Под Невидимым венцом (джен)

Оннейв с десятком своих воинов расположился лагерем близ одного из малых болот. Там отыскалось нечто вроде поляны: почти сухие мшистые кочки, голая земля поросла кое-где невысокой жесткой травой. У берега трава росла выше, близ воды торчали три-четыре кривых, иссохших дерева. Оннейв приказал своим наломать веток и сложить костер подальше от зарослей травы — вовсе не для того, чтобы согреться или приготовить обед.

Уже стемнело — или же здесь всегда было темно. С болот несло густой гнилой сыростью. Порой долетали отдаленные звуки, что стали почти привычными, но не перестали пугать: вздохи, шорохи, стоны. Оннейв бродил по берегу, дожидаясь возвращения прочих, и всей душой надеялся, что они вернутся. Воины уже были сыты болотами по горло и не особо желали задерживаться здесь. Но не уходить же с пустыми руками?

— Господин, вроде едут, — прервал его размышления дозорный.

Голос воина чуть дрогнул — не иначе, опасается очередного морока. Оннейв оправил изодранные в волнении рукава, обернулся: мутная болотная дымка затягивала почти все вокруг, зато справа ясно слышалось чавканье конских копыт, звон сбруи и оружия. И голоса — радостные, как показалось Оннейву.

Туманная дымка колыхнулась, выпуская на волю отряд всадников. Пока они спешивались, один из них подошел к Оннейву.

— Не гневайся, господин, упустили. — Он указал на своих: четыре лошади шли с пустыми седлами. — Безумец помешал, порубил наших, а потом мы заплутали в тумане, насилу вырвались. Зато следом за нами Реш едет, у него вроде вести получше.

— Получше? — Оннейв, хоть и более сдержанный, чем брат, содрогнулся от гнева. — Мальчишка мертв? Безумца взяли? Вот это будет получше, а не твоя сопливая болтовня!

Воин не успел ответить, лишь поклонился. Прежде чем его товарищи разошлись и увели коней, из тумана послышалось звонкое: «Взяли, господин!» Оннейв тотчас бросился навстречу Решу и его отряду, но перед тем обернулся к воину и велел разжигать костер. Хотя если бы яростное, звенящее торжество могло воспламенять сушняк, здесь бы уже все кругом полыхало.

Когда Оннейв пересчитал взглядом воинов Реша, радость его чуть померкла: пустыми оказались почти с десяток седел. Зато сам Реш, раненый в лицо, скалился до самых ушей и щелкал кинжалом в ножнах. Следом четверо воинов волокли пленного Адевара. Они держали его за одежду, за длинные волосы и за локти скрученных за спиной рук, но он все равно рвался, точно дикий зверь. И глазами сверкал так же — дико и злобно, будто готов был зубами в горло вцепиться.

Слева, на сухой земле, вспыхнул костер. Ветки вмиг занялись, треском заглушая утробные вздохи трясины и скрип гнилушек; запах горящего дерева казался после болотной вони чуть ли не благоуханием цветов. Реш стоял приосанившись, отвесил Оннейву низкий поклон. Сам же Оннейв пожирал взглядом воинов и коней: не несет ли кто труп Лейтара или не приторочен ли он к чьему-нибудь седлу? Казалось, Реш понял и поклонился вновь.

— Прости, господин, увели у нас добычу из-под самого носа. Дура эта с мальцом прямо на нас выскочила, мы бы и порешили тут же их обоих, когда б не этот Хидегов выкормыш. — Он кивнул на Адевара. — Кинулся на нас, порубил прорву народу, насилу скрутили. Ну, а девка сразу наутек через болота. А он все кричал что-то ей — видно, указывал, куда путь держать. Стало быть, знает, где искать ее.

Оннейв улыбнулся, гнев его чуток поутих.

— Вот сейчас и проверим, кто тут что знает. А ты здрав будь, родич драгоценный, давно с тобой не виделись.

Воины тем временем повалили Адевара на колени, на помощь подскочили еще двое, вцепились крепче. Адевар тяжело дышал, сверкая глазами из-под упавших на лоб волос — ремешок, видно, слетел во время схватки. От кафтана и стеганки остались одни лохмотья, из правого бедра и бока торчали обломанные древки стрел — сами наконечники, разумеется, вытаскивать не спешили. Забрызганное кровью лицо, на котором вздувались свежие синяки, исказилось лютой злобой, глаза побелели.

