Летунья (джен)

Случилось это в те далекие времена, когда всеми землями от моря до моря правили Белые Короли. И вот родилось у одного из Белых Королей семь сыновей. Всем они хороши были: и умом, и лицом, и характером. Долго думал Белый Король и не мог все решить, кому же из семерых отдать свое королевство. И тогда решил он проверить, какие же из сыновей выйдут правители. Разделил он свои земли и раздал сыновьям, наказав править мудро и справедливо, а сроку дал год и один день, и чье королевство к тому дню самым счастливым будет, тот и станет новым Белым Королем. Разошлись сыновья по выбранным землям, и каждый стал править по своему разумению.

Первый, названный Красным, повелел пахать землю и сеять хлеб, сам за соху стал. А когда пришли в его земли ветра и нахлынули твари из далеких земель — выстроил подземный город и стал жить там со всем народом своим да так и сгинул, боясь на свет показаться.

Второй, названный Рыжим, повелел ловить рыбу и строить могучий флот, чтобы плавать к далеким землям и искать диковинные вещи, но вышли воды из берегов, обрушилось небо дождями, и поглотило его вместе со всей землей и людьми.

Третий, прозванный Желтым, ушел в пустынные земли и повелел народу своему прокладывать торговые пути и охранять их, а сам ночами выходил в пустыни с избранными людьми своими, грабил богатые караваны, тем и жил, пока соседи не объединились и не сожгли желтые земли великим пламенем.

Четвертый — Зеленый король, был тих и милосерден, и каждому в его дворце приют находился и доброе слово. Любил его народ, и правил бы он долго, да пришли соседи из далеких земель дань требовать. Вышел к ним Зеленый да отдал свое королевство вместе с короною, лишь о милосердии попросил. Так и исчезло зеленое королевство.

Пятый выбрал своим цветом Голубой. Невероятным гордецом был, повелел построить город, что будет выше, чем любая башня. Построили город, поднялся он вместе с Голубым королем прямо к звездам, да и рухнул, ибо не след людям выше звезд подниматься.

Шестым был Синий король. Не нравилось ему на троне сидеть, все умыслов боялся, ибо знал мысли и желания каждого, кто в его королевстве был. Закрыл он глаза себе, заткнул уши да сгинул. И не нашел его никто. Может, и бродит до сих пор где-то.

Седьмой же, Фиолетовый, знал все, что было и что будет. Не поехал он в дарованные земли, а дождался, пока разъедутся братья его, и рассказал отцу, что с каждым из них будет. Горе великое Белым Королем овладело, а пока предавался печали он, Фиолетовый забрал корону и стал править всем.

Северная народная сказка

421 г. Р.Э., Льятта, окрестности Шафа

— Я счастлива принимать вас в своем доме, — улыбка застыла на губах, будто приклеенная. Аше Сее накрывала на стол, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за гостями. Диадему она предусмотрительно спрятала в спальне и теперь изрядно нервничала, замечая, как один из иерархов то и дело вскидывает голову, странно ведет носом и периодически смотрит точно в том направлении, где, отделенная от них двумя бревенчатыми стенами, лежала диадема.

В том, что Духовная Сестра и сопровождающие ее иерархи выбрали именно ее дом, не было ничего странного: Аше Сее жила одна, а дом от родителей ей достался большой, две семьи могли бы разместиться и не тесниться. Но все-таки она готова была увидеть дурной знак в каждом таком совпадении. Никаких вопросов Сее пока не задавали, но слишком пристальный взгляд Духовной Сестры, который ощущался даже сквозь вуаль, казался подозрительным.

— Благословенна будь, — Сестра Тае склонила голову в ответ, и Аше Сее снова почувствовала это: тягучий аромат цветов и растекающийся по костям мед. Резко захотелось выйти на улицу и вдохнуть воздуха. Трапеза прошла в молчании.

