Красное на чёрном, или мост в Терабитию (гет)

Примечание:

Курсивом выделена почти дословная цитата из оригинального текста Дж.К. Роулинг «Гарри Поттер и дары смерти»

________________________________

Дракон рвался вверх, к свежему воздуху, прочь от вопящих и лязгающих гоблинов. Подземное озеро осталось позади, и громадный рычащий зверь словно почуял впереди свободу. Он замолотил шипастым хвостом, сзади рушились гигантские сталактиты, крики гоблинов и лязг металла затихали вдали. Дракон расчищал себе дорогу огнём…

Рухнула стена, вместо тесного туннеля вокруг простирался мраморный зал. Люди и гоблины шарахнулись в разные стороны. Здесь дракон смог как следует расправить крылья. Он повернул рогатую голову ко входу, на запах свежего воздуха, и взлетел. Победно взревев, он сорвал с петель металлические двери, вывалился в Косой переулок и поднялся в небо…

Лили чувствовала, как горят обожженные руки её Проводника, как саднят сбитые колени — и как пылает торжеством сердце. Чаша, вожделенная, долгожданная чаша Хельги Хаффлпафф, с похожим на белку барсуком, украшающим выпуклый бок, горела на солнце, неистово отражая блики прямо в глаза…

Проводнику, наверное, крепко досталось во время бегства из Гринготтса. Очень болел правый бок — так, что набежавшая слеза туманила миг триумфа, размывала контуры золотой чеканной посудины, сминала концентрацию, волочила сквозь жадное и равнодушное ничто…

Наверху — знакомый потолок, тень от люстры, очерченная фонарём у входа в парк, похожа на Африку. Вокруг — привычный уют родной с детства комнаты, мягкая подушка под головой, пуховая, баюкающая тело перина. И — боль в правом боку, резкая, тягучая, словно принесенная с собой из сна.

Но вокруг — не сон. Вокруг — её детская в привычном Коуквортском доме, а бок продолжает жечь, будто под кожей разлился пузырёк настойки Огнецвета. При этом, чёткое, необъяснимое ощущение, что боль эта — заимствованная, не своя. Чья же, если очкастого Проводника, бравшего штурмом гоблинский банк, её сына, Гарольда Поттера, и след простыл, затерявшись в глубинах бардо? Чья?!

Лили вскакивает, левой рукой вызывает серебряно светящегося зверя. «Настойка Огнецвета» постепенно рассасывается, испаряется, оставляя после себя только легкое неудобство и опасливую скованность движений. Потому что боль эта — не её, она только краешком, случайно зацепила Лили, особенно восприимчивую в пространстве сна, а деревянная пантера — поймала и усилила сигнал. Чей же?! Чей же ещё?!

«Сев?! С тобой всё нормально?!» — Патронус молнией сигает в окно, растворяясь в непроглядной январской ночи.

Минута, две, три, зубами оторванный заусенец, капелька крови, терпко растекшаяся на языке.

Сияющая кошка, появившаяся прямо перед ней, сдавленно выдаёт: «Порядок», кратко, рвано — и тает, ничего больше не сказав.

- Стой!! — не своим голосом шипит Лили — не потому, что боится разбудить домашних, о них она сейчас думает в последнюю очередь, а потому что иного звука от волнения не выходит. — Стоять, я сказала! Веди!

Ноги — прыжком в джинсы, свитер — продравший колючим шерстяным горлом щёки — наизнанку, всё остальное — побоку, вместо этого — пара поспешных Согревающих уже на подоконнике, окутав губы густыми облачками пара.

Сияющая пантера неподвластна ей, она не хочет или не может её вести, она тает, едва спрыгнув с карниза. Что ж, значит, придётся справляться самой. Есть два места, где в любое время суток можно найти Сева. Это старый просевший дом в Паучьем и самодельный «скворечник» из досок и прочего хлама у верхнего течения реки, в ветвях поваленного тополя-исполина. Сначала — туда, с семейством Сева пересекаться до дрожи не хочется, но, если Сева не окажется в «рубке», придётся. Но сначала — туда.

Всё это — уже на лету, морозные потоки воздуха хлещут по глазам, заставляя жмуриться, уши моментально теряют чувствительность, несмотря на кокон чар вокруг. Не рассчитаны чары на безумный полёт быстрее любой метлы сквозь январскую ледяную ночь.

Благо — лететь недалеко. Темным, небрежно смятым комком проносится внизу парк, мелькает светлым сиклем заснеженная полянка — чуть не проскочила с разгону, от резкого торможения тело закручивает винтом — и вниз, вниз, подбитой птицей, брошенным с высоты камнем.

«Сев?!» — в мысленном призыве столько силы, что даже стена Хогвартса не стала бы сейчас преградой, не говоря уж о тонкой дощатой перегородке.

«Лили?! Что ты здесь?..» — голос Сева в её голове изумленный, почти испуганный, звучащий словно издалека, хотя «рубка» — вот она, совсем рядом, руку протянуть…

Рука тянется, откидывает кусок плотного ковра, заменяющего дверь, секунда — чтобы глаза, враз пожелтевшие и расколовшиеся мгновенно расширившейся линзой зрачка, привыкли к темноте.

