Тангор (гет)

Волнения, охватившие королевский дворец, мало отразились на жизни фрейлин ее величества. Пока мужчины в горячих спорах пытались разрешить вопросы, от которых зависела судьба всей страны, женщины были увлечены мирным трудом. К величайшему их разочарованию, все увеселения отменили, и многие дамы с тоской вспоминали триандийскую труппу и ее недавний успех.

Приезд графини Бостры едва всколыхнул размеренный уклад жизни. Королева приняла ее в свой штат и всячески обласкала, прочие же дамы отнеслись к ней по-разному: кто сочувствовал, кто завидовал. Сама Альвева вскоре ощутила это, хотя никто не пытался открыто пожалеть ее. Возможно, многим девушкам с ранних лет внушили, что при выборе супруга стоит руководствоваться не чувствами, а иными интересами.

В мирный послеполуденный час приемная королевы поражала тишиной, хотя была полна народу. В руках ее величества проворно мелькала игла: королева любила шить для своего сына. Фрейлины тоже склонились каждая над своей работой и порой обменивались мелкими замечаниями.

Альвева заканчивала обшивать кружевом носовой платок. Общее молчание казалось ей тягостным, но никто не смел нарушить его. Сама же она поневоле чувствовала себя чужой здесь, хотя прожила при дворе почти десять дней. «Это пройдет», — твердила себе Альвева — и сама же не верила. Стараясь не ерзать на пуфике, она то и дело поднимала голову от работы и оглядывала других девушек. И чаще всего взор ее останавливался на Эдит Роскатт.

Эдит, добрейшая душа. Сестра Ринигера Роскатта.

Сходство брата и сестры было невероятным. Потому Альвева и не могла отвести глаз от Эдит, что в чертах ее отражался облик брата: привычка так же гордо держать голову, тот же решительный подбородок, тот же профиль, разлет бровей, разве что более нежно очерченные. И те же голубые глаза с каймой золотистых ресниц, и огненные волосы. И чем дольше Альвева глядела на Эдит, тем сильнее тосковала по Ринигеру.

В мыслях она звала его именно так, по имени, без всяких церемоний. В жизни же им почти не выпадало случая видеться. Всего один раз за минувшие дни Альвева заметила его издали в широком коридоре, что вел из отведенных ей покоев в комнаты королевы. Тогда Ринигер лишь молча поклонился ей, словно отводя взор против своей воли, и взор этот был полон жгучего страдания. Она же по своему статусу не могла ответить ему даже легким кивком. Тоска выла в груди Альвевы, точно позабытый на привязи пес, и невыносимо хотелось обернуть время вспять и вновь пережить те чудесные дни путешествия — даже нападение. Лишь бы видеть его, слышать — и чувствовать, как его горячее сердце бьется в унисон с ее.

— Говорят, его величество собирается послать солдат против мятежников Коинта, — звонко нарушил молчание голос Гильды Бирн.

Альвева заметила, как встрепенулись при этих словах несколько девушек, в том числе Эдит. Всем им было за кого тревожиться — за отцов, братьев, возлюбленных. Сама она сумела не подать виду, но руки дрогнули, и игла вонзилась в палец.

— Говорят, — столь же беспечно продолжила Гильда, перекладывая так и сяк жемчужины на стомаке, который она расшивала, — что его величество даже думает послать гвардию или хотя бы часть ее. И вашего брата, Эдит, тоже. Воображаю, как опечалятся придворные девицы, — он ведь стольким разбил сердца!

Эдит вспыхнула до корней волос, но лишь поджала губы и продолжила вышивать золотом синюю ленту. Альвеве же показалось, что в спину ей вонзили острый клинок — хотя даже настоящий удар кинжалом не причинил бы ей сильнейшую боль. Несомненно, Гильда говорила нарочно. Не раз Альвева замечала, как та смотрит на нее, — такой неприязни, щедро разбавленной завистью, она никогда прежде не видела.

Но откуда Гильда могла знать?

По счастью, вмешалась королева, которая только что закончила рубашечку тончайшего полотна.

— Вы слишком злоязычны, Гильда, — холодно заметила она, отрезая нитку. — И слишком увлечены сплетнями. Однажды они едва не погубили вас, поэтому советую вам быть осторожнее в речах.

