Тангор (гет)

— Ваше превосходительство, смотрите!

Генерал Синнард взглянул — и не поверил глазам.

На стене Коинта мелькнуло движение: сперва две-три фигуры, затем больше. Отблески зари будто залили кровью кирасы, шлемы и стволы мушкетов. Рассветный ветер принес голоса, хотя слов было не разобрать. Сперва люди переговаривались небрежно, будто довольные чем-то, затем оживились взрывами ругани.

— Все кончено, — едва слышно прошептал Синнард. — Они знают.

Среди доспехов и оружия мелькнули чьи-то окровавленные лохмотья, в смех и брань вплелись вскрики боли. На ближайшем бастионе возникла мощная фигура Гемелла, тоже в кирасе, но в шляпе вместо шлема. Заря за его спиной вспыхнула ярче, и он не просто казался залитым кровью, но словно разбрызгивал ее вокруг себя.

— Эй, вы! — Голос Гемелла мог бы поспорить с залпом мощной пушечной батареи орудий в десять. — Раненько вы сегодня поднялись! Да только напрасно. Силой вы нас не возьмете, и хитростью тоже. Вот, поглядите, что сейчас будет с вашими шпионами!

Он махнул рукой. Наемники в броне тотчас вытолкали к самой кромке стены человек восемь. В одних рубахах, все в крови, со связанными руками и петлями на шеях, они молча ждали своей участи. Даже издали Синнард и его офицеры сумели разглядеть, что почти все осужденные изувечены: у кого выколоты глаза, у кого отрезаны губы, носы и уши. Зрелище ужасало, и рассматривать подробности не хотелось никому. Но даже такими их еще можно было опознать.

Весть от городской верхушки Коинта пришла в штаб Синнарда на третьей неделе осады, в разгар отрывных работ. Вышло именно так, как предполагал генерал: не все горожане одобряли действия Гемеллов и поддерживали мятеж. «Именем Создателя заклинаем, освободите нас! — взывали они в своем послании. — Мы не можем открыто выступить против Гемеллов, поскольку они сильны и карают смертью на месте, но будем всячески содействовать вам». После нескольких дней тайных переговоров они обещали открыть на рассвете городские ворота — как раз на рассвете нынешнего дня.

Королевские войска готовились вступить в город практически без боя. А на деле случилось то, что случилось.

Синнард узнал нескольких: судейского секретаря Тавенна; почтенного адвоката Ансинделя; одного из уважаемых городских мастеров по имени Урсин; братьев Вирэлей, торговцев тканями, вином и солью. Именно эти люди вели с ним переговоры, умоляя избавить от власти мятежников. А тех, кто сейчас разделит их судьбу, они, очевидно, выдали на допросе — который, судя по всему, мало кто выдержал бы.

Гемелл на стене махнул рукой, не прибавив ни слова. Наемники, закрепив веревки, дружно столкнули осужденных со стены, и те повисли. Кому-то повезло умереть сразу, кто-то бился несколько мучительных минут. Когда последний испустил дух, Гемелл кивнул, словно сам себе, и вновь заговорил:

— Вздумаете опять снюхаться с кем-то из этих трусливых шкур, и с ними будет то же самое! Веревок на всех хватит, и места на стене тоже. А может быть, придумаем что-нибудь повнушительнее.

Ответом стал грохот одинокого выстрела: кто-то из молодых солдат не выдержал издевок врага. Тотчас прогремела команда: «Отставить огонь!» Гемелл на стене лишь расхохотался.

— Стреляйте, стреляйте, храбрецы! Кишка у вас тонка против нас! Не отлили еще пули, которая сразит меня! А пока я жив, Коинт не падет и не сдастся! Так что убирайтесь прочь, пока целы. А если взяла охота умереть, сидя на заднице, так милости просим!

Он изобразил рукой насмешливый салют, коснувшись полей шляпы, и неспешно скрылся. Наемники ушли вслед за ним, и на стене остались только тела казненных горожан, слегка покачивающиеся на ветру.