Присутствие человека за спиной Аше Сее чувствовала очень четко, пусть даже в этот раз ее подвел слух и шагов она не услышала, но аромат цветов и меда не заметить было никак нельзя. Сее подавила дрожь в руках и продолжила размещать катушки льняных ниток на большом ткацком станке.

— Когда я спросила, где мне остановиться, мне сразу указали твой дом. Сказали, что он овеян особым благословением Тана.

— Жители слишком добры ко мне. Возможно, в память о матушке — она знала толк в травах и многих здесь смогла поставить на ноги, — без диадемы Сее чувствовала себя голой и беззащитной, но носить ее сейчас в присутствии иерарха, наделенного благословением поиска, было бы опрометчиво. Она чуть ослабила раму станка, закрепляя на ней нити основы, потянула винты, фиксируя натяжение — здесь важно было не ошибиться, чтобы будущая ткань не порвалась в самый неподходящий момент.

— Ты не занимаешься травами?

— Нет, матушка достаточно хорошо обучила в свое время Сааши Нае, теперь люди ходят к ней.

— А у тебя спрашивают, когда будет дождь.

Аше Сее пережала винт, и нить с тихим щелчком оборвалась. Она ослабила раму и стала перетягивать нити заново.

— Люди часто говорят друг с другом о погоде.

— Ты боишься. — Сее услышала тихий шорох ткани, а потом практически ощутила затылком чужое дыхание. — Почему?

— Я люблю свою жизнь такой, какая она есть. — Аше Сее заставила себя продолжать работу и не отвлекаться.

— Я понимаю. Все мы когда-то страшились перемен. Но в этом наш долг — использовать дарованный талант во благо. То, что ты делаешь — хорошо. Мы слышали достаточно о том, что люди говорят о тебе. Давно говорят. И мы ждали, что ты придешь к нам. И осознаешь ты этого или нет, но ты уже следуешь Обетам. Твоя душа сама ведет тебя к ним.

— Тогда зачем что-то менять?

— Ты сможешь достичь большего. Любой талант нуждается в огранке. Когда будет дождь? — вопрос прозвучал резко, будто щелчок кнута.

— Не знаю. Это… приходит само, — ложь сорвалась с языка легко, лишь слегка царапнув горло. Облака были далеко, и ветры не спешили гнать их в эту сторону. Но изменить ветер сейчас будет легко.

— Ты научишься контролировать себя. Чувствовать то, что ты сама хочешь, по своему усмотрению. Увидишь всю Иерархию. Покинешь пределы своей деревни и сможешь коснуться всего мира.

— Если пройду ваше Посвящение. — Катушки с нитями занимали свои места, Сее располагала их так, чтобы выткать просто бело-голубой узор.

— Не прошедшие Посвящение — редкость и горе для всех нас. Вряд ли ты окажешься в их числе. Шаю говорит, что ты сильна.

— Вот как, — Сее показалось, что ее с головой окунули в прорубь. Что еще он мог ощутить? — Насколько слаба оказалась Аше Дае?

— Аше Дае, значит. А я-то думала, почему мне показалось знакомым твое имя. Я помню ее. Мы все — помним. И она не была слабой.

— Тогда почему?

— Это дела Духовных Сестер. Если хочешь — в Обители ты услышишь эту историю. Подумай. И подумай о том, что значит не следовать закону.

Аше Сее нажала на педаль, и станок тихо зажужжал, сплетая первые нити будущего полотна. Ей было о чем подумать, а работа всегда успокаивала.

— Что вы здесь делаете? — открывая дверь собственной спальни, Аше Сее совершенно не рассчитывала увидеть там иерарха Алве Шаю. Ее взгляд быстро метнулся по комнате, но Алве Шаю стоял слишком далеко от тайника с диадемой, да и тяжелый сундук, его прикрывавший, не выглядел так, будто его только что передвигали. Впрочем, Сее вообще не была уверена, что его под силу поднять одному человеку — сама она едва справилась, призвав ветры.