— Чтоб ты сдох, ублюдок! — выплюнул Адевар.

Воины тотчас отвесили ему еще два-три тумака. Оннейв же усмехнулся, погладил бороду.

— Поглядим, кто сдохнет первым, — сказал он. — Но не спеши, тебя пока никто не станет убивать, для этого ты слишком важная птица. Зато своими безумствами ты отлично сыграл нам на руку. Угадай, кто будет отвечать за все смерти. И мало того — тебе придется признать свою вину.

— Складно поешь, — бросил Адевар. — А больше тебе ничего признавать не надо?

— Признаешь, куда ты денешься. Признаешь ровно столько, сколько нужно. Ну, если хочешь, можешь присочинить — разбойники вроде тебя любят похваляться выдуманными подвигами. А выкрутиться тебе не удастся никак. Ты пытался убить жену моего брата, княгиню нынешнюю…

— Она не княгиня! — рявкнул Адевар, так, что встрепенулись на берегах дозорные. — Потому что брат твой гнусный — не князь! И никогда не будет!

Он рванулся из рук воинов, словно пытался вскочить на ноги. Некоторые не ожидали, один даже свалился на землю. Но прочие вмиг утихомирили его, стянув горло веревочной петлей.

— Это неважно, — спокойно продолжил Оннейв. — Важно то, что ты напал на нее, она тебя видела и узнала, как и я. Одно наше слово перевесит сотню твоих. Впрочем, словам этим настанет свой срок. А пока мне нужны другие. Где ребенок?

Адевар хрипло выдохнул, закашлялся. А потом усмехнулся, вздернув брови.

— Не знаю, — ответил он самым будничным голосом без капли недавней ярости.

— Врешь, — сказал Оннейв, кивнул сам себе. — Ведь это ты надоумил их сунуться сюда, ты у них верховодил…

— Я? — Адевар откровенно расхохотался. — Кем надо быть, чтобы доверять такому, как я? Вот они и не доверяли.

— Опять врешь. Если бы тебе не доверяли, то не позволили бы защищать девку и ребенка. Так что хватит болтать попусту, отвечай, где они.

Адевар неуклюже пожал плечами.

— В болоте троп много, — сказал он, в глазах светилась явная издевка. — Хидег знает, куда они поехали и добрались ли. Ступайте да поищите сами, чем сидеть тут сиднем. Хотя твои парни только завидели топи, так сразу в штаны наложили со страху…

Удары и брань посыпались на него со всех сторон. Оннейв, не выдержав, поддал ногой пару раз под ребра, усмехнулся, когда заслышал стон, — видно, задел стрелу в ране. Прочие воины подошли ближе, словно желали тоже присоединиться к веселью. Их остановил Реш, стоящий здесь же.

— Дозволь мне, господин, — сказал он. — Уж я из него выбью ответ, как бы ни упрямился. Коли понадобится, напомню, как баба его со щенками подыхала…

Казалось, даже стоячая болотная вода колыхнулась от яростного рева. Почти все воины попадали на землю. Адевар вскочил, точно впрямь дикий зверь, лицо его больше не походило на человеческое. Он напрягся, словно желал разорвать веревки, заодно подсек двоих, что кинулись на него. Воинам осталось лишь навалиться скопом, давя друг друга. Как только пленник поутих, на него тут же обрушился новый град ударов, на сей раз ногами. И вновь вмешался Реш.

— Хватит, дурни, хватит! — крикнул он. — Сразу видно, что вы ничего не смыслите. Вы гляньте на него, он же бешеный! Что ему сейчас ваши побои, он их и не чует, он словно продолжает биться с нами там, у топей. Пусть сперва поостынет — и вот тогда поговорим.

— Вот и поговори, — сказал Оннейв. — Да поживее. Пусть скажет, где мальчишка, а лучше — проведет к нему. А коли вздумает обмануть и завести незнамо куда, так пожалеет о том, что на свет народился.

