Тени над водой (гет)

Амикус нашел хижину пустой. Дверь была плотно закрыта на засов по силам только полувеликану, но для волшебника это была не проблема. Даже из окна старого класса толпа, представлявшая новую власть, видела, как вход в избушку разлетелся на щепки.

- Что ж, кажется, Хагрида нет дома, — иронично подметил директор, навалившись на стену. — Он давно напрашивался на дисциплинарное наказание. Прогулы во время работы — вещь серьезная.

- Северус, у тебя лучшая магическая школа в мире или сборище болванов? — осклабился Долохов. — Ни дисциплины, ни порядка.

Шпилька не осталась без внимания. Черные глаза мгновение готовы были испепелить Пожирателя, но тут же взгляд остыл и сделался холодным, как и прежде.

- У меня приличная школа, — рыкнул директор. — В отличие от твоего отряда пустоголовых. Что до некоторых лиц, портящих статистику, они — исключение из правил. Старого хрыча поздно перевоспитывать. Но мы отвлеклись от сути. Слишком много чести для одного безграмотного волшебника. Начните со студентов.

- Я согласен, — промямлил Пий. Все это время о министре как будто забыли, словно его и не было в кабинете. Недовольный Долохов отошел в сторону.

Вереницей потянулись очереди. В кабинет заходили вчетвером, по одному с каждого факультета. Первыми выпало быть старшим курсам. Особо напирали на гриффиндорцев как самых неблагонадежных: их допросы отличались от остальных факультетов. Долохов, Макнейр и Кэрроу буквально вытаскивали каждое слово, касавшееся Гарри, Рона и Гермионы. За любую поддержку, которую Министерство вместе с Пожирателями часто додумывали сами, следовало наказание. Столько провинившихся Хогвартс еще не знал. Со слизеринцами, наоборот, обращались вежливо и учтиво — свои как-никак.

В коридоре, где толпились дети, впервые было шумно за последние месяцы. «Змейки» столпились у стены, с вызовом посматривая на остальных, рядом мелькал их растерянный наставник Гораций Слизнорт, который вел разговор сам с собой. Минерва, державшая гриффиндорцев в поле зрения, вполголоса обсуждала что-то с мадам Стебль, а Филиус Флитвик ободрял своих студентов. Деканы старались сохранять спокойствие, но детям это не помогало: они слонялись из угла в угол и дрожали, как последние листья на ветру.

* * *

- Я ничего не знаю! Отпустите! — визжала Ханна Аббот, пытаясь выдернуть руку из сальных пальцев.

- О, не верю ни единому слову, милочка! — глумилась Амбридж. — Ну же, смелее — вам ничего не грозит. Только скажите, где находятся преступники, и Министерство отблагодарит вас, — она вцепилась точно клешнями в девичье запястье и легонько чертила фирменным пером, которое оставляло красные следы.

- Гарри не преступник! — вскинулась пуффендуйка. — Вы лжете!

Амбридж, красная от злости, дернула ее изо всех сил и прошипела:

- Лгу? Я? Мистер Долохов, эта девчонка неисправима. Но думаю, вы в силах перевоспитать ее. Пара заклятий приведут ее рассудок в порядок.

Две студентки, ожидавшие в кабинете, взвизгнули и вжались в стену. По лицу Ханны катились крупные слезинки; она все еще пыталась вырвать руку у розовой жабы, но ее движения были похожи на судорожное дёргание. Антонин Долохов почесал подбородок и медленно, словно не был уверен в том, что делает, вытащил палочку. Остальные, кроме невысокого молодого министерского клерка, диктовавшего Прытко Пишущему Перу, безучастно следили за происходящим.

- Антонин, — Снейп выступил вперед, — последствия заклятий могут быть необратимы. Если мисс Аббот располагает ценными сведениями, она может лишиться памяти или рассудка. Полагаю, надежнее применить легилименцию. Я могу извлечь воспоминания и скинуть их в Омут памяти.

- Господин директор, в педагогических целях...

