В ноябре (гет)

...словно оглушенный, он вслепую, не открывая глаз, тянулся навстречу, стараясь впитать, прочувствовать, запомнить. Стать ближе. Получить больше — еще и еще, и каждого движения ее губ, рук, языка ему было мало.

В ушах грохотала кровь.

Он не сразу вспомнил, что нужно дышать.

Ему — о, да! — отвечали, и Джеймс все не мог остановиться.

Майя сделала это за него: плавно прервала поцелуй и выдохнула, как после бега. Проложила губами невесомую дорожку от его рта и до виска, потерлась носом у мочки уха. Отстранилась. Взгляд у нее был слегка поплывший, и Джеймс не сомневался — сам сейчас выглядит примерно так же. Он прерывисто выдохнул и отвел с ее лица растрепавшиеся волосы.

Кажется, в таких случаях принято что-то говорить? Какую-нибудь милую романтичную чушь или комплименты, верно? Он точно помнил, что таковы правила удачных свиданий, а уж их-то за свою далекую юность он повидал достаточно. Успел вдоволь поиграть в эту игру для двоих, где ты не можешь сделать новый шаг, пока тебе не зачтут предыдущий, и каждый знает, что правила условны, но ни один не решается первым нарушить их.

С тех пор все охренеть как поменялось. Наверное. На самом деле, он не уверен. А раз так — будет поступать исходя из внутренних порывов.

Он столько лет не слышал себя и теперь твердо намерен это исправить.

— Я, — он облизнул пульсирующие губы, сам толком не зная, что хочет сказать, и растерянно посмотрел на Майю.

-…даже не разучился целоваться за столько лет, — продолжила она и несмело улыбнулась, погладив его по щеке. — Видать, побочка от сыворотки.

— Может, дело совсем не в этом? — тихо фыркнул Джеймс. Фразочки Майи, ее замечания и непосредственность заставляли его улыбаться, и ему это нравилось. По-настоящему.

Она ничего не сказала, лишь свернулась калачиком, прижалась к его правому боку и обняла. У Джеймса в груди тепло кольнуло, и он обнял ее в ответ — обеими руками, крепко, словно старался не допустить даже малейшего намека на пустоту между ним и Майей. Ее макушка совсем рядом, стоит лишь наклонить голову — и можно прижаться губами, медленно провести из стороны в сторону, почувствовать кожей плотную копну перепутанных волос. У них свой, особый запах — свежий ветер, сухие листья с едва уловимой горькой ноткой дыма осенних костров. Сквозь пушистый свитер ощутить, как под ладонью ритмично дышит жаркое тело, как часто колотится в его глубине сердце.

Они сейчас так близко. Джеймс не один.

Внутренности сжались, когда он понял: он не хочет, чтобы эти мгновения заканчивались — что угодно, лишь бы продлить ощущение кого-то близкого и живого рядом. Пусть это тепло обнимает его и дальше. Бесконечные годы он обитал в стылой серости, не помня ничего кроме пустоты… Пожалуйста, хоть бы она осталась в прошлом!

А из дальнего угла в глубине его головы все так же следило за ним мутными глазами нечто, сплетенное из страхов и опасных, жестоких мыслей. Сильное и ждущее удобного момента.

Но Джеймс был сейчас не в том состоянии, чтобы заметить.

Они так и сидели в обнимку на узком неудобном диване, пока вечер совсем не угас, погрузив комнату в темноту. Очертания окна были едва различимы — ночь должна была быть безлунной, а звезды, в силу раннего часа, еще не успели разгореться по полной. Откуда-то из чащобы доносилось нежное совиное уханье. Майя завозилась и, приподнявшись, осторожно обхватила ладонями его колючие щеки. Погладила большими пальцами.

— Уже совсем вечер, — прошептала она и подалась вперед. Джеймс прикрыл глаза и потянулся навстречу, как вдруг неожиданно получил звонкий поцелуй в кончик носа. Майя рассмеялась. — Давно хотела так сделать!

— Серьезно?

— Абсолютно. Если хочешь знать, у тебя просто очаровательный нос и он заслуживает, чтобы его целовали. Вот правда.

Закрепив это утверждение еще одним поцелуем, она поднялась и взяла курс на холодильник. Джеймс ухмыльнулся и направился следом.

— Вот, значит, почему Зимнему солдату полагалась маска… Давай помогу. У нас после завтрака что-нибудь осталось?

— «Предупрежден — значит вооружен». Уж как по мне — лучше знать, что это, хоть примерно, чем каждую минуту ждать сюрприза, — пожала плечами Майя и продолжила бездумно гонять по тарелке остатки ужина.

Она опять завела разговор про «неопознанную херню» и уже минут пятнадцать они сидели за столом и перебирали возможные варианты того, как и когда лучше приступить. И стоит ли вообще за это браться.

— На работу с памятью ты все-таки решился, так почему сомневаешься сейчас? Я же не предлагаю эту штуку из тебя выдирать — лишь рассмотреть получше. Уж на такое моих сил должно хватить, — она отставила тарелку и захрустела маленьким бледно-зеленым яблоком, своей сегодняшней добычей. Джеймс ощутил фантомную оскомину.

— Ну да, и будешь потом отлеживаться дня три…

— А ты тогда будешь читать мне книжку и кормить с ложечки.