— Ублюдок! — прошептал Ринигер, глядя на эту сцену.

Товарищи его, как и солдаты других полков, были вполне с ним согласны. Еще вчера вечером всех их переполняла надежда на то, что завтра опостылевшая осада закончится. Но она продолжится. А поскольку расправа с восставшими горожанами возмутила всех — от генерала до последнего обозного, — то, быть может, дело пойдет быстрее. Теперь солдаты не просто готовились следовать присяге, а жаждали справедливого возмездия. Такие, как Гемелл, недостойны жить на свете.

«Пули на тебя, может, и не отлили, — думал Ринигер со злостью, — зато клинок, возможно, выковали». Гнев его породил воодушевление, и он жаждал сам, собственными руками, убить предводителя мятежников, хотя знал, что его велено брать живым. Телесная мощь Гемелла его не смущала — победил же он Фингельда, хотя тот тоже был силен. Правда, из Гемелла-старшего можно было сделать двух таких, как Фингельд, и трех таких, как сам Ринигер.

Всеобщее потрясение продлилось недолго. Генерал Синнард приказал артиллеристам на батареях первой и второй линий возобновить обстрел стен, а саперам — продолжить работы. С последними в числе прочих велено было отправиться Ринигеру и его отряду — как заслону от возможной атаки людей Гемелла.

Пока никто не атаковал: и осаждающие, и осажденные ограничились пушечным обстрелом. Огонь окончательно уничтожил батарею на бастионе справа от ворот, и генерал приказал пробивать брешь в стене между поврежденным бастионом и соседним. Ближе к полудню за стеной послышался грохот колес и звуки тяжелой работы: не иначе, привезли новые пушки взамен разбитых. Но установить их людям Гемелла не удалось — батареи первой и второй линий не дремали.

Саперы вели траншеи, чтобы рыть третью линию, не больше чем в пятидесяти шагах от стен Коинта. За бревенчатыми турами второй линии расположились прикрывающие их солдаты, в том числе отряд Ринигера. Сегодня им не пришлось пока браться за оружие: открытых вылазок Гемеллы не устраивали, а мушкетный обстрел почти не причинял вреда. К тому же, как заметили многие, стрелять мятежники стали намного реже — видимо, берегли порох.

«Скорее бы все закончилось!» — думал Ринигер, сидя в траншее второй линии, подальше от грохочущих батарей. Время от времени он поднимался и обходил посты, а порой сам выглядывал из-за туров, минуя занятых работой саперов и жителей деревушки Даини, что располагалась в миле от Коинта. Деревня эта по распоряжению генерала Синнарда была обязана содействовать королевским войскам и оказывать всяческую помощь — не только продовольствием, но и рабочей силой, лошадьми и нужным инструментом.

От стоящей в траншее духоты кружилась голова. Ринигер расстегнул верхнюю пуговицу мундира, кираса раскалилась, будто в кузнечном горне. Поврежденные после недавней контузии ребра ныли, хотя не слишком — еще несколько дней, и все пройдет, заживет, как на собаке. Правильно он сделал, что не стал тревожить в письме ни Эдит, ни Альвеву.

Он писал им трижды, но ответ получил лишь один раз, утешив себя тем, что Эдит боится перехвата. Хотя полевая почта работала исправно, в основном это касалось королевских приказов. По словам капитана Гиверна, король велел покончить с мятежниками как можно скорее — и с как можно меньшей кровью.

А по словам Эдит, во дворце все было в порядке, а она сама — в безопасности. Как ни тосковал Ринигер по ней и по Альвеве, он убедил себя набраться терпения, хотя никогда не отличался этой добродетелью. В редкие свободные минуты он решался задуматься о будущем, чего тоже никогда прежде не делал. Будущее казалось весьма туманным, и туман этот скрывал нечто неприятное или даже зловещее.