- Мисс Амбридж, мне импонирует ваше желание установить справедливость, но сейчас мы говорим о гораздо более важных вещах, чем наказание чистокровной, подчеркну, студентки.

- Которая занимается саботажем в школе! А это уже статья, — вставил Амикус.

Розовая жаба с презрением оглядела директора и уверенно кивнула Кэрроу, находя в нем поддержку.

Директору пришлось прибегнуть к еще паре аргументов, прежде чем компания во главе с министром согласилась. Тут же отыскали, по словам Снейпа, самый надежный Омут памяти. Юный секретарь, который до этого никогда не видел столь интересного устройства, вытаращил глаза, но легкий взмах Макнейра, и саднящая рана заставила молодого паренька согнуться и уставиться в пергамент.

- Что ж, директор, — протянул Уолден, — вы здесь единственный легилимент, придется привлечь вас и доверить столь ответственное задание.

- Сомнения? — осклабился Северус.

- Я просто люблю, когда каждый делает свою работу. Но если это не поможет, я сообщу, куда следует.

- Кажется, господин министр уже ждет вашего доклада? — с иронией выпалил Снейп. — Что ж, не будем терять время. Аббот!

Студентка робко встала перед директором, втянув шею. Глаза, из которых все еще текли слезы, смотрели в пол и бегали по старым половицам. Снейп тут же понял, что еще ни разу она не подвергалась подобным заклинаниям и не знала, что ей придется пережить. Она торопливо перебирала края мантии и едва заметно шевелила губами, повторяя про себя бессмысленные слова. Испуганный вид девочки, съежившейся перед директором, напомнил Северусу себя в детстве, когда он стоял перед разъяренным пьяным отцом, отчитывавшим за любое проявление магии. Он всего лишь хотел от него ласкового слова или жеста, но Тобиас Снейп предпочитал жесткие методы воспитания. Каждый раз во время брани в углу выла и проклинала мужа мать Эйлин с новым синяком или ссадиной.

И много лет спустя перед выросшим Северусом стояла несчастная юная волшебница, сирота, которая, как и черноволосый мальчишка, не находила помощи.

- Мисс Аббот, посмотрите на меня, — сухо сказал директор. — Это не больно.

Она подняла на него чистые, как весеннее небо, глаза, которые оживили в душе угрюмого волшебника то, что, казалось, давно уже мертво. На секунду он засомневался но, подавляя в себе новые ростки, вытащил палочку и скомандовал:

- Легилименс!

Незащищенный разум тут же поддался, не сумев выставить никаких щитов. Северус прокручивал хлынувшие потоком воспоминания, в которых маленькая девочка вместе с братом и мамой бегала по саду, гонялась за волшебными зайчиками, смотрела на радугу, опустившуюся к самой земле. Тогда беззаботная Ханна еще не представляла, как сильно ударит ее жизнь. Она задергалась, когда поняла, что в картинах ее детства присутствует чужой человек, и вскрикнула, услышав в голове «не суетитесь». От неожиданности девушка едва не упала.

Чем дальше заходил Северус, перелистывая страницы жизни мисс Аббот, тем тяжелее ему становилось. Будто в нем самом появился кто-то грозный свыше и осуждающе твердил на ухо. Прибытие в Хогвартс, новые люди, Гарри Поттер, которого знала вся Британия, уроки, девичьи посиделки — год сменялся годом, но ничего, как и надеялся директор, не выходило за рамки вон выходящего. Перед ним стояла обычная белокурая волшебница, рано познавшая утрату, и теперь отчаянно пыталась скрыть перед ним перешептывания из пуффендуйской гостиной, за которые её неминуемо ждало наказание, чертову пьесу, наделавшую шуму в Хэллоуин, страхи, опасения и письмо от тетки, сделавшее её сиротой.

Северусу Снейпу, не знавшему жалости, впервые стало по-настоящему жаль. Он ухватился за ниточку, ведущую к какому-то незначительному разговору, где Ханна вместе с друзьями размышляли о Гарри, а затем мягко отстранился, выскальзывая из чужой головы, и сказал:

- Мисс Аббот, вы свободны. Две недели отработок без выходных у мистера Филча за препирательство с высшими должностными лицами.