Он отошел немного назад, устроился на снятом с коня седле и велел принести еды. Прочие воины тоже расселись поблизости и подкреплялись походными припасами. Трое так и стояли в дозоре на берегу, ежась и оглядываясь, и с нетерпением дожидались смены. Над болотами прыгали огоньки, вода колыхалась и глухо стонала. Порывами налетал ветер, шуршал травой и камышом, и в шорохе этом чудились неведомые голоса.

Реш взял себе в подмогу человек девять. Они подтащили избитого в мясо Адевара к самой воде, Реш сгреб его за волосы и сунул лицом в болото. Рваться тут было бессмысленно — его держали крепко. Сосчитав до десяти, Реш выдернул голову пленника из воды, глянул в лицо, вымазанное тиной.

— Ну как, остыл? Или еще искупаешься?

Адевар плюнул ему в лицо. На сей раз Реш держал дольше, пока на воде не показались мелкие пузыри. Воины хохотали, глядя, как судорожно Адевар дышит, как хватает ртом гнилой болотный воздух. Отдышаться Реш не дал — сунул в третий раз.

— Вот теперь довольно, тащите. Что там наш костерок, прогорел? Славно. Ну так что, мразь, где щенок?

— Щенка паршивого ты в зеркале увидишь, — прохрипел Адевар. — А он — князь.

Реш пнул его в раненое бедро, потом в бок. Адевар скрипнул зубами, процедил очередную брань. Воины, что не держали его, кинулись было вновь с кулаками, но Реш остановил их.

— Погодите, довольно мы его отколотили, сейчас иначе поговорим. Рвите-ка с него тряпье. Шкура своя даже безумцам дорога, а у нас тут и ножи, и огонь. Что больше нравится, ублюдок?

— Так ведь руки развязать придется… — заметил один из воинов.

— Зато держать будет удобнее, — подхватил другой.

— Развязывайте и рвите все, — кивнул Реш. — Куда он отсюда сбежит-то? Безумец безумцем, но не настолько же.

Воины разрезали веревки, сдернули с пленника обрывки кафтана, стеганку, рубаху и растянули его, стоящего на коленях, за руки — на каждую налегло по трое. Еще один намотал на кулак длинные волосы, другой держал веревку, что обвивала шею Адевара, так, чтобы не задохнулся. Последний помощник вытащил из костра пылающую головню.

— Где мальчишка? — спросил Реш и взмахнул кинжалом у лица Адевара.

Тот не ответил, лишь прищурился и стиснул челюсти. Кинжал прорезал длинную царапину от переносья по щеке, потом по другой. Головня же ткнулась в раненый бок: древко стрелы осталось в сорванной одежде, а сам наконечник, видимо, застрял в ране. Вонь паленого мяса заглушила болотный смрад, а воины, что держали Адевара, едва совладали с ним — так он рванулся от боли.

— Где мальчишка? — повторил Реш, словно учитель, измученный тупостью ученика.

Головня опалила здоровый бок, на лице и на груди появились новые раны от кинжала. Стекающая кровь мешалась с потом, глаза Адевара потемнели, помутнели. Он лишь скрежетал зубами, а когда становилось невмочь терпеть, забористо бранился. Вырываться он больше не пытался, словно берег силы — боги весть, для чего.

Реш забрал у воина головню и велел принести новую, пожарче. Этой же он ткнул Адевара в лицо. Промокшая борода горела медленно, кожа оплавлялась, еще сильнее завоняло паленым волосом и мясом. Из пламени донесся хриплый рык, так и не ставший криком. Глаза Адевара закатились, и Реш, заметив это, шапкой прибил пламя.

— Ну что, свинья паленая? — Он пнул Адевара под вздох. — Говори, где мальчишка.

Адевар глядел на него невидящим взором. Мышцы и жилы вздулись под кожей, словно вот-вот лопнут. Обожженные губы скривились, с них сорвался неразборчивый хрип. Тут подбежал воин с новой головней.

— Держите-ка его крепче, — велел Реш.

Одним взмахом ножа он стесал с груди Адевара целый лоскут кожи вместе с соском. Из раны хлынула темная кровь — и тут же зашипела под пламенем. Адевар рванулся с нечеловеческой силой, болота содрогнулись от крика, что вырвался у него. А со стороны лагеря послышался довольный смех.