Раздумья ненадолго прервали человек пять стрелков, объявившиеся на ближайшем равелине, которые возвели наспех по приказу Гемелла у городской стены. Саперы укрылись за новыми турами и валом, а Ринигер приказал отстреливаться, с удовольствием присоединившись к своим людям.

Один из вражеских стрелков погиб, второй, видимо, был ранен. Прочие отступили в город, прячась за собственным валом. Ринигер заметил, что ушли они в ту сторону, где река Ларль, огибающая Коинт, делает петлю, отворачивая от стены.

— А если ударить с реки? — предположил он вслух.

— Я слышал, генерал с полковником обсуждали что-то подобное, — отозвался Кодей и понизил голос, присев рядом с Ринигером: — Хотя мне слабо верится. Вдруг опять все сорвется в последний миг? Сколько уже было совпадений…

— Ты о чем? — прошептал Ринигер, в душе которого воскресли давно забытые подозрения.

— А ты сам вспомни. Как они били в первые дни по нашим саперам — будто знали, с какой стороны те ведут траншеи и куда. Хотя это могло быть правда совпадением, могли просто угадать или разведать. А потом?

Пока Кодей говорил, Ринигер вспомнил тот день, когда чуть не погиб сам — когда Гемелл послал полторы сотни своих наемников на вылазку, чтобы уничтожить вторую линию батарей. На добрую треть это удалось, погибли с десяток саперов и столько же деревенских. Гвардейцы же в тот день доказали, что не напрасно носят свои мундиры и оружие. Враги обратились в бегство, и Ринигер едва не захватил в плен их предводителя, если бы не проклятая батарея на бастионе. Его отбросило назад, и лишь чудом — или молитвами двух дорогих ему женщин — он не угодил на заостренный кол тура. А потом ушло еще три дня, чтобы расчистить взорванные траншеи и возобновить работы.

— Хочешь сказать, им известны наши планы? — произнес наконец Ринигер роковые слова. — Что они заранее знали, куда и когда бить?

— А почему нет? — пожал плечами Кодей. — Не один я думаю, что эту осаду нарочно затягивают. Даже капитан думает так же. Это сказал мне Дернисс, а он не станет врать.

Ринигер кивнул.

— Да еще то, что случилось сегодня… — пробормотал он. — Выходит, Гемелл знал и про планы горожан? Но, Аирандо меня сожри, откуда?

— Лучше спроси, кому и зачем это нужно, — заметил Кодей. — Только я тебе не отвечу, потому что сам не знаю. Одно ясно: кому-то выгодно терзать наш Урбнисс изнутри.

Пушки вновь и вновь били в стену, пробивая брешь. Постоянный грохот и глухие звуки попаданий уже не тревожили, давно сделавшись привычными. Коинт отвечал редко — или подходили к концу запасы пороха, или Гемеллы опять задумали какую-нибудь подлость. Не дождавшись ответа Ринигера, Кодей поднялся на ноги и выглянул за укрепления.

— Как думаешь, скоро они пробьют эту стену? — спросил он.

— Не знаю, — ответил Ринигер, подойдя к нему. — Может, завтра к вечеру, а может, и дня через три. Но мне не нравится их молчание. Особенно после того, что ты сказал.

Словно в ответ, из-за стены донеслись торжествующие крики. В воздух взлетел огромный пылающий снаряд: рассыпая разноцветные искры, он ударил в ряды туров между двумя батареями второй линии и разлетелся на куски. Кое-где бревна загорелись, повалил едкий дым. Из траншеи, где шли работы, послышались крики: стены, туры и вынутая земля обрушились внутрь.

«Это же валань!» — с ужасом понял Ринигер. Вместе с Кодеем он бросился к ближайшей груде земли — только она могла погасить горючую смесь, вода здесь была бесполезна. Некогда было думать о подлости Гемеллов, нарушивших давний запрет короля Вигмареда — не применять валани против своих. Ринигер в излюбленных отцовских выражениях поблагодарил хитроумного Тангора и принялся за дело, заодно стараясь не допустить паники среди товарищей.