Она осматривалась, будто искала, откуда долетели слова, но он повторил снова опуская палочку в Омут.

- Свободны.

Две студентки у стены всхлипнули и проводили пуффендуйку глазами.

- У нее нет никаких сведений, — ответил на недоверчивые взоры директор и жестом пригласил к Омуту, дабы убедиться.

Этот случай бесцеремонного копания в чужих мыслях был для Северуса далеко не первый, — он уже терял счет сеансам легиллименции — но именно его он запомнил на всю оставшуюся жизнь. Запомнила его и Ханна Аббот. Директор не знал да и не хотел знать, что, выйдя в коридор, девушка упала в объятия мадам Стебль, и на все вопросы лишь бормотала «ничего...ничего». А когда пришла в чувства и рассказала, что произошло с ней, профессор МакГонагалл еще раз убедилась, что даже самое жестокое сердце может смягчиться.

Но директор, разумеется, этого не слышал.

* * *

- Коллеги, давайте сделаем перерыв, а то от соплей и слез уже тошно, — сдался министр. Дело шло к вечеру, а они не опросили и половины. Долохов и Макнейр усмехнулись.

- Слабоваты вы, министр. Не годитесь для такой работенки, — прохрипел Антонин. — Но я согласен. Пора подкрепиться и отдохнуть. Снейп, не угостишь ли ужином?

Директор кивнул.

- Вот и славно. Пожалуй, мы тут дня на три задержимся. У нас по плану обыск. К тому же на преподавательский состав потребуется чуть больше умений.

- Господин директор, позвольте напомнить, я просила свой кабинет и комнату отдыха, — влезла Амбридж. Её, казалось, нисколько не томило действо.

Северус коротким взмахом палочки вызвал Филча. Растрепанный, суетливый смотритель тут же прибежал на зов; он повертел головой, озираясь на физиономии, не внушавшие ничего хорошего, получил список пожеланий и открыл было рот, что стоило предупредить заранее, но тут же под угрюмым взглядом Долохова пулей выскочил из класса. Директор, между тем сославшись на дела, откланялся и вышел.

Когда черная мантия появилась в дверном проеме, испуганные и уставшие дети отшатнулись в стороны. Снейп окинул взглядом юных волшебников и громко пробасил:

- Все на ужин!

Слизеринцы, из тех кто посмелее, попробовали было разузнать у профессора, когда подойдет их очередь, но он только фыркнул и понесся прочь, рассекая воздух в коридоре, пока наконец не завернул за угол и не исчез.

Он злился на себя и на инспекцию, что посмела заявиться некстати и не дала Северусу времени для обдумывания плана. Но еще его занимало другое, вернее другая. Женщина без истинного лица и с тёмным прошлым. Он гадал, знает ли она, что происходит в школе? Не может не знать. Эта особа всегда на шаг впереди, как бы ни хотелось директору признаться в этом. Он прошёл ещё один поворот, ведущий к горгульям, но из размышлений его вытащил настойчивый голос, звучавший все ближе.

- Сэр! Остановитесь!

«Мерлин, да что за черт!»

Женщина окликнула ещё раз, и он безошибочно признал Минерву. Поворачиваться не хотелось, Северус просто замедлил шаг, чтобы профессор смогла его догнать.

- Что вам нужно? У меня масса дел, — резко сказал он.

- Видели мы ваши дела, — по лицу МакГонагалл пробежало нечто похожее на смесь отчаяния и возмущения. — Немедленно уберите их из школы! Мало вам рассадника зла в Министерстве, мало того, что люди каждый день пропадают, погибают, боятся выходить на улицу — так теперь вы осквернили единственное надежное место в Британии! Вы уничтожили все, что он создавал годами. Вы его уничтожили!