— Ишь ты, подал-таки голос, — хохотнул подошедший Оннейв. — Ну так что, долго еще будешь упрямиться? И не смотри так, убить я тебя все равно не убью.

— Почти готов, господин, — сказал Реш. — Сейчас дожмем, и все расскажет. Если только умом окончательно не тронется.

— Так дожимай скорее, — бросил Оннейв и ушел — слишком уж мерзко было смотреть на обожженное лицо пленника.

Теперь уже все воины достали ножи и кинжалы: кто колол, кто резал. Кровь лилась рекой, огонь прижигал раны, но даже боль не ослабляла ярости Адевара. Во весь голос, охрипший, сорванный, он слал Насиада с Оннейвом к Хидегу в пасть, а с ними — всех их прихвостней. Болото не разносило крики — оно будто поглощало их, словно царящей здесь тьме были радостны людские муки.

Несмотря на свой опыт, Реш сам не заметил, как это случилось. Только что Адевар сверкал покрасневшими глазами, рвался и выплевывал хриплую брань пополам с кровавой слюной — и вдруг повис, точно мертвый, в руках воинов. Те от неожиданности выпустили его, кто-то пнул под обожженные ребра, кто-то ударил раз-другой по щекам.

— Тащите к воде! — приказал Реш и выругался.

Но и вода не помогла. Тонкие мутные струйки стекали по изувеченному лицу и телу, приоткрытые глаза казались пустыми, как у мертвеца. Реш сплюнул, стукнул кулаком по ладони и зашагал к лагерю. Воины же, переглянувшись, бросили пленника ничком на землю. Рядом с ним остались двое, прочие разошлись — кто побежал вслед за Решем, кто с опаской поглядывал на болота, где огоньки и пузыри разыгрались пуще прежнего.

— Почти готов, ты сказал? — разлетелся по берегу сердитый голос Оннейва. — И что теперь? На кой ляд мне сдался его труп, если вы вправду замучили его до смерти? Думать надо было: он же раненый, пускай и бешеный. Жди теперь пожди, пока он очнется — если очнется вообще.

Реш оправдывался, воины поддерживали. Костер на берегу понемногу прогорал, из него торчали две-три длинные головешки. Один из воинов, что остались стеречь пленника, подкинул в костер несколько веток, его товарищ присел рядом на корточки, протягивая к огню озябшие руки. Но тут же оба подскочили, поминая то Хидегову пасть, то богов.

В болоте, у самого берега, что-то глухо булькнуло и завыло. Разнеслось над водой пронзительно-протяжное «Рррря!» — будто птица крикнула, да не бывает у птах таких голосов. Воины едва не кинулись наутек — и не заметили, что к костру медленно тянется дрожащая, окровавленная рука с разодранным в лохмотья запястьем.

Свист, шорох, хриплый вскрик — и в тот же миг трава рядом вспыхнула.

Рывком Адевар вскочил на ноги, сам будто одетый в пламя. В каждой руке он сжимал по головне. Трава и камыш горели, вспыхивали мигом, а он размахнулся и бросил одну головню в лошадей, которых согнали чуть поодаль на берегу. Лошади заметались, заржали, трава у них под ногами тоже загорелась. Все вокруг мгновенно затянуло черным удушливым дымом.

— Держи его! Скорее к воде! Тушите пламя! — разнеслось по берегу.

Воины метались туда-сюда, прикрывая лица рукавами. За водой бежать было ни к чему — все равно нечем зачерпнуть: проще затоптать огонь. Несколько человек кинулись наперерез Адевару. Одного он свалил ударом кулака под подбородок, второго — оставшейся головней. Оннейв и Реш, словно зачарованные, глядели ему вслед. А он одним махом запрыгнул на ближайшую лошадь, поддал ей в бока и с криком бросил ее прямо в болото.

— Хидегова пасть! — зашептали воины, стуча себя по лбу. — Да он впрямь безумный! В самую топь!

Болотные огоньки заметались кругом, словно тоже обезумели. Затрещало пуще прежнего зловещее «Ррря! Ррря!» В тусклом свете смутно виднелась меж клочьев тумана удаляющаяся тень всадника. Конь явно артачился, но шел вперед, в самое сердце Тимрийских топей, до которых отсюда было рукой подать. Оннейв перескочил через костер, выбежал на берег, вглядываясь в мутно-бурую, подсвеченную коварными огоньками даль.

