Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Ветки ивы были хрупкими и промерзшими насквозь. По уму, нужно было срезать их ещё ранней осенью, пока по древесным сосудам не прекратился животворящий ток, но кто ж знал! Ничего, немного магии — и тонкие плети вновь станут гибкими, способными принять и удержать нужную форму. А после — пусть их снова высыхают, крепче будет каркас.

Сев подул на застывшие покрасневшие пальцы, сунул руку в карман мантии. Сквозь онемение прорезалась боль, колко вгрызлась под ногти, как заправский палач. Если ивовым прутьям предстоит в процессе оттаивания пройти все те же стадии, сопровождаемые феерической гаммой ощущений, то можно только порадоваться, что они уже, в определенном смысле, неживые.

Руке полегчало ещё на полпути к Хогвартсу — вязаная черно-синяя варежка вкупе с шерстяной норой кармана сделали своё дело — и Северус переменил руки, упрятав греться левую, в которой нёс ветки, и уже успевшую озябнуть даже в варежке.

Холод он ненавидел. Если бы его спросили, как выглядит ад, он бы ответил, что, ежели ад вообще существует, то выглядит, как нетопленая, выстывшая до самых кирпичных сердцевинок комната, сквозь стены которой доносятся приглушенные расстоянием вопли.

Может быть, с тех пор, когда, сжавшись посреди этой личной преисподней в комок и стараясь не двигаться, чтобы не выпускать из-под одежды с трудом накопленные крохи тепла, упорно бормотал раз за разом формулу Согревающего заклятия, а может, просто из-за астенического сложения, с возрастом проявлявшегося всё явственнее, конечности у него замерзали очень быстро, а отогревались медленно и неохотно. Всё прочее на холод особо не реагировало, а вот руки и ноги, и без того обычно не шибко горячие — в момент превращались в ледышки.

Правда, нынешний Сев мало походил на того, замершего в позе нахохленного воробья, упорно бубнящего всё никак не удающуюся формулу, окоченевшего мальчишку. Согревающие чары давались ему теперь буквально по щелчку пальцев, да не простые, а собственноручно усиленные, с пролонгированным действием до двух часов, плюс к тому, в его распоряжении было сколько угодно теплой одежды — пусть и не самого модного в этом сезоне фасона (делать нечего — разбираться, чем свитер отличается от пуловера, а прошлогодняя мантия в витрине мадам Малкин — от нынешнего «писка»!), зато сработанной, как и всё, что он делал, на совесть. Но, идя в поход за ивой, Северус сознательно пренебрёг Согревающими — его практический опыт в области артефакторики был невелик и не позволял, как в случае с изученными вдоль и поперёк зельями, наплевательски относиться к писаным и неписаным правилам. Которые, в свою очередь, утверждали, что никакого огульного запрета на стороннюю магию в непосредственной близости от изготавливаемого амулета нет, равно как и толковой статистики по сочетаемости, так что оправданность или неоправданность рисков от её использования целиком на совести, умении и удаче мастера.

Сомневаясь в высоком качестве своей удачи, Северус решил свести побочные магические воздействия к минимуму, отправившись «на дело», вооруженным только варежками. Их, уже неоднократно увеличенные и надставленные, он не променял бы ни на какие другие — ведь это подарок Лили, её первый ему подарок. А если кто-то — как Итан в начале прошлой зимы — посмеет заикнуться об их нелепости и несоответствии возрасту, то ему же хуже. Итана он тогда даже не толкал — просто окатил столь презрительным, намекающим на совершеннейшую интеллектуальную несостоятельность вопрошающего, взглядом, что тот сам, оступившись, сел в сугроб, а выбравшись из оного, больше эту тему не поднимал.

Вслед за прутьями, аккуратно согнутыми и заплетенными в колечко (аккуратно, впрочем, вышло с третьей попытки, а идеально ровно — с четвертой, прутья такого издевательства, разумеется, не выдерживали, и Сев успел тысячу раз порадоваться, что раздобыл их с запасом), пришёл черёд мягкой, тонко выделанной кожи. Натрансфигурировать такую — раз плюнуть, чай — не драконьи перчатки ваять, но та же, возможно, чрезмерная предусмотрительность заставила его не выколдовывать нужный материал из пергаментного листа или куска ремня от джинсов, а заказать в Косом, вместе с джутовой веревкой. Перьев, хвала Нимуэ и другим обитательницам совятни, у него имелось в избытке.

Спустя полмесяца и, в общей сложности, порядка полусотни снейпо-часов, Сев придирчиво разглядывал получившуюся вещицу.