Он лежит там, поверх раскиданных как попало подушек, от которых, скованных стазисом, ни тепла, ни даже мягкости. Скорчившийся, сжавшийся в непривычно маленький клубок всем долговязым нескладным телом.

- Сев, что с тобой?! — на колени рядом, руки сами, будто зная, что делать, замирают над правым боком, навстречу из-под закрывших лицо спутанных волос по-кошачьи мерцают крохами отраженного света глаза — точно так же, наверное, как и у неё.

- Лили, ну зачем, сказал же, что всё в порядке, — говорит он хрипло, отрывисто, стараясь не морщиться на вдохе да и вообще лишний раз не шевелиться.

С этим «порядком» она разберётся потом, как и с причинами, его вызвавшими. Сперва — пальцы наливаются фосфоресцирующим светом, как щупальца глубоководных обитателей, от каждого — по тонкой сияющей ниточке к тому боку, что так бережёт Сев. Ниточки ныряют внутрь, сквозь крупные петли свитера, сквозь футболку, сквозь кожу и плоть, разливаются подземным озером, ищут — и находят.

Три ребра, одно — со смещением, в легком тоже что-то неладно, это не считая огромного кровоподтёка в две ладони шириной.

Ох, и устроит она ему «порядок» — мало не покажется! Потом, когда в этот самый порядок его приведёт. Пальцы светятся всё ярче, вот уже все кисти — как люминесцентные лампы, близко-близко, в какой-то четверти дюйма над свитером. Ладони покалывает льющаяся через них сила, щекочут выступающие мохеровые ворсинки. Сев, притихнув, молчит, только дышит с присвистом, а когда отошедшее ребро, повинуясь зову магии, встаёт на место, с шумом втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.

Лили никогда ещё не приходилось сращивать между собой кости, но руки и правда всё знают сами, мудрая древняя сила течёт туда, где она больше всего нужна, заполняя трещины, стягивая края, штопая поврежденную лёгочную ткань. С каждой минутой — всё меньше клокочет у Сева в груди, всё ровнее дыхание — и всё явственнее звон в Лилиных ушах, но это мелочи, её хватит — должно хватить.

Наконец главные травмы залечены, теперь можно заняться и синяком, соединяя один за другим лопнувшие мелкие сосуды, рассасывая, разгоняя багровую горячую припухлость. Но Сев не даёт ей закончить, выворачивается из-под её рук, хватает её за запястья, разводит их в стороны и вверх, унимая, гася глубоководное свечение.

- Хватит, Лилс! Я уже в норме. Хорош!

Его руки — две совершеннейшие ледышки. Ещё бы: куртки на нём нет, как и шапки, шарфа, рукавиц. И Согревающих заклинаний — до этого момента. Теперь он спешно плетёт их, накидывая, подобно одеялу, не только на себя, но и на Лили, хотя ей самой жарко, в крови ещё бродит адреналин и кипучая живительная сила.

Она запоздало шмыгает носом, укоризненным тычком засаживает ему кулак в плечо — на всякий случай, в левое, дрогнувшим голосом звенит:

- Как ты меня напугал!

- Я не собирался тебя пугать, — досадливо хмурится Северус. — Чего ты примчалась? Как ты узнала вообще?

- Почувствовала, — стараясь не разреветься от накативших эмоций, коротко отвечает Лили. — Прямо во сне. И потом тоже. Наверное, через брошку, или я не знаю, как…

- Ну и стоило нестись сломя голову полуодетой? — басовито рокочет Сев, неодобрительно поглядывая на её ноги в белых домашних носочках и проверяя, укрывает ли их заклинание. — Я же откликнулся, сказал, что я в порядке!..

- Я тебя сейчас сама пришибу! — контрастируя с такими воинственными словами, рот Лили жалко кривится, уголок его стремительно едет вниз, и долго сдерживаемые слёзы таки устремляются бурным селевым потоком по щекам. — Я тебе за этот «порядок»!.. Ты себя видел вообще?!

- Подумаешь, какой-то ушиб, — слегка пристыженный её словами, а больше — испуганный истерическими нотками в её голосе, отводит глаза в сторону Северус. — Справился бы. Отлежался бы чуток — и справился.

- Или околел тут на голых досках, пытаясь отлежаться! — не унимается Лили, сердито утирая лицо рукавом. — Почему ты хотя бы не перекинулся?

- Я пытался… — сконфуженно отвечает Сев, так, что Лили разом перестаёт на него сердиться. Наверное, непросто применять высшую трансфигурацию с без пяти минут пневмотораксом, а у барсов тоже есть рёбра, и, потревоженные трансформацией, они могли начать болеть ещё сильнее.

- Что произошло, Сев? — совсем другим тоном спрашивает Лили, придвигаясь к нему вплотную, беря его за руки и пытаясь поскорее согреть их своим теплом. — Ты расскажешь мне?

Северус кривится, будто ощутив во рту кусок лимона без единой крошки сахара, упрямо сопит, но в конце концов, как всегда сжато и без лишних подробностей, начинает рассказывать.

________________________________

Примечание

Понятно, что тут всё не так, не то и не там, но настроением похоже:

https://postimg.cc/XrQML1NG