— По коням! — крикнул он. — За ним!

— Господин, как же за ним? — Подбежавший Реш едва не споткнулся, отер пот со лба. — Мы живых врагов не боимся, но там, в топях, сам Хидег не скажет, кто водится. Пусть Безумец пропадает, туда и дорога. А мы…

— А вы — по коням! — Оннейв уже бежал среди полыхающей травы — благо, она прогорала быстро. — Забыли приказ князя? Без мальчишки и без этого выродка нам лучше вообще не возвращаться, ясно? За шкуры свои испугались, трусы?

Воины нестройно загомонили: Оннейв ударил верно. Лошади продолжали беситься, но их мало-помалу успокаивали и седлали. Часть припасов сгорела на берегу, а уцелевшие котомки мигом расхватали. Еще не все взобрались в седла, когда Оннейв и Реш повели отряд вглубь болот.

Первое болото оказалось мелким — даже не доходило до колен лошадям. Второе же заставило всадников поджимать ноги. Безумный Адевар давно скрылся в далекой тьме, вокруг по-прежнему прыгали огоньки, там и тут вспучивались со вздохами и стонами пузыри. Кое-где всплывали ветки и коряги — точно отрубленные руки или целые полусгнившие трупы. Вода подернулась белесой дымкой, и от нее медленно потянулся вверх туман.

Резко булькнул справа пузырь, завоняло тухлятиной. Две лошади оступились — и вмиг скрылись в трясине вместе с всадниками, даже крикнуть никто не успел. Прочие кони дрожали и фыркали, воины оглядывались, шепотом бранились или призывали богов, кто-то лез за пазуху, нащупывая обереги. А туману будто все было нипочем: он вился все выше, подступал все плотнее. Вскоре Оннейв с Решем поневоле остановились — дальше вытянутой руки ничего не разглядишь.

— Где ж тут что искать, господин? — прошептал Реш трясущимися губами, утер шапкой лицо. — Самим бы не пропасть…

— Молчи! — прикрикнул Оннейв. Но тут Реша поддержали воины:

— Гиблое здесь место, господин! Надобно возвращаться, коли сгинуть не хотим…

— Ежели тут и искать что, так собственную погибель…

— Вон там, в воде под туманом… будто что-то шевельнулось…

— Трусы! — рявкнул Оннейв, и туман поглотил его крик. — Бабы старые! Что ж вы за воины? Горе князю, которому такие служат.

— Князя-то тут нет, господин, — сказал ближайший воин со свежим ожогом на лбу. — Он с нами в это болото не полез, он далеко, и гнев его далеко. А тут Хидег знает что…

Прочие воины дружно подхватили: «Верно, верно! Поворачивать надо!» Но повернуть никто не успел.

Оннейв едва открыл рот, чтобы ответить мятежным воинам, как туманные стены над ними сомкнулись полностью, поглотив их всех. Испуганные вскрики, брань и божба угасли в плотной, холодной, липкой завесе. Кони бились и метались, но не могли сделать ни шагу — колдовские топи медленно затягивали их в глубину.

— Вплавь, братцы! — крикнул кто-то.

Несколько воинов впрямь плюхнулись в воду и поплыли обратно. Туман же заполонил все кругом, и трудно было понять, куда плыть. Кони погрузились по брюхо, по шею, рядом тщетно боролись с неминуемой смертью их хозяева. Пытаясь выплыть, они натыкались на холодные осклизлые коряги — или на гнилые лица мертвецов, их предшественников? Взлетел, пронзая туман, голос Оннейва, клянущий богов на чем Дейна стоит, — и тотчас захлебнулся.

Крики и ругань становились все реже, их сменяло глухое бульканье, жадно чавкала в глубине трясина, эхом отзывался чародейский туман. Едва смолк последний крик, последнее ржание, как туман медленно поблек и начал рассеиваться, пока не отступил полностью.

Стояла глубокая ночь, безлунная, беззвездная. Ни одна былинка на кочках не колыхалась от ветра, и лишь носились над слегка дрожащей еще водой блуждающие огоньки.