— О, простите, ваше величество. — Гильда поднялась и низко присела в реверансе, затем преспокойно вернулась к своей работе. — Заверяю вас, что я не намеревалась никого оскорбить.

Вновь возникшее неловкое молчание прервал серебряный голосок Аунады Сильд:

— Быть может, ваше величество желает послушать музыку? — Она покосилась на Рансину Фиетт, самую искусную из придворных музыкантш. — Или прикажете почитать вам что-нибудь?

— Непременно, — ответила королева, улыбаясь Аунаде, ибо ей трудно было не улыбнуться. — Но позже. Кажется, в покоях его высочества началась суета, значит, он проснулся. Пожалуй, я пойду в детскую. Вы, — она указала на нескольких девушек, — пойдете со мной. А вас, графиня Бостра, я попрошу нарвать цветов в саду. Эдит, проводите графиню и составьте ей компанию.

Все фрейлины поднялись и поклонились. Названные королевой последовали за нею, остальные принялись убирать рукоделие по шкатулкам. Эдит приветливо кивнула Альвеве, приглашая следовать за собой. Кивок сопровождался улыбкой, которая заставила графиню Бостру вновь затрепетать от сладостных воспоминаний, а ее сердце — сжаться от тоски. «О Создатель, даже улыбка такая же! Добрая и широкая, как и душа».

— Идемте, графиня, — шепнула Эдит.

Вместе они миновали покои его высочества принца Эгеррана, откуда в самом деле слышался детский крик, и зашагали к лестнице, ведущей во дворцовый сад. Альвева за минувшие дни побывала там лишь однажды и успела увидеть совсем немного.

— Ее величество больше всего любит хризантемы, — говорила по дороге Эдит. — Самые пышные цветники разбиты у каменной стены… вы еще не видели ее, графиня? Как по мне, мрачновато, но эта мрачность завораживает. Особенно сейчас, когда близится осень.

Девушки миновали двух гвардейцев и вошли в сад, который окружала высокая живая изгородь из вечнозеленых деревьев таона, источающих горьковато-пряный аромат. Под ногами похрустывал толченый мрамор, которым посыпали дорожки. По сторонам мелькали усеянные пестрыми цветами кусты, там и сям прятались среди деревьев уединенные беседки, чьи ажурные стены из дерева или металла увивали хмель, плющ и вьюнок. Большие и малые фонтаны каскадами рассыпали серебристые искры, под изящными резными мостиками звенели ручьи, от запахов воды, влажных камней, душистых трав и цветов кружилась голова. Альвева не успевала рассмотреть все, пока следовала за своей спутницей, которая явно спешила. Вместе они перешли очередной ручей, шире других, и перед ними раскинулись пышные цветники. Чуть поодаль громоздилась угрюмая на вид стена, увитая плющом, — она тотчас напомнила Альвеве о родном замке, как и об одной встрече поутру.

— Здесь чудесно, — произнесла Альвева, разглядывая кусты хризантем и размышляя, какие выбрать. — Только отчего вы так спешили, Эдит?

— Ее величество ждет цветов, — был невозмутимый ответ. — Вы оставайтесь здесь, а я пройду чуть поодаль. Думаю, час у нас есть, и нам его достанет.

Эдит говорила ровно — и все же казалась странно взволнованной. Пальцы ее теребили ножницы у пояса, она отводила глаза, а с губ ее не сходила легчайшая улыбка, добрая и при том лукавая. Эдит указала Альвеве на ближайший куст, заметив, что королеве больше по душе именно такие хризантемы, белые с желтыми ободками. Сама же она проворно скрылась за стеной, прежде чем Альвева успела задать ей хоть один вопрос. Птичьи трели с деревьев и плеск ручья, обложенного по руслу красноватыми камнями, почти заглушили ее шаги.

«Странно», — только и могла сказать себе Альвева. Еще раз оглядев куст, она взяла собственные ножницы и принялась за работу. Как бывало еще в родном доме, она словно растворялась душой в нежных ароматах и невесомых лепестках, и все тревоги, сомнения и тоскливые думы уносились прочь. К белым с желтой каймой цветам Альвева нарезала других, голубоватых, чьи листья напоминали темно-зеленое кружево, какое не придумает ни одна мастерица. Весьма кстати у нее оказался с собой платок, который она только что закончила, — им она решила связать свой букет.