Пожары еще не погасли, а гвардейцы и артиллеристы едва начали вытаскивать раненых, когда из-за стены вылетел еще один снаряд — огромный бочонок пороха. Он упал между двух батарей, повредив обе и убив десятка полтора людей. По счастью, сложенные там запасы пороха не пострадали: артиллеристы спасли их и от валани, и от взрыва ценой собственных жизней, иначе весь участок траншеи превратился бы в огромный котлован, полный кровавого месива из трупов, земли и металла.

Пока Ринигер и его товарищи трудились в траншее среди дыма и пламени, они слышали, как на Коинт обрушился огонь всех пушек без исключения. Грохотали, поддаваясь, стены, но город почти не отвечал. Возможно, выжидали — или же то орудие, из которого они выпустили смертоносные снаряды, оказалось повреждено.

Улучив мгновение, Ринигер выбрался из траншеи и выглянул из-за наполовину поваленного тура. На это, казалось, ушли все оставшиеся силы. Он вцепился в бревно окровавленными, обожженными пальцами — перчатки лопнули от огня, — как никогда радуясь мгновению отдыха, но не позволяя себе забыть о своих обязанностях. По его мнению, сейчас противникам было самое время устроить очередную вылазку и завершить то, что начато. Он подозвал почти невредимого Раннома Дернисса и еще трех-четырех товарищей и велел им наблюдать за городом, высматривая любое движение у стен. Однако предосторожность оказалась напрасной, и это слегка удивило Ринигера. Возможно, удивило бы сильнее, если бы усталость не опустошила его душу и не вытрясла из нее все ощущения до малейшей крупинки.

Туда-сюда сновали, пробираясь между завалами, саперы и деревенские с тачками земли — или с носилками, на которых лежало то, что еще недавно было людьми. Иногда эти останки можно было опознать. Ринигер задыхался от вони крови, пороха, человеческих внутренностей, земли и горящего дерева. Неделю назад он вскипел бы от ярости в адрес тех, кто затеял всю эту бойню. Сейчас он просто готовился действовать, хотя пока не знал, как.

— Роскатт! — окликнул его с вала траншеи голос капитана. — Приведите себя в порядок, и к генералу, он собирает всех.

Ринигер с тоской вздохнул и переглянулся с товарищами поблизости. Работы по-прежнему был непочатый край, хотя уже смеркалось, и он предпочел бы остаться здесь. Не только из-за духа товарищества, но и потому, что ощущал себя чужим среди старших, опытных офицеров, многие из которых косились на него с презрением. «Мальчишка!» — читалось в их прищуренных глазах, словно сами они появились на свет, сразу вооруженные нужными знаниями, и никогда не были молоды.

Дорога к своей, а затем к генеральской палатке показалась Ринигеру долгой, словно он обошел все побережье Урбнисса с запада на восток. Вновь заныли ребра, кружилась голова, болели ушибы и ожоги, и все нутро горело от жажды, хотя он опорожнил целую флягу. Несмотря на умывание и чистый мундир с рубашкой, единственную его смену, избавиться от вони трупов, гари и пороха так и не удалось — этот запах уже впитался в его тело. Впрочем, вряд ли генерал и прочие офицеры обратят на это внимание.

По счастью, Ринигер пришел не последним — офицеры только собирались у раскладного стола, где лежала подробная карта Коинта и его окрестностей и дымилось в кувшине крепкое вино, разбавленное кипятком, — излюбленный походный напиток. Гиверн стоял здесь же и кивнул Ринигеру, знаком велев держаться рядом. Генерал Синнард сидел во главе стола, плотно сцепив пальцы, и казался погруженным в нелегкие размышления. Рядом с ним, чуть более оживленный, сидел полковник Ургаррен.

