Красота в глазах смотрящего (джен)

Примечания:

Требовалось описать именно сам процесс ходьбы.

1⁽¹⁾

В кабине — быстрая и четкая перекличка по чек-листу. Впереди поворот, за ним — исчерченная темными следами колес полоса. На ней, в самом начале — такой же, как он, «неспящий».

Направленный радиосигнал со стороны диспетчерской вышки — разрешение взлетать.

«Чистого неба!»

«Взаимно».

Не нужно сканирования, чтобы знать — двигатели переходят во взлетный режим за ничтожные доли секунды до того, как это произошло бы по воле пилотов. Маленькая, незаметная «людям» проделка.

Не успевает другой оторваться от полосы в ее конце, как он становится в начало.

Отмашка диспетчера.

Двигатели — на форсаж, точно так же, чуть раньше переданной электроникой команды из кабины.

Шасси начинают раскручиваться, и под ними мешаются стыки бетонных плит, как и на рулежке. Но на скорости, близкой к взлетной, эти толчки сходят на нет.

Черные участки полосы наверняка теплее светлых, но нагревшиеся шины не позволяют это ощутить. А скорость все растет, и продольная нагрузка в стойках все уменьшается.

Продолжи он катиться, и воздух в конце концов поднял бы его и при нулевом угле атаки.

Но, достигнув нужной скорости, он привычно поднимает переднюю стойку шасси. Нагрузка на задние скачком увеличивается — и опять идет на убыль, пока в конце концов не обращается в ничто.

Он начинает набор высоты.

2⁽²⁾

— Эй! Лера, ты здесь? — зовет Невер в гробовой тишине заброшенного дома. Собственный крик отдается болезненной пульсацией в ушибленной голове.

Ответа нет, но в соседней комнате что-то еле слышно постукивает.

Он распахивает дверь.

Лера стоит там, внутри — лицом ко входу, неподвижная, словно заледеневшая, с крепко зажмуренными глазами и вытянутыми вперед руками. На лице — следы слез.

— Лера, что с тобой? — спрашивает он в слабой надежде дотянуться, вырвать ее из навеянного кошмара.

Ожидаемо бесполезно.

Прибежавший следом Джек путается под ногами и в терминологии, называя лунатика синоптиком, а у Невера одна мысль-вопрос — Лера передвигается, потому что так нужно сущности, или потому что дом косвенно участвует в ее иллюзии?

Судя по тому, что она вообще оказалась здесь, а не у себя дома, второе. Но надо получить подтверждение.

И оно не заставляет себя долго ждать. Лера куда-то уходит — не как шагающий вслепую лунатик, но как абсолютно нормальный человек: уверенно, ровно, даже немного изящно. Но при этом она не открывает глаз.

Значит, все-таки второй вариант. На видеозаписи первого в собственном исполнении он насмотрелся еще в штабе.

Выглядело, надо признать, жутковато: собственное тело без «обратной связи» от органов чувств и под действием сымитированных команд мозга двигалось наугад, дергано и судорожно — после возвращения в сознание болели вообще все мышцы, даже те, о существовании которых он не подозревал.

3

— Не двигайся. Просто не двигайся, — бросается рублеными словами Стив, мысленно призывая на голову подруги иссушителей, громы и молнии, дракона Края и Нотч знает что еще.

— Он трещит, — с ненормальным спокойствием отзывается она. Ветер играет неуместно-яркой рыжей прядью на фоне до жути бледного лица.

Вокруг — стиснутый, скованный льдом океан. И лед этот — разной плотности и прочности, о чем они оба, поддавшись беззаботности, просто забыли.

Так Алекс, умчавшаяся на пару десятков блоков вперед, и оказалась в западне, на готовом провалиться участке.

Стив знает-чувствует-понимает: полынья не просуществует долго — ее края сожмутся, искорежатся и вновь сомкнутся, нагромождая торосы. Вынырнуть Алекс не успеет — просто не сможет успеть.

— Я иду, — выдыхает она и добавляет еле слышным шепотом — ее выдает только истаивающий у губ пар: — Лучше так, чем сдохнуть, бездействуя.

И решительно, но не без кошачьей плавности делает первый шаг.

Тихий хруст льда в морозном воздухе звучит громче взрыва. Стив до боли закусывает губу, сжимая рукоять абсолютно бесполезного сейчас меча.

Алекс не идет — перетекает, скользит по гладкому льду, невозможным образом всегда распределяя вес на обе ноги; смотрит с вызывающим прищуром, будто с присущей ей наглостью на грани хамоватости спорит с самой Смертью, выцарапывая у нее столь нужное чудо. Лишь бледность кожи выдает ее истинные эмоции.

…И плата за чудо оказывается удивительно невелика — судорожная дрожь перенапряженных мышц у нее самой и металлический вкус крови на кончике языка у Стива.

1) Улица есть? Есть! Ходьба, пусть и не совсем в привычном понимании, есть? Есть!)

Вернуться к тексту

2) Тут уже не совсем улица, ну да ладно.

Вернуться к тексту