Перехватив поудобнее огромную охапку цветов, Альвева как раз занялась этим, когда услышала приближающиеся шаги. «Должно быть, Эдит возвращается», — подумала она, но тут же усомнилась. Шаги были тверже и тяжелее женских, их сопровождал не привычный шорох платья, а тихое металлическое позвякивание — так звенят шпоры или оружие. Прежде чем Альвева успела испугаться или задуматься, кто бы это мог быть и что привело его сюда, мужчина показался из-за густых зарослей.

Альвева вскрикнула, выронив цветы и платок. Тот, кто шел ей навстречу, немедля бросился на помощь и поднял и то, и другое. Машинально Альвева взяла их и положила на выступ стены. Не было больше мыслей ни о цветах, которые ждет королева, ни о чем-то ином.

Перед нею стоял Ринигер Роскатт.

Он молчал, будто не находил нужных слов. Альвева заметила, что с последней их встречи он неуловимо переменился: подвижное лицо осунулось, под глазами залегли тени, отчего взор стал печальным, что совсем не вязалось с его нравом. Он попытался было начать разговор — и умолк, только лицо его вспыхнуло, оттеняя рыжину волос.

— Полагаю, сударь, — начала Альвева, не в силах больше молчать, — наша встреча не случайна, если учесть, кто сопровождал меня.

Ринигер вздохнул, а потом улыбнулся — слегка смущенно, как показалось Альвеве.

— Да, сударыня, — сказал он. — Я просил мою сестру устроить мне встречу с вами… правда, случай представился лишь сегодня. Простите мне мою дерзость, но я хотел увидеть вас.

Теперь Альвева растеряла все возможные слова. Шелковые перчатки ее промокли насквозь, ноги едва держали ее, а сердце трепетало — от страха и странного, непонятного томления, предвкушения чего-то сладостного и притом смертельно опасного.

— Это неосторожно с вашей стороны, сударь, — сказала она. — Если нас увидят вдвоем… это может вызвать… Словом, это могут неверно понять…

— Вы помните, графиня? — Ринигер кивнул на стену, которую будто перенесли сюда из замка Бостра. — Помните ту нашу встречу, когда вы впервые заговорили со мной просто, без церемоний? Когда вы сказали, что не желаете идти замуж за канцлера? — Он помолчал, крепко сжав пальцы. — Или вы передумали?

— Зачем вы мучаете меня? — прошептала Альвева, смаргивая первые слезинки. — Или я похожа на счастливую невесту? На днях мне сказали, что свадьба откладывается из-за мятежей, и… и я сама не знаю, что со мной. Господин Тангор кажется достойным человеком, но…

— Но, поверьте, он не таков, — с жаром подхватил Ринигер. Он шагнул ближе к Альвеве, она не отступила. — Он — негодяй, интриган и убийца, пускай его руки не пролили ни капли крови. Поверьте, сударыня, мысль о том, что вы будете принадлежать ему, сводит меня с ума. Ни одной женщине я не пожелал бы такой страшной участи. Но вы… Когда он взял вас за руку — тогда, на церемонии… Не знаю, что помешало мне в тот миг убить его. Но если случай представится…

— Несчастный! — в ужасе произнесла Альвева и зажала себе рот руками. — Безумец!

— Безумец? — со смешком повторил Ринигер. — Да. Несчастный? Нет, сударыня. Я счастлив, потому что вижу вас и говорю с вами. А еще я болван, потому что говорю совсем не то, что желаю сказать. Но… но будь я проклят… простите, сударыня… Как мне говорить, если вы поймете меня неверно? Вы подумаете, что меня, как и прочих, влечет ваше приданое и титул. Но клянусь честью и жизнью моей, не будь у вас ни богатства, ни титула, ни проклятого жениха, я сию минуту просил бы вашей руки…

— Молчите, Ринигер! — вскричала Альвева, чувствуя, что вся пылает. — Вы нас погубите!

Лицо его тотчас преобразилось, глаза засияли, а улыбка могла бы затмить солнечный свет. Он шагнул к ней и взял за обе руки, не позволяя вырваться.

— Я не ослышался, сударыня? — прошептал он хрипло, едва слышно. — Вы назвали меня по имени? Неужели я смею надеяться, что… что любовь моя нашла отклик в вашем сердце?