Полковник Ринигеру не нравился, в отличие от генерала. Даже внешне они были полной противоположностью друг другу. Синнард — крепкий, плотный, осанистый, почти без проседи в русых волосах, хотя ему перевалило за пятьдесят. И Ургаррен — тощий, будто выструганный из щепки, с вечно прищуренными глазами и желчной гримасой, словно его раздражало все на свете. Ему было не больше тридцати пяти, но на вид он казался ровесником генералу. Говорили, что должность свою он получил не многолетней службой, а щедрой взяткой. К тому же он был полностью лыс и носил парик, всегда тщательно завитый, что делало его мишенью для насмешек молодых солдат и офицеров. Насмешек лишь украдкой, разумеется, ибо с Ургарреном лучше было не ссориться.

За плечом полковника, словно тень, стоял его адъютант Итьенн, лет двадцати пяти. Вроде бы он приходился Ургаррену племянником — не то родным, не то двоюродным. Семейное сходство было налицо: такой же длинный и тощий, Итьенн вовсю подражал манерам дядюшки, щурясь и поджимая губы. В свободное от службы время он всегда сторонился прочих молодых офицеров, что сперва вызвало у них недоумение, а потом на «тень Ургаррена» просто перестали обращать внимание.

Как всегда, Ринигер решил молчать на совете, понимая, что ему особо нечего говорить. Зато он изучал лица прочих офицеров и задумывался, что же скажут они, заодно отдыхая после суматошного дня. Больше всего его волновало решение Синнарда, хотя трудно было прочесть что-либо по лицу генерала. Полковник, казалось, заранее готовился возражать всему, что бы тот ни сказал, а пока развлекался тем, что немилосердно кривился при виде каждого опоздавшего. Гримасы сопровождались вздохами досады, но сидящий рядом генерал словно не замечал их.

Как только полы шатра-штаба сомкнулись за спиной последнего вошедшего офицера, генерал поднял голову и заговорил.

— То, что случилось сегодня, господа, стало последней каплей, — сказал он. — Его величество настаивает, чтобы мы обошлись без большой крови. Крови же и так пролито достаточно, причем в значительной части ее повинны не мы. Я не намерен щадить Коинт, как не намерен затягивать осаду. Мы нанесем удар, и как можно скорее. Не только там, где его ждут, но и там, где не ждут.

Решительным шагом генерал обошел стол с картой и указал пальцем. Среди собравшихся тотчас зашуршали шепотки: «Ларль…»

— Именно Ларль, господа, — подтвердил генерал. — Гемеллы полагают, что со стороны реки город полностью защищен. Мы и не пытались атаковать их там. Самое время изменить это. Вот здесь, — он указал на карте, — проходит водосток, ведущий в город, мне сообщили об этом наши союзники, погибшие нынче утром. Далее есть два пути: либо взорвать водосток и войти в Коинт через брешь, либо пробраться тайком.

— А вы не думали, генерал, — заговорил Ургаррен, по обыкновению щурясь, — что об этом уже известно Гемеллам? Я хочу сказать, известно то, что мы знаем об этом водостоке. Наверняка они вытрясли из наших покойных союзников все, что могли. Будет ли такой удар разумным решением?

— Что бы сделали вы? — спросил его Синнард.

— Я бы продолжил делать то, что делается, — сказал полковник. — Обстреливать город и надеяться на мощь наших орудий. Хотя та проклятая катапульта, из которой они сегодня обстреляли наши позиции, заставляет меня задуматься.

— У нас нет на это времени, — заявил генерал. — Сегодняшние удары были сильны, и означают они лишь одно: Гемеллы пытаются внушить нам, что у них еще довольно сил и средств для защиты. Но так ли это? Они потеряли один бастион с батареей и не смогли восстановить ее. Поэтому они прибегли к катапульте и к валани. Нет, нельзя давать им время отдышаться, надо бить как можно скорее. — Генерал поднял голову от карты и обвел взглядом всех собравшихся. — Предлагаю сделать это нынче же ночью.