Голос дрогнул, и она закрылась рукой, подавляя всхлип, готовый вырваться из груди. Северус дернулся. Еще ни разу с тех пор, как он стал директором, никто не смел бросить обвинения ему в лицо. Он ждал их, ждал именно от Минервы, ждал и боялся.

Тоска проступила в черных глазах, таких же, как и само болезненное чувство. Теперь, когда они с Дамблдором чаще обходились молчанием, а вопросы и разногласия поставили меж ними невидимую стену, он все равно не забывал о страшной минуте, которую пережил на Астрономической башне. Вся боль, сосредоточившаяся на его лице, внезапно стала открытой, обнаженной, слишком явственной. Она без труда открылась Минерве, которая тут же ухватилась за ниточку. Что-то глубокое, не поддающееся описанию проскочило в глазах, женщина вздохнула и совсем тихо сказала:

- Допустим, вам угрожали, вас принуждали, шантажировали, но вы, сильный волшебник, для чего прогнулись под них? Почему не пришли ко мне? Почему не попросили помощи у нас, у него? Всегда можно найти решение. Я не дура, Северус, и умею замечать то, чего не видят другие, — он тут же отвел глаза в сторону и неприятно осклабился, что еще сильнее утвердило Минерву. — Вы лавируете меж двух огней, пытаетесь сделать добро, оставаясь при этом злым. Откройтесь мне, Северус — я сохраню вашу тайну и, может быть, смогу чем-то помочь.

На одно мгновение ему захотелось послать все к чертовой матери, открыть ей все карты, выложить без утайки, что творилось в душе, наводя хаос и смуту. И это показавшееся вечностью мгновение было так сильно, так тяжело и желанно, что он уже ясно видел, как слабый и безоружный рыдает перед профессором на коленях. Но Северус сдержался. Порыв вихрем пронесся по коридору и вылетел в раскрытое окно.

- Ты ошибаешься, Минерва, — твердо ответил он и снова овладел собой. — Я сделал это по доброй воле, потому что хотел.

Потому что хотел. Потому что так было нужно.

И он вновь закопал себя в могилу.

МакГонагалл тоскливо посмотрела на него еще раз и молча, не скрывая разочарования и досады, удалилась.

* * *

Ночь уже накрыла своей рукой школу, когда Северус вошел в хижину Хагрида. Вместо двери зияла дыра и груда щепок, засов великанских размеров валялся поодаль, а в двух темных комнатах свистел и гулял свежий ветер. Директор обошел хижину, остановился в том месте, где стояла его тахта, закрытая простыней, осмотрел холодную печь, стол, спящих флоббер-червей в банках. Все вокруг было безжизненным, пустым, будто здесь давно никто не жил и тем более никогда не было женщины.

«Вот и все, — подумал он про себя. — Появилась, всколыхнула бурю и исчезла, как не бывало».

Снейп подумал было выйти через заднюю дверь к Запретному лесу и попробовать поискать там, но обернулся и встал перед закутком лесника, где еще недавно ночевала Асфодель. Теперь там стояли огромная кровать Хагрида, стул, заваленный грязным барахлом, сети, большой рюкзак и маленькое кожаное кресло, старое, но вполне удобное, закинутое знакомой цветочной тканью с бахромой. Северус обшарил угол, осторожно подсвечивая палочкой. Что-то здесь было явно не так: небрежность показалась ему искусственной, будто кто-то специально аккуратно расположил мебель, а потом добавил ощущение беспорядка. Он еще раз оглядел все внимательно и остановился у креслица. Слишком маленькое для привратника да и для любого взрослого. Внутри разлилось нечто вроде удовлетворения.

Что это? Радость? Облегчение? То, что тщательно лишалось словоформы.

Не сбежала, хотя и следовало.

- Я знаю, что вы здесь, — тихо сказал Северус.

Кресло молчало.

- Прекращайте эту игру. Надо серьезно поговорить, — нетерпеливо добавил он.

И вновь ни звука.

- Я легко могу трансфигурировать вас обратно, но с риском для жизни.