— Майя, брось, не смешно. А если, — он нахмурился и застыл, глядя в одну точку, — это что-то опасное? Ни я, ни ты не знаем всей картины — ни какой оно природы, ни какие функции может запустить. Да мало ли, что за опыты еще на мне проводили?! Я ни в чем не уверен. С одной стороны, я согласен с тобой, в твоих словах есть логика, но…

— Но тебя пугает неизвестность.

— Пожалуй, — чуть подумав, согласился он.

— Решать тебе. Но не думаю, что у нас в запасе много времени.

Эти слова отозвались у него внутри болезненным эхом.

— Знаю.

— И неизвестность… Она пугает не тебя одного.

Джеймс чуть ссутулился и переключил все внимание на металлические пластины протеза. Продолжил их рассматривать, даже когда Майя встала со своего места и, приблизившись, осторожно заправила ему за ухо вечно мешающуюся прядь. Совсем как когда-то при первой встрече.

— Как твои воспоминания? Улучшения есть?

— Вроде… да. Их все больше и больше. Прибывают новые. И если ночью вижу что-то — уже могу хоть как-то различить, где сон, а где память, только, — он вздохнул, обнял Майю обеими руками и пробормотал, уткнувшись ей лбом в солнечное сплетение, — только головная боль никуда не делась. И кошмары — теперь знаю, что бóльшую их часть я сам создал.

— Жалеешь, что решился? — она зарылась пальцами в его волосы и неспешно их перебирала. Джеймс прислушался к себе. Помолчал.

— Все-таки нет, — он посмотрел на нее снизу вверх. Так непривычно. — Это же часть меня. И… спасибо, что смогла их вернуть.

Он ощутил на губах вкус диких яблок. Мазнули по лицу темные, с золотистым отливом пряди, отгораживая их от тусклого света скрытой за винтажным плафоном лампочки. Все мысли резко выдуло, и на их место пришел густой туман. Голова слегка кружилась. Джеймс задышал глубже, размеренней — в такт раздававшемуся рядом дыханию. Нежился под чуткими руками, словно большой кот. Он до этого дня и помыслить не мог, насколько на самом деле изголодался по ласке, и теперь полностью отдавался ощущениям. Старался не торопиться, наслаждаться каждым мигом, контролировать себя…

Но его тело жило собственной жизнью, не желая подчиняться разуму, требуя все больше и больше. Ему становилось невыносимо жарко и волнительно — до мурашек, до всполохов под закрытыми веками. Стоило лишь почувствовать, как движение узких ладоней на его плече и шее стало настойчивее, а поцелуй — глубже, и он не выдержал. К черту приличия, к черту все эти замшелые правила!

Ее веса он почти не ощутил, только жар тела и знакомый уже горьковато-свежий запах. Перенести ее на диван, не отрываясь ни на мгновение, не выпуская из рук, почти не смотря по сторонам — легко. Он уже едва ли различал, грохот чьего сердца теперь слышит так отчетливо. Да и плевать. Его мир сейчас стал невероятно крохотным и одновременно огромным.

Джеймс медленно выцеловывал нежную кожу, от родинки на скуле и до теряющегося в горловине свитера разлета ключиц, и обратно, рвано вдыхал, когда, откинув голову на спинку дивана, ощущал мягкие, влажные прикосновения губ к шее… Прижимал к себе, будто хотел впечатать, навсегда оставить частичку… Живую руку кололо мурашками, когда он с нажимом проводил по хрупким плечам, спине, что в районе талии была не шире его кисти, по бедрам… Казалось, еще немного — и у него выбьет пробки от невозможности вместить в себя разом все прочувствованное.

Он смотрел перед собой, но все, что он видел, не укладывалось единой лентой, а словно врывалось в сознание отдельными картинками, выхваченными из темноты лучами стробоскопа. Тогда он закрыл глаза.

— Джей…

Он покачал головой и зажмурился сильнее.

— Джей, ну пожалуйста…

Она легонько поцеловала его в переносицу, словно пытаясь стереть горестную морщинку меж бровей, что всегда появлялась, стоило ему задуматься о чем-то. Джеймс сдался и приподнял ресницы.

Майя сидела прямо перед ним. Едва долетавший с импровизированной кухоньки слабый желтоватый свет падал на нее со спины, обрисовывая силуэт легким сиянием. Ее глаза в полутьме казались огромными, губы покраснели и припухли. Его вина. Но о таком разве можно жалеть? Нет, ни за что.

Не отрывая взгляда, Майя скрестила руки и плавно потянула через голову свитер. Темные пряди волной рассыпались по плечам. Джеймс застыл. У нее была бледная кожа с россыпью мелких родинок, худые ключицы и поджарый живот. Маленькая грудь, скрытая простым гладким бельем, лихорадочно вздымалась и опадала в такт дыханию. Он так хотел стать ближе, прикоснуться к самой коже, но сейчас был словно парализован. Медленно очертив подушечками пальцев невидимую линию по ее телу — от мочки уха, вниз, через шею, ключицы и руку до самой ладони, — он севшим голосом прошептал:

— Не надо, я… Я же не смогу остановиться… Не теперь.

— Пообещай, что не остановишься.

Комментарий автора:

Вот даже не знаю, что тут и сказать, мда) Как вам глава?