Самым сложным оказалось не убедить-таки ветлу принять нужную форму, не виток за витком кропотливо намотать кожаную оплётку, а не запутаться в этой, дракклы на ней повесься, верёвке. В очередной раз распуская вновь пошедшую наперекосяк плетёнку, борясь с желанием запустить об стену так доставшее его «макраме», Сев шипел и ругался под сенью своего бронебойного полога. Шипел, ругался, но плёл джутовую паутинку снова и снова с упорством закусившего удила перфекциониста. Если бы за этим занятием его застала Лили, она непременно сравнила бы его труды с бесконечным гобеленом Пенелопы, только вот вряд ли словарный запас древнегреческой царицы хранил в себе хоть малую долю того, что в сердцах бухтел под свой длинный нос Сев.

И вот все рукодельные страдания позади. На подушке перед ним лежит отороченный кожаной полоской кружок диаметром чуть меньше пяди. Внутри него — та самая паутинка, стоившая Севу нескольких полубессонных ночей и клубка нервов, по длине не уступавшего ушедшей на амулет верёвке. С каждым рядом ячейки, прилежно цепляющиеся друг за друга, становятся мельче, пока не сливаются в плотное колечко вокруг самого центра, откуда крысиным хвостиком свисает свободный веревочный конец. К нему — в качестве завершающего штриха — Северус только что прикрепил пучок мягких, пышных, пуховых совиных перьев.

Теперь стремящийся остаться неназванным растреклятый лорд вместе со всей своей сворой и прочими «приветами» из параллельного грядущего не будет тревожить Лилины сны без её на то желания. Лили не будет больше просыпаться в испарине, увидев очередную грозящую магическому миру пакость. Не будет глядеть на него страдающими покрасневшими глазами, встретившись ночью с ещё одной — или не одной — смертью.

Хватит! Хватит с них снов! Всё равно там ничего оптимистичного, судя по всему, не предвидится, а знают они уже и так более чем достаточно. Захочет поснить — снимет на вечерок его подарок со стенки — и вперёд! Хотя на её месте Северус и не снимал бы. Не стоит оно того — её слёз, её печали. А во все остальные вечера и ночи древний индейский амулет, dreamcatcher, Ловец Снов будет ловить в свою паутинку и через перья спускать на её подушку только хорошие, светлые, лёгкие и радостные сны, все прочие же оставляя в тенетах до первого, испепеляющего их без следа, луча солнца.

Так, по крайней мере, говорилось в той старой книге, что он во время своей охоты на заклинание Адского пламени, случайно откопал на одной из полок. Вернее, внушительный том «Магические традиции аборигенов Ост-Индии, Новым Светом именуемой» сам вышел познакомиться с дерзким нарушителем, спланировав тому прямо на смоляную макушку.

Едва глянув на произвольно раскрывшуюся страницу упавшей на пол книги — с тщательно вырисованным изображением, очень похожим на предмет, лежащий сейчас на его подушке, и витиеватым заголовком, обещающим ворох сновидческих благ обладателям сего амулета, Северус понял, что лучшего подарка не сыскать. Пожелтевшие листы вещали, что амулет будет действенным только в том случае, если делается в качестве бескорыстного дара, с добрыми мыслями об одариваемом — и это было хорошо, потому что Сев и так думал о Лили постоянно.

Что ж, оставалось надеяться, что древние шаманские практики не подведут, что составители книги ничего в них не переврали и не напутали, а ещё — что сам Северус сделал всё правильно. Надо думать, Лили всё равно обрадуется подарку, окажется он волшебным или нет — ведь штучка получилась красивая и необычная, напоминающая, к тому же, о её детском увлечении индейцами, но просто красивую штучку Сев мог бы купить в первой попавшейся сувенирной лавке, ему же хотелось, чтобы, благодаря его подарку, Лили хотя бы ночами отвлекалась от тяжелых переживаний.

А когда всё это закончится, то и тогда хорошие сны лишними не будут. Он представил сделанный им Ловец на белёной стене, тронутый радостными утренними лучами яркого южного солнца, игриво пятнающего пушистые пёрышки, превращающего их из серых в золотые… На стене в изголовье кровати — их общей кровати в их общем, обдуваемом тёплыми ветрами доме, и покраснел.

Досадливо отмахнувшись от непрошенных мыслей, бережно переложил хрупкую конструкцию на тумбочку, расправил перья. До белёных стен и южных ветров ещё нужно дожить, а пока стоит думать о дне сегодняшнем. Вернее — завтрашнем. Когда Лили исполнится шестнадцать лет.

_______________________________

Примечание

Замерзший Сев (слишком коротко стриженый, правда) в лесу:

https://postimg.cc/N2m4xvzw