— Отправьте моих людей, генерал, — тотчас сказал Гиверн, отчего сердце Ринигера встрепенулось, хотя он промолчал. — Никто не справится лучше.

Синнард задумчиво кивнул, Ургаррен скривился, а слово взял командир саперов.

— Можно отвлечь их внимание, ваше превосходительство, если сделать вид, что мы продолжаем работы. Пусть их часовые видят суету у наших траншей. Если они начнут стрелять, тем лучше. Мы поставим фонари и создадим видимость работы.

— Лучше сделать это у северо-западной стены, — сказал генерал. — Пусть думают, что мы оставили работы на поврежденном сегодня участке. Не знаю, где у них стоит эта катапульта, но на то, чтобы передвинуть ее к северо-западу, уйдет время. Если те, что перейдут реку, справятся, это будет уже неважно.

— Что насчет бродов, генерал? — спросил Гиверн.

— Брод мне тоже указали, — ответил Синнард и ткнул пальцем в карту. — Надеюсь, верно. Мы ни разу не пытались форсировать Ларль, да и сами мятежники считают этот участок стены неприступным. Наша разведка докладывает, что охраны там почти нет.

Несколько офицеров заговорили одновременно, причем Ургаррен пытался перебить их всех. Наконец, генерал прекратил все споры.

— Вы справедливо заметили, господа, — сказал он. — Полагаю, нет нужды пробираться в город тайком малым числом. Будет лучше заминировать водосток, взорвать его и войти через брешь. Пока наш особый отряд, — он глянул на Гиверна, — станет расчищать нам путь, прочие будут наготове. Все пушки обеих линий навести на ворота. Как только водосток будет взорван, начнем обстрел. Если все пройдет по плану, мы сможем войти в город с двух сторон.

— Я могу сам отобрать людей, генерал? — уточнил Гиверн, и Ринигер понял к превеликой своей радости, что сам он уже в списке капитана.

— Да, капитан, — был ответ. — Только отбирайте их тщательно. Неудачи здесь быть не должно.

Гиверн поклонился. Ринигер последовал его примеру, не обращая внимания на кислую гримасу полковника. Впрочем, неясно, кому именно она предназначалась.

Генерал задержал старших офицеров, младших же отпустил. Ринигер вернулся к товарищам, которые уже отдыхали, сидя у палаток, и вкратце поделился планами — упомянул, что генерал готовит новый удар по мятежникам и что им, гвардейцам, предназначена в нем не последняя роль. О ночной атаке он не сказал ничего, хотя товарищи без того оживились. А пока оставалось ждать распоряжений капитана.

Стараясь не думать о возможной удаче или неудаче, как и о таинственных планах, чьи бы они ни были, Ринигер сжал вместе руки. Его обожгло не столько болью в израненных пальцах, сколько странным ощущением: чего-то не хватает. Вмиг похолодев, он сдернул перчатку с правой руки. Так и оказалось — кольцо королевы пропало. Ринигер постарался не подать виду, но на душе сделалось скверно — разве не клялся он беречь дар ее величества пуще самой жизни, разве не верил, что этот дар принесет ему удачу? Недоброе предчувствие вернулось и завладело им, как ни гнал он его прочь.

Где он мог потерять кольцо? Где угодно — хотя бы сегодня днем, во время обстрела траншей, пока он тушил пожары и вытаскивал товарищей из-под завалов. Да и было ли оно сегодня утром? Ринигер помнил, как накануне рванул с рук перчатки, прежде чем рухнуть спать. Но не бежать же сейчас на поиски? А воров среди его товарищей нет и быть не может.

Тягостные думы прервал капитан Гиверн, назвавший имена тех, кто отправится нынче ночью взрывать водосток. Имя Ринигера прозвучало первым.