Альвева не могла ответить, лишь вновь попыталась высвободить руки, как бы ни было сладостно для нее его пожатие. Он тотчас отпустил ее, лицо его застыло, точно выбитое резцом скульптора на этой замшелой стене.

— Вы не верите мне, сударыня? — сказал он.

В голове Альвевы тотчас ожили недавние слова Гильды Бирн: злые или нет, они могли быть справедливы. Нужная фраза отыскалась лишь спустя минуту.

— Я боюсь поверить, — призналась Альвева, — и оказаться обманутой, как, быть может, другие до меня.

Ринигер вновь покраснел — от возмущения, глаза его сверкнули совсем как тогда, в бою на дороге. Ответ же прозвучал тихо и смиренно.

— Не бойтесь, прошу вас. — Он вновь взял Альвеву за руки, и она не смогла противиться. — Да, я не был безупречен и, поверьте, всей душой раскаиваюсь в этом. Я сожалею, что не могу быть достойным вашей чистоты, — но я желаю стать достойным. И ни одну женщину я не обманул, что бы про меня ни говорили. Вы прощаете меня, сударыня?

— Прощаю, — ответила Альвева. — Я верю слову дворянина, храброго офицера и честного человека. Не дайте мне пожалеть о моей доверчивости.

— Никогда, сударыня. — Ринигер поднес ее руки к губам, и она ощутила сквозь перчатки его горячее дыхание. — Мне довольно знать, что вы меня… что я не безразличен вам. Все эти дни я так мучился, а сегодня вы вернули мне надежду. И пусть я не ровня вам — если свершится чудо и вы окажетесь свободны, вы станете моей женой?

На сей раз Альвева сама шагнула ближе, пока не коснулась грудью его груди. Они смотрели друг на друга, не отрываясь, оба — с пылающими щеками и бешено стучащими сердцами. Альвеве почудилось, что все звуки кругом смолкли, и осталось только шумное, прерывистое дыхание их обоих и сияющие глаза Ринигера. Он теснее привлек ее к себе, обняв за талию и за плечи. Как ни хотелось Альвеве поддаться зову сердца, она попыталась отстраниться.

— Но ее величество ждет цветов… — выдохнула она, чувствуя, что ноги подкашиваются.

— Ее величество подождет, — так же шепнул Ринигер. — Вы не ответили мне, Альвева.

Собственное имя в его устах стало для Альвевы факелом, поднесенным к гигантскому костру, чье пламя вскоре поднимется к самим небесам.

— А вам нужен ответ? — прошептала она. — Вы не знаете его, Ринигер?

— Мне хочется услышать его из ваших уст, — ответил он, — чтобы жить этой надеждой.

Несмело Альвева положила руки ему на грудь, провела вверх к плечам.

— Клянусь честью и жизнью моей, — повторила она недавние его слова, — что буду только вашей, Ринигер. Потому что я всей душой люблю вас и верю вам, как не верила прежде никому.

— Альвева… Любимая… — страстно выдохнул он и склонился к ней.

Альвева припала головой к его плечу, наслаждаясь первым в жизни поцелуем. Его губы скользнули по ее дрожащим губам, сперва нежно, затем настойчивее. Он крепче обнял ее, лишь на миг оторвавшись, чтобы отвести в сторону мешающий эфес шпаги. Альвева зарылась пальцами в его густые кудри, и время застыло. Ей казалось, что все тело ее пылает, а кровь мчится по жилам, точно вода в горном ручье, но на душе сделалось удивительно мирно и спокойно. Так, словно она отыскала свое подлинное место, свое подлинное счастье. Если бы можно было никогда не расставаться, никогда не разжимать рук, никогда не прерывать поцелуя…

Неспешно они отстранились друг от друга. Ринигер медленно провел пальцами по лицу Альвевы, по волосам, поправляя выбившиеся из-под чепца пряди. Слов не было у обоих — и все же нужно было что-то сказать.

— Я люблю вас, Альвева, — прошептал он. — И я сделаю все, чтобы вырвать вас из рук Тангора. Он ведет немало темных дел, и если бы можно было раздобыть доказательства, то все бы изменилось. Клянусь, я найду их — ради вас и ради нас. Тогда его величество не откажет мне в вашей руке.