— Уже ухожу, — иерарх примирительно поднял руку, — дверью ошибся, — он улыбался, но улыбка его Аше Сее совершенно не понравилась — слишком холодны были синие, будто застывшие глаза. Алве Шаю шагнул вперед, и рука его легла поверх ее на дверной ручке. Ногти больно впились в запястье. — Я знаю, сестра Тае отличается невероятной добротой и терпением, но я все же не советовал бы им злоупотреблять. Правильный выбор — это такая вещь, которую лучше делать самостоятельно, а не под влиянием обстоятельств.

— Спасибо за совет, — Аше Сее нашла в себе силы улыбнуться и почтительно поклониться.

— Благословенны будьте, — руки иерарх еще не отнял, и Сее очень ясно увидела и почувствовала это: холодная синеватая волна родилась у переносицы, вспышкой пробежала по всему телу и перешла к ней там, где руки соприкасались. Внутренности будто заморозило и тут же обожгло. Аше Сее стояла ровно, судорожно вцепившись в дверную ручку и очень надеялась, что не упадет после того, как иерарх ее отпустит.

— Что ты решила?

Иерархи и Духовная Сестра уезжали завтра на рассвете, а они с Лаю сидели на скамейке в небольшом саду, если три несчастные яблони можно назвать садом.

— А что я могу решить? На самом деле, выбора нет, — Сее грустно улыбнулась. Если слова Сестры Тае еще оставили у нее какие-то иллюзии, то разговор с иерархом их развеял окончательно: Канцелярия никогда не выпускала благословенных или тех, кого считала таковыми, из своих цепких рук.

— Ну… может, оно и к лучшему, правильно?

— Может быть, — спорить не хотелось совсем. Аше Сее запрокинула голову вверх и посмотрела на звезды, гадая, есть ли среди них те, что приходили к ней во снах. Сможет ли она когда-нибудь дотянуться до всех семи?

421 г. Р.Э., Льятта, окрестности озера Льяо

Большой паланкин, который тащили быки, мерно покачивался. Аше Сее сидела на груде подушек и изо всех сил старалась держать спину ровно и не выдать того, как бешено колотилось ее сердце. Диадема привычно холодила виски, но на поддержание скрывающего ее плетения приходилось тратить чуть ли не в два раза больше сил, чем обычно. Оставить ее в вещах Сее никак не могла: была уверена, что Алве Шаю в этом случае сразу до нее доберется. Он не производил впечатления человека, которого отпугнет необходимость рыться в чужих вещах.

— Ты хочешь о чем-то спросить, дитя мое? — Духовная Сестра Тае не сняла вуаль даже в собственном паланкине. Запах цветов и меда легким ореолом окутывал ее и, как внезапно осознала Аше Сее, не менялся с того момента, как она увидела Сестру в первый раз. За это время запах того же Алве Шаю успел несколько раз пропасть, вспыхнуть снова, ослабнуть и чуть ли не полностью поменяться. Кажется, Сестра Тае не лгала, когда говорила, что в Обители могут научить контролю: Сее по себе знала, как тяжело удерживать силу в строго очертанных границах.

— Вы можете рассказать мне о Посвящении? Хоть что-нибудь.

— Ритуал не открывают посторонним, но, думаю, кое-что я могу рассказать. Просто чтобы развеять твои страхи. Посвящение — это твой символический путь к Тану. Ты идешь к нему, оставив позади все, что связывает тебя с прошлой жизнью, вверяешь ему себя целиком и полностью, ибо только он станет твоим проводником в грядущем. Ты открываешь себя Тану, а Тан открывает тебе себя. Это немного похоже на благословение, только намного… полнее.

Аше Сее слушала внимательно, стараясь уловить за словами конкретные действия и понять, чем же это Посвящение может ей грозить. Благословения Сее откровенно не нравились, доставляли определенный дискомфорт, но все-таки в них не было ничего, с чем нельзя было бы смириться или побороться. Намного сильнее ее внимание зацепили совсем другие слова.