Кресло зашевелилось, крутанулось и начало расти в размерах. Все произошло так быстро, что Северус успел увернуться от вспышки, как перед ним появилась мисс Эванс. Цветастый плед с бахромой превратился на ней в длинное платье. Каштановые пряди водопадом струились на груди, заставляя мужчину подавить в себе несвойственную радость.

- А вы внимательны, — недовольно признала она.

- А вы — нет. Если бы сюда вошел Макнейр, от вас не осталось бы даже тряпки.

- Кто знает... Макнейр мог отсюда и не выйти, — ухмыльнулась женщина, но тут же, как прежде, насупилась и недоверчиво шикнула. — И о чем нам говорить? Мы уже все обсудили.

Снейп сухо пересказал ей, что творилось в школе, но скучающий вид женщины говорил, что все слухи таинственным образом были ей уже известны. Не проскользнула даже тень малейшего удивления. Она забралась с ногами на старое покрывало, завернулась в платье, отчего стала похожа на цветастую тумбу, сложила руки на груди и спокойно смотрела на волшебника, как на говорящую голову из магловского телевизора, которая передает старые новости. И ни одного постороннего слова, ни лишнего жеста, взгляда — ничего.

Такое поведение обозлило его: странно, но именно сейчас, после тяжелого дня, жабы в приторно-розовом костюме, после забитой и униженной Ханны Аббот, смотрящей ему прямо в душу, которую он бережно прятал за непроницаемой стеной, после минуты с Минервой, чуть не сломавшей его, он надеялся найти хоть каплю человеческих эмоций, но вместо этого встретил лишь равнодушное, даже тошнотворное молчание. Слова нехотя, по инерции слетали с губ и застывали в холодном воздухе.

- Вас не удивишь, — с обидой закончил он.

- Странно было, если бы я не знала, — парировала Эванс, по-прежнему съежившаяся в комок.

- Где Хагрид?

- Не знаю.

- Знаете.

- Для вас — не знаю.

- Он мне нужен.

- Правда? — она тряхнула копной нечесаных волос. — Для чего, интересно? Чтобы скормить стае шакалов?

«Снова эти препирания. Она не умеет отвечать без издевок».

- Если вам интересно, то для того, — приблизился Снейп, вцепившись в палочку, — чтобы ваш разлюбезный телохранитель не превратился в тушу, которую подвесят над столом Темного Лорда, в которую будут тыкать и насмехаться. И если у него еще остались мозги, в чем я сомневаюсь, то он засунет свою гордость подальше и сделает все, как я скажу.

Асфодель слушала с нескрываемым недоверием. Пляшущие тени играли в насмешливых, лукавых глазах. И чем сильнее ожесточался Снейп, тем равнодушнее относилась она к нему. Как вредный подросток, который делает все наперекор родителям. Это одновременно выводило Северуса из себя и манило. Хотелось стереть противное выражение с красивого лица. Чужого лица.

«Ей нравится издеваться надо мной. Она, скорее, будет родственничком чертового Поттера, но не Лили. Её копия не может быть такой. Такие похожие, но такие разные».

- Второй раз повторять не буду, — пригрозил директор.

- Могли бы и не говорить вовсе, — цветочная тумба прислонилась к стене. Каждое движение губ, глаз, рук — все бесило Снейпа. Бесило и притягивало. — У Хагрида есть более надежные люди, которые не станут лгать, хамить, оскорблять. Которые честны с ним и дорожат им, потому что он — друг.

«Мерлин, это переходит всякие границы».

- А я, значит, враг? — медленно отчеканил мужчина.

Пожалуй, он не хотел бы сейчас знать правду.

- Вы ничем не доказали обратное.

«По-твоему я должен прийти к тебе с поклоном, выложить все, что знаю, и согласиться, чтобы ты руководила мной? Нет, не будет этого».

- Помнится, еще недавно вы спокойно пили со мной в баре и откровенничали.

Она улыбнулась, но улыбка была холодной, не той, искренней, что она как-то подарила Хагриду, а натянутой и ехидной, подвинулась ближе и взглянула на него так, будто искала что-то.