— Если бы это было так! — Альвева вновь припала к плечу Ринигера. — Но и я обещаю, что не останусь в стороне, если будет нужно. Я тоже хочу бороться за наше счастье.

Они вновь потянулись друг к другу, когда раздался звук шагов и шорох пышных юбок. Альвева и Ринигер отпрянули, но не успели разжать руки, когда появилась Эдит.

— Надеюсь, я не помешала? — сказала она с обычной своей доброй улыбкой. — Ее величество ждет цветов, графиня. О, вы их уже собрали! Тогда идемте скорее.

— Ты права, — ответил Ринигер, голос его не дрожал. — Раз королева ждет, ступайте. Доброго вам дня и вечера, графиня.

Эдит поспешила к мостику через ручей, не убедившись, что Альвева идет следом. Она же успела в последний раз пожать руку Ринигера и едва слышно шепнула: «Люблю». Подхватив собранный букет, она словно не заметила, что обшитый кружевом платок остался на выступе стены. Шагов через двадцать Альвева оглянулась — не было ни платка, ни Ринигера. Он верно понял ее и забрал дар любви.

— Эдит, — заговорила Альвева, когда они прошли почти треть пути, — могу я спросить вас?

Дышать было трудно, и не только от быстрой ходьбы. Ветерок слегка остудил пылающие щеки и губы Альвевы, и хотя в душе ее все так же звенела дивная музыка обретенной любви, в голову закрались подозрения.

— Вы хотите знать, графиня, нарочно ли я привела вас сюда? — сказала Эдит. — Нет. Но я нарочно привела сюда моего брата — потому что он умолял меня устроить вам встречу. Если бы я этого не сделала, не знаю, что бы с ним стало. Он мог бы совершить, не приведи Создатель, какое-нибудь безумство, и оно стоило бы ему головы.

— Нет! — невольно вскрикнула Альвева. — То есть… я благодарю вас, Эдит, всем сердцем… потому что я сама все эти дни мечтала увидеть его. Не знаю, что вы обо мне думаете, но…

— Все, что я думаю, графиня, — чтобы Ринигер был счастлив, — улыбнулась Эдит. — Он — человек простой и горячий, но честный. И я знала, что вашей чести ничто не будет угрожать, иначе ни за что не согласилась бы. Простите, у нас с братом нет тайн друг от друга, так повелось с детства. Я знаю, что он любит вас, поэтому помогла вам увидеться. Тем более, другого случая может не представиться, если… — она отвела взгляд, — если он уйдет на войну с мятежниками.

Они пошли дальше молча и намного медленнее, как бы ни ждала цветов ее величество. Альвева старалась не думать о войне, о которой успела позабыть в радостных волнениях любви. Зато она, кажется, обрела подругу, которой можно доверять. Да не просто подругу, а сестру.

— Я могу лишь вновь благодарить вас, Эдит, — сказала она и протянула ей руку, перехватив кое-как цветы другой. — Давайте оставим церемонии. Прошу, зовите меня по имени, как я зову вас. Будьте моей сестрой, потому что лучшей мне не найти, как не найти лучшего, чем ваш брат.

— С радостью. — Эдит пожала руку Альвевы, и они расцеловались в щеки. — Мне приятно заботиться о вашем счастье. — И прибавила чуть слышно: — Своего мне уже не видать.

На это Альвева не ответила. Она знала, что Эдит оплакивает любимого, который погиб от рук авундийских пиратов, хотя злоязычная Гильда Бирн уверяла, что ничего серьезного между ними не было и не могло быть. На миг Альвева устыдилась собственного счастья, и в голове тотчас мелькнуло: «А так ли оно возможно?»

Лишь сейчас Альвева задумалась, в каком положении очутилась. Она заметила в первый же день, что жених не слишком рад ей, да и то, что за минувшие дни он ни разу не искал встречи с нею, говорило о многом. И все же обручение и свадьбу никто не отменял. Альвева вспомнила, что говорил ей Ринигер о Тангоре, и сердце ее заледенело от страха. Если он узнает, им обоим несдобровать. Даже если речь не о любви, а об оскорбленной чести.

«Нам нельзя больше видеться», — сказала себе Альвева. Но сама же понимала, что долго не выдержит. Особенно теперь.

