. Скорее бы…

Сириус снова встряхнул его и грозно осведомился:

— Тебе врезать?

Луну закрыло тёмным облачным завитком. Ремус закрыл глаза и сглотнул, потом с трудом выговорил:

— Что случилось?

— Случилось то, что я снял тебя с подоконника, мой бедный друг, — спокойно объяснил Сириус сквозь сжатые зубы. Он отпустил Ремуса и скрестил руки на груди. Кажется, он дрожал, и немудрено — в комнате было очень холодно.

— И, ...ть, вовремя!, — добавил Джеймс, но Сириус не обратил на "...ть" никакого внимания.

Питер молча и деловито закрывал окно. На полу валялись куски замазки — окно, как и положено по зимнему времени, было запечатано, и на совесть запечатано. Кто-то расшатал окно так, что вылетела замазка и выпало несколько фрагментов витража. Кто-то распахнул окно настежь — навстречу кривомордой Луне и лютому холоду. С подоконника кое-где была содрана краска. Люпин вдруг понял, что не чувствует своих рук и посмотрел на них. Руки были разбиты в кровь, и кровь выступила под ногтями.

— Это… я сделал? — Люпина затрясло, и он опустился на пол. Сириус злобно швырнул в него одеялом, и Ремус благодарно в это одеяло закутался.

— Полагаю, ты, — сказал Сириус, — хотя гарантию дать не могу. Я проснулся, когда окно уже было открыто, а ты стоял на подоконнике и собирался на прогулку — не то по наружной стене, не то по воздуху...

— Но… такого ведь никогда раньше не было!

— Не было, — кивнул Сириус, — по спальне ты бродишь постоянно, по гостиной периодически, а в прошлом году тебя эльфы привели из кухни, но из окон ты ещё не бросался.

— Всё бывает в первый раз, — философски заметил Джеймс. В руках у него неизвестно откуда взялась банка сливочного пива. Джеймс с привычным шиком распечатал её и протянул Рему.

— Пей, парень. Тебе не повредит.

— Уроню, — коротко сказал Ремус, и Джеймс поставил банку на пол рядом с ним.

— А огневиски у тебя нет? — спросил Сириус, — согреться нам всем не повредит.

— Огневиски нет, — хладнокровно ответил Джеймс, — я — капитан команды Гриффиндора по квиддичу, а не е....тый бутлегер!

На этот раз Блэк среагировал молниеносно: крупный паук золотисто-коньячного цвета сбежал по плечу Джеймса и кинулся наутёк. Люпина бросило в жар от отвращения, онемение в руках тут же прошло, и руки стали ныть и саднить.

— Почему же сразу бутлегер? — удивился Сириус, — мы, хвала Мерлину, не в Америке, и сейчас не тридцатые годы. Я говорю о том, что у нас есть все шансы простудиться, и два глотка огневиски на душу могут спасти положение…

— Обойдёшься, — капитанским тоном отрезал Джеймс, — вот пиво. Пей.

Сириус посмотрел на Ремуса. Ремус приглашающе кивнул на пиво и сказал:

— Мне не холодно. Я обойдусь и без того, и без другого.

— Я ожидал от тебя большего, — с упрёком сказал ему Сириус, — я полагал, что ты присоединишься к моей просьбе. Мне казалось, что спасённая жизнь стоит глотка огневиски.

— Моя стоит банки сливочного пива, — ответил Ремус. — Целой банки.

— Половины, — подытожил Блэк. — Давай, начинай.

— Вы просто б...ские молодцы! — похвалил их Джеймс, щелчком сбросил с себя очередного паука и пошёл к Петтигрю. Тот кое-как вставил в прореху выпавший кусок витража, и теперь безуспешно пытался закрепить его.

— Отойди-ка, Пит, — без церемоний велел Джеймс, вынул неправильный кусок, подобрал с пола и вставил правильный. Кивнул Питеру:

— Закрепляй, — и снисходительно добавил, — очень-то не старайся. Нам главное до утра здесь не замёрзнуть, а там эльфы всё починят.

Пока Джеймс и Пит занимались окном, а Сириус приканчивал банку, Ремус залез в личную аптечку и намазал руки бадьяновой настойкой. Отметил, что нужно пополнить запас, и вдруг сообразил, что в этот раз просто не успеет этого сделать. Нужно было уходить — сегодня же. Он подождал, пока ослабнет боль в руках и выволок из-под кровати большой, видавший виды спальный мешок. От мешка тяжело пахло зверем.