- Потому что думала, что найду в тебе человека. Верила, что изменился, сделал выводы. Альбус считал, ты многое понял, но и большие волшебники тоже иногда ошибаются. Видимо, я искала в тебе то, чего нет.

«Знала бы ты, как я искал в тебе то, чего нет».

- Как вы можете судить обо мне, когда совершенно не знаете? — повысил голос Снейп. Такие слова неприятно цепляли. — Я не открытая книга, чтобы ее читал кто попало.

- Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь, — тихо ответила Асфодель. — Это-то и пугает.

Он наклонился к ней ближе. Запах пряностей ударил в нос. Этот аромат, это скромное платье, эти красиво очерченные губы — все не складывалось с её холодностью и отстраненностью. Кружило, пьянило от злости и долгого воздержания.

- Тогда почему вы здесь?

«Снова этот взгляд. Готова просверлить дыру и вытащить по частям нутро. Невыносимо упрямая, самодовольная, дурно воспитанная... Печется о Хагриде! Я найду его за два взмаха палочкой, и тогда посмотрим, как ты заговоришь...»

- Не найдешь.

«Что? Я не...»

- У тебя на лице все написано. На нем щитов нет.

«Дьявол в цветочном платье!»

- Я задал другой вопрос, — он сократил расстояние до нескольких дюймов.

Две пары глаз сверкали в полутьме. Казалось, они говорят совсем другое. Его волосы почти касались мягко очерченных скул, горячее частое дыхание обжигало обоих. В мыслях проскользнуло, как хороша она даже в полутьме. Как соблазнительны эти губы, щеки, впившиеся в него масляные глаза, пушистые волосы, тонкая шея. Настоящая дикарка. Гордая, непоколебимая, холодная.

И притягательная.

Мерлин, он смотрел на неё, но видел ту, которую желал всю жизнь. Которую любил до отчаяния, до безумия. Она могла быть такой: смелой, независимой, свободной.

Еще секунда — и он бы сдался, но Асфодель резко выпорхнула от него.

Когда он пришел в себя, успокаивая дыхание, она уже сидела за столом и о чем-то думала. Лунный свет проник в окно напротив и осветил ее тоненькую фигуру, вздымающуюся грудь, напряженно поджатые губы, тонкие пальцы, бегавшие по платью. У Эванс было много обличий, как у каждого метаморфа, но это, кажется, было её настоящим.

Словно именно сейчас она забыла надеть маску.

Северус не видел ее глаз, но понял, что она в большом смятении. И что-то подсказывало: не стоит тревожить, иначе он рискует больше не увидеть её. Он закапывался в мысли, и все сильнее в голове звенели странные звоночки: директор тянулся к ней, будто Асфодель была огромным магнитом, способным увести его на что угодно и куда угодно. Она манила его своей недосказанностью, непохожестью на других. Она как будто была его женской версией: неприступной, холодной загадкой — тем, что годами оттачивал он в себе и ненавидел в других.

Он — легилимент. Для него нет тайн. Одно заклинание, и все мысли человека будут перед глазами. Северус мог поступить так с кем угодно, кроме четверых: Дамблдора, Темного Лорда, Беллатрисы.

И Асфодели.

Она не вписывалась в эту компанию великих волшебников, мастеров своего дела, но какая-то сила будто превосходила их всех, и Снейп не мог разгадать эту тайну. А еще она привела за собой странные видения: эти сны, где две серебристые тени околдовывают разум, студентку, играющую в классики. Положим, сны — нагромождение причудливых воспоминаний, чувств, всколыхнувшееся прошлое, но девочка? Разве могла явиться Лили, живая, яркая, скачущая по дорожке? Для магии существует высший закон, который никто изменить не в силах — умершие не воскресают. Никогда. Это что-то другое. Чей-то обман. На который способны лишь...

Но мысли Снейпа, как и задумчивость Эванс, прервало яркое свечение, забравшееся в хижину. Оба отмерли и обменялись растерянными взглядами.