— Подождите. Что значит «оставить позади все, связывающее с прошлым»?

— В знак отказа от прошлой жизни сожгут твою одежду и лишат тебя имени. Настоятельница отслужит молебен, как если бы ты умерла. Но это не по-настоящему, — успокоила ее Сестра Тае. Или это она думала, что успокоила.

— А… в чем я тогда буду проходить ритуал, если одежду — сожгут?

— Облаченная в солнечный свет, в знак, что тебе не надо иной защиты, кроме Руки Тана. Не бойся, мужчин в Обители нет, — Сестра Тае тихо рассмеялась.

— Ясно, — Сее медленно кивнула. И куда она денет диадему на время этого ритуала? Оставит на себе? Каждый раз, когда она слышала благословение, приходилось прилагать очень много сил, чтобы удержать скрывающие плетения под контролем: чужая сила будто норовила сорвать все лишнее, отличающееся от нее. И если это Посвящение — более сильное благословение, то… скорее всего, никакую защиту на нем удержать не получится. И Аше Сее совершенно не хотела думать о том, что случится, если диадему найдут в ее вещах. Впрочем, кого она обманывала — больше всего на свете Сее не хотела расставаться с диадемой даже на секунду.

Время стремительно утекало сквозь пальцы. Аше Сее уже знала, что всего через пару дней они достигнут озера Льяо и Обители. С каждым часом удерживать маскирующие плетения становилось все труднее, с каждым шагом быков по спине отчетливее расползался липкий страх, с каждым мгновением ей казалось, что взгляды Сестры Тае и Алве Шаю делаются все более пристальными. И если последнее еще можно было счесть игрой воображения, то ощущение приближающегося солнца было совершенно реальным. Аше Сее видела, как Алве Шаю расправляет плечи, стремясь вдохнуть как можно больше воздуха, как Сестра Тае все чаще смотрит на север и неосознанно тянется туда, будто цветок, поворачивающийся головкой к солнцу. В какой-то момент Сее и сама стала это ощущать, вот только если ее спутникам с каждым часом становилось легче, то на ее плечи словно опускалась невидимая тяжесть. Все более отчетливым делался запах цветов и меда, и Аше Сее начала задумываться о том, что в самой Обители она рискует попросту задохнуться. Ей нужен глоток свежего воздуха.

На привал небольшой караван остановился уже в сумерках. Люди сноровисто и без лишней суеты разбивали лагерь, разжигали костры. Аше Сее медленно и осторожно отошла под сень деревьев, пользуясь тем, что никто на нее не смотрит. Во всяком случае, ей так казалось ровно до того момента, как Алве Шаю будто из ниоткуда возник за ее спиной.

— Прогулки в темноте могут быть опасны, — тихо заметил он. Аше Сее показалось, что синие глаза самую чуточку светились в полумраке.

— Волки вряд ли рискнут приблизиться к лагерю, где столько людей, — Сее бесхитростно улыбнулась.

— Но с ними могут возникнуть проблемы у тех, кто отойдет от лагеря слишком далеко. Темнота… коварная дама.

— Я не боюсь заблудиться. Костры светят достаточно ярко.

— На этот счет можешь не беспокоиться. — Алве Шаю оттолкнулся от дерева, на которое опирался до того, и приблизился вплотную, так что она снова почувствовала холодные синеватые отголоски его силы. — Такой, как ты, в этих лесах не заблудиться. Я найду тебя быстрее, чем темнота успеет стать действительно опасной.

— Это внушает… успокоение. Я не буду отходить далеко, — Аше Сее улыбнулась и опустила глаза, с трудом успокаивая собственную силу: горячая волна родилась где-то в районе солнечного сплетения, поднялась по горлу вверх, и Сее казалось, что стоит ей самую чуточку поддаться эмоциям, и она задышит огнем не хуже, чем сказочный дракон.

— Полагаю, ужин уже готов. Не стоит отказываться от трапезы. — Алве Шаю обогнул ее и двинулся обратно к кострам. Аше Сее помедлила несколько мгновений и пошла за ним, напоследок оглянувшись на темную стену деревьев.