— И куда ты собрался, Лунатик?, — удивлённо спросил Блэк, — у тебя ещё четыре дня… то есть, ночи.

— И что ты будешь делать в эти четыре ночи? — спросил Ремус со злостью. — Привязывать меня к кровати? А если мне приспичит в уборную?

— Завоешь погромче, — невозмутимо ответил Сириус, — кто-нибудь проснётся и развяжет тебя.

Ремус посмотрел на окно. На верху окна, под самым потолком, вниз головой висел Петтигрю, красный и старательный, и вставлял кусок малинового стекла в свинцовое гнездо, подсвечивая себе Люмосом. На этой — почти пятнадцатифутовой — высоте Питера удерживал Джеймс посредством славного заклятия Levicorpus. Держать Питера было нелегко, потому что он неуклюже перебирал ногами по потолку и всё время пытался перевернуться головой вверх.

— Не мельтеши, Пит, — увещевал Джеймс, — не то я тебя опять уроню. Ты ведь не хочешь сломать и вторую руку на ...? — и малиновый паук упал из-под потолка, но на полпути выстрелил в потолок зелёной паутиной и закачался на ней из стороны в сторону.

Бронзовая рама была высотой в два человеческих роста, тысячелетние витражи, несомненно, были заговорены на прочность — всё-таки комнаты предназначены для подростков. Им и вчетвером с этим окном не справиться, а он, Люпин, расшатал его в одиночку. Неужели Сириус так засмотрелся на малинового паука, что действительно не понимает всей опасности?

— Ты действительно не понимаешь? — с тоской спросил Люпин, — волк проснулся раньше времени. Я перережу вас всех во сне, может быть, уже следующей ночью, а наутро даже не вспомню, как это произошло. Мне надо уходить. Немедленно.

Питер закончил возиться с витражом. Джеймс, прищурясь, вгляделся в результат его работы, ни черта на такой высоте не разглядел и медленно опустил Пита на пол. Питер, не таясь, зажмурился. Он панически боялся высоты, но очень хотел играть в квиддич. Джеймс, блестяще овладевший Левитирующим заклятием, взялся при каждом удобном случае подвешивать Питера в воздухе, на предмет борьбы с фобией. Зажмуриваться при этом, ясное дело, Питеру не разрешалось. Каждая попытка Питера хотя бы моргнуть вызывала к жизни целое войско разноцветных членистоногих, но в этот раз Джеймс сосредоточился на том, чтобы сбить Питером малинового паука. Паук, не будь дурак, заработал всеми ногами, взлетел по паутине к потолку и там, в темноте, затерялся. От восхищения Джеймс всё-таки уронил Питера, но до пола уже оставалось не больше фута, и Питер не сильно ушибся. Он поднялся на ноги, отряхнулся и тихо сказал:

— А может быть, не надо уходить? Будем… дежурить.

Люпину стало смешно.

— Ага, посменно. Что ж, есть надежда, что дежурный успеет хотя бы заорать, когда я на него кинусь, если, конечно, не заснёт на посту.

Питер смотрел на него встревоженно и сочувственно, но безо всякого страха. Это было совсем на него не похоже. Пит побаивался Люпина даже в новолуние, и, при этом, всегда старался держаться поближе. Наверное думал, что Ремус внушает такой же безотчётный страх всем окружающим, и никто его, Петтигрю, не обидит, когда рядом Люпин. А сейчас он, кажется, совсем не боится. Годы пребывания в Гриффиндоре даром не проходят, подумал Люпин, улыбнулся Питеру и закинул мешок на плечо.

— Ладно, — сказал Джеймс, — в конце концов, тебе виднее. Я провожаю.

— Сейчас моя очередь, — напомнил Питер.

— У тебя плечо ещё болит, — не согласился Джемс, — и я тебя опять приложил. Травмированных на поле не выпускают.

Он достал из сундука Мантию-невидимку, взглянул на часы.

— Пошли. Скоро рассвет, а нам ещё на кухню надо зайти. В прошлый раз ты сожрал столько кровяной колбасы, что п...ц!

Багровый паук во весь дух чесанул по столу, но далеко не ушёл — Люпин припечатал его ладонью к столешнице гораздо быстрее, чем об этом можно прочитать. Паук рассыпался в пыль.

— Да, Лунатик, — сказал Сириус среди оглушительной тишины, — тебе действительно пора.