* * *

Личные покои канцлера Тангора стерег один-единственный слуга по имени Игал. Никто никогда не слышал его голоса, и во дворце поговаривали шепотом, что хозяин приказал отрезать ему язык, дабы слуга не выдал чужих тайн. Однако Гильда Бирн, давняя шпионка Тангора, прекрасно знала, что это глупости. На подобной службе поневоле научишься молчать, чтобы не лишиться головы.

С обычным безмолвным поклоном Игал распахнул перед Гильдой двери, сделав условный знак «господин ждет». Она подобрала пышные юбки, иначе не протиснулась бы в двери, и вошла. Миновав скупо убранную приемную, она прошла столь же пустой кабинет с огромным столом, заваленным бумагами. Небольшая дверь, скрытая драпировкой, привела Гильду в другой кабинет, совсем маленький, примыкающий к спальне канцлера.

Добрую треть маленького кабинета занимал комод резного дерева, который всегда тревожил любопытство Гильды: один Создатель знает, сколько там хранится бумаг, неосторожных писем и свидетельств, способных погубить виднейших людей Урбнисса, буде того пожелает его светлость канцлер. Больше в кабинете не было ничего, кроме мраморного камина, мягкого ковра на полу и небольшого стола с бархатным креслом. В кресле сидел, скрестив длинные ноги, Тангор и не потрудился встать при виде посетительницы.

Гильда низко присела в реверансе. Тангор кивнул ей, взгляд его был, как всегда, непроницаем, но будь Гильда внимательнее, она бы заметила, что изящные пальцы канцлера, унизанные перстнями, так впились в резные подлокотники кресла, что побелели.

Сам же Тангор заметил все, что нужно: спешку и волнение шпионки, ее раскрасневшееся лицо, горящие глаза, смятый платок в руке. На платке остались следы кармина, словно Гильда зажимала себе рот платком, чтобы не выдать себя случайным вскриком.

— Я слушаю вас, велья Бирн, — негромко произнес Тангор.

Какой-нибудь год-два назад Гильда бы непременно разразилась бурной речью о «невероятных вестях», которые она принесла. Но Тангор сумел обтесать ее и отучить от многословия — хотя бы во время докладов ему. Пышная грудь Гильды колыхнулась под шелковой шемизеткой, ответ же был вполне четким и ясным.

— Они только что встречались, ваша светлость, — сказала Гильда с видом победительницы. — Его сестра устроила им свидание в саду.

Тангор позволил себе легчайшую улыбку.

— Вот как, — протянул он. — И что же произошло на этом свидании?

— Они целовались, ваша светлость!

Гильда все же не сумела совладать с собой и выпустила на волю всю бурю чувств. Глаза ее разгорелись ярче, руки летали, точно у придворного дирижера.

— Сперва они о чем-то говорили, совсем недолго — видно, объяснялись в любви. При этом они так смотрели друг на друга, а потом он взял ее за руки, она и не подумала вырваться. А потом принялись целоваться, да еще как! Не появись вновь его сестра, думаю, он бы не остановился на этом, и графиня не стала бы противиться.

Выплеснув яд, Гильда умолкла и несколько раз тяжело выдохнула. Она глядела на Тангора, как будто ожидала ответного возмущения. Он же смотрел на нее с легким любопытством, ничуть не удивленный ее вестями.

Казалось, она опешила.

— Ваша светлость… — пролепетала она, словно растеряв всю свою живость. — Вы не слышали, что я сказала? Неужели вы совсем не ревнуете?

Теперь Тангор улыбнулся открыто. Более того — едва не рассмеялся.

— Ревную? — повторил он. — Мне — ревновать? Быть может, велья, вы укажете мне причину для этого?

— Но… — Гильда вытаращилась на него во все глаза, хлопнула крашеными ресницами. — Ваша невеста неверна вам… И вы…

Она осеклась, будто осененная новой мыслью — должно быть, приятной, ибо взгляд ее потеплел, на щеки вернулся румянец, а на губах заплясала довольная улыбка. Угадать ее мысли было нетрудно.

— Это вас не касается, велья, — отрезал Тангор, так, что Гильда мигом спала с лица. — Я плачу вам за сведения, а не за домыслы и пустые чувства. Держите их при себе, если вам угодно, и потрудитесь не проявлять их при мне. Но я благодарю вас за верную службу.