Ночной лагерь спал. Аше Сее лишь слышала, как изредка перекликаются часовые. Она вжалась в тонкое одеяло, медленно растягивая маскирующее плетение с диадемы на всю себя, а потом, стараясь быть как можно тише, соскользнула со своего места и выбралась из шатра. Скорее всего, она смогла бы без труда покинуть лагерь, вот только Алве Шаю был совершенно прав — он найдет ее быстрее, чем она успеет уйти достаточно далеко. Как быстро он почувствует, что в лагере стало на одного человека меньше? Впрочем, если задуманное удастся, ни Алве Шаю, ни кому-либо другому будет не до поисков.

Аше Сее остановилась в тени шатра и закрыла глаза, прислушиваясь не столько к окружающим звукам, сколько к чему-то внутри себя. Ее дыхание замедлилось. Она чувствовала, как воздух призрачными белыми нитями входит в легкие, разносится вместе с кровью по всему телу, возвращается обратно и снова смешивается с окружающим миром. Белые нити пронизывали ее саму, весь мир вокруг, скользили, ласкали легким ночным ветерком, в котором белое переплеталось с голубым, поднимались вверх теплыми потоками, туда, где по ним скользили белые кучевые облака, опускались обратно, рождая ночную прохладу. Аше Сее скользила вслед за ними, чувствуя, как пальцы будто сводит от холода. Там, наверху, всегда было намного холоднее, а нити превращались в тугие голубые канаты. Неярким голубоватым светом вспыхнули камни диадемы, разом расширяя ее восприятие и помогая дотянуться так далеко, как это только возможно. Туда, где над холодным морем поднимались вверх неощутимые капельки воды. Они собирались в облака, которые ленивый ветер гнал куда-то в сторону Сиа. Аше Сее зацепила тяжелые голубые потоки ветра, разворачивая их в другую сторону. Это было похоже на попытку повернуть руками мельничный жернов. Нити сопротивлялись, но потом что-то будто сдвинулось, и Аше Сее едва удержала раскручивающиеся ветряные потоки. Будто выбила опору из плотины. В лицо дохнул первый поток ветра. Где-то там, высоко, что-то необратимо менялось, смещалось, а стремительные потоки ветра гнали со всех сторон облака. Над лагерем закручивалась тугая воронка воздушных потоков. Мгновение — и на землю упали первые капли ледяного дождя. Но этого недостаточно. Совершенно недостаточно. Желтые нити стремились на свободу, они причудливо переплетались с голубыми, и Аше Сее сама не представляла, что у нее может получиться в итоге. Она никогда раньше не пробовала смешивать нити. Желтоватые искры побежали по голубым нитям, Сее почувствовала, как у нее разом закололо в груди и стало нечем дышать, что-то мучительно и болезненно проталкивалось на свободу, искало выход. Облака вспорола молния. Она вспыхнула и ударила прямо в центре лагеря вместе с сорвавшимся с губ Аше Сее криком. Дышать вдруг стало удивительно легко.

Молнии били одна за одной, смешивались с льющимися на землю потоками воды и завывающим ветром, срывающим шатры. Аше Сее зацепила голубые нити, столько, сколько смогла, завязывая их в неряшливый узел прямо над лагерем. Им придется потрудиться, чтобы усмирить ветер. Или ждать, пока плетение распадется само. Ждать больше было нельзя. Аше Сее рванулась в сторону ровно за мгновение до того, как рухнул главный шатер, прямиком в чудом не погасший костер. Пламя взметнулось вверх, освещая разбегавшихся во все стороны людей. Сее легко проскользнула между ветряными потоками и скрылась среди деревьев. Вокруг рвались вверх и бесновались голубые нити, она подхватила их, позволяя поднять себя в воздух. Посмотрим, как ты сможешь пройти по следу в небесах, Алве Шаю.