Таков был лучший способ управлять людьми, подобными Гильде Бирн, — бить одной рукой и гладить другой. Впрочем, Тангор знал, что кроется за недавней вспышкой Гильды, и это вызывало у него лишь смех.

— Я счастлива служить вашей светлости. — Гильда вновь присела в реверансе. — Каковы будут приказания?

«Умница, — мысленно отдал должное Тангор. — Понимает с полуслова. Но как бы она взъярилась, если бы знала все! Пожалуй, тогда она стала бы опасна — в первую очередь для себя. А жаль — как шпионка, она неплоха».

— Продолжайте наблюдать за ними, — сказал он вслух, — если они будут переписываться или встречаться. Да, неплохо было бы следить и за девицей — я имею в виду сестру. И в следующий раз будьте любезны расслышать то, о чем они говорят: и он с сестрой, и она с графиней, и наши влюбленные, если они встретятся.

— Слушаюсь, ваша светлость, — ответила Гильда, присев еще ниже и непривычно смиренно склонив голову.

— Вот, возьмите. — Тангор поднялся и протянул ей бархатный кошелек с золотом, давно поджидающий на столе. — Ваша весть стоит того. Если графиня сделается его любовницей, вы получите три таких.

— Благодарю, ваша светлость. — Гильда с поклоном взяла кошелек, но прежнее оживление к ней так и не вернулось. — Я буду докладывать вам обо всем.

— Прекрасно. Ступайте, велья.

Когда она вышла, Тангор долго слушал звуки за дверью: шорох ног и подола по ковру, стук одной двери, второй, едва слышное эхо удаляющихся шагов. Сменившая их тишина, которую нарушало лишь потрескивание свечей в серебряных канделябрах, вселила такую же тишину в сердце Тангора. Тишину — но не покой.

Задумчиво он зашагал по маленькой комнате, сцепив руки за спиной. Воспоминание о только что выплеснутых чувствах Гильды заставило его остановиться и от души рассмеяться, чего он давно не позволял себе. Эта девушка так старалась услужить ему, потому что лелеяла в глубине души тайную надежду. Что ж, пора ей понять, что надежды ее тщетны.

В начале своей шпионской карьеры Гильда Бирн не трудилась скрывать свои чувства. Страсть мешалась в ее душе с честолюбием; осознав, что женой канцлера ей не быть, она надеялась стать хотя бы его любовницей. Тангор разгадал ее сразу, и некоторое время ее влюбленность забавляла его. Однако Гильда совершила серьезную ошибку — сочла его таким же, как прочие мужчины при дворе.

Но Тангор был другим. Не высокая нравственность была тому причиной, а понимание, что любовные связи — это легчайший и кратчайший путь к любому человеку и его тайным делам. Нет существа ненадежнее любовницы; болтливая Диерна Элардис, подружка покойного Ивиммона, — яркий тому пример. Над любовницей нет такой власти, как над женой, хотя порой и жены волей или неволей губят своих мужей — если отыскать у них изъян и умело им воспользоваться.

Тангору вспомнились недавние слова Гильды: «И вы не ревнуете?» Он вновь усмехнулся: было бы кого ревновать! А ведь совсем недавно он вправду мучился ревностью — пока не пошел ко дну посольский корабль. Сейчас же его жгла невольная горечь: как могла Эдит стать пособницей в сомнительной любовной интрижке?

Зачем она это сделала? Для того лишь, чтобы оказать услугу своему непутевому братцу, сходящему с ума от любви, или это изощренный удар по нему, Тангору? Почему бы им всем не сговориться против него — они же не знают, что ему безразлична графиня Бостра. Правда, чего и как они намерены достичь? Это вернейший путь к погибели: для Роскатта — эшафот, для обеих женщин — ссылка. «Нет, — уверил себя Тангор, отирая с лица капельки пота. — Она не заговорщица, она просто хотела помочь брату. Что ж, почему бы нам всем не помочь друг другу?»

Да, время настало. Жернова уже закрутились, и Создатель весть, куда и как они повернутся. Гонцы разосланы, верные люди наготове. До отправки армии в Коинт остались считанные дни. Самое время испытать Роскатта: быть может, честолюбие и страстная любовь победят ненависть.

«Воистину, — улыбнулся Тангор, вернувшись в кресло, — от чего порой зависят судьбы целых стран и народов!»