Сталь и серебро (гет)

Чем дольше Сигни вглядывалась в темноту, тем эта темнота страшила ее сильнее. По узкой, кривой дороге они поднимались в гору. Шаги лошади были тяжелыми, и вниз то и дело срывались камни.

Тауриэль освещала дорогу маленьким фонарем: одной рукой она держала его, другой — поводья.

— Ты странная, — нарушила Сигни гнетущую тишину. — Что будет, когда король узнает о твоем побеге?

— Он уже узнал, — вкрадчиво ответила эльфийка.

— Паршиво тебе придется.

— Благодарность тебе не свойственна, да?

Сигни помолчала, вглядываясь в черную бездну, которая начиналась ровно по краю желтого света фонаря.

— Просто зачем, — наконец ответила она. — Не понимаю. У тебя все есть. Знаешь, я скажу честно, хоть никто из гномов бы это не одобрил. Ривенделл — потрясающее место. Даже тюрьма — и та ничего. Наверное, замок Трандуила еще красивее.

— Так и есть, — спокойно согласилась Тауриэль.

— И ты там живешь?

— Да. Но не в королевских покоях, разумеется.

— Ну и зачем тогда это все, — Сигни покачала головой. — У тебя отличная служба, шикарный дом. Ты, наверное, была на хорошем счету.

— Нет мне больше жизни в Эрин Гален, — ответила Тауриэль и чуть слышно добавила, — да мне нигде жизни нет.

Тем временем начало накрапывать. Сначала дождь был мелкий, колючий, но потом капли стали крупными. Одинокий фонарь блуждал во тьме, и лошадь оступалась все чаще. Камни летели вниз с глухим стуком, и от этого звука кровь застывала в жилах.

Все круче и круче вверх — путницы поднимались в гору.

— А ты уверена, что это верная дорога? — хмыкнула Сигни, смахнув дождевую воду с лица.

— Нет, — наконец ответила Тауриэль. — Надо было левее.

— Что значит — левее?! — Сигни выругалась. — Как это — левее?! Ты же говорила, что это я без тебя пропаду!

— Дождь пошел. Я сбилась. Зимой редко идут дожди.

— О да! — пробурчала Сигни. — Да ты меня сюда специально завела.

— Не говори ерунды!

— О Махал, вы, эльфы, только и делаете, что бродите по своим лесам и все без толку! — Сигни закатила глаза. — Гномы, которые в жизни тут не были, перешли эти горы за ночь!

— Замолчи! — Тауриэль резко обернулась. — Если не знаешь, что сказать, лучше молчи!

— Если не знаешь, куда идти — лучше вообще никуда не ходить!

Вдруг Сигни показалось, что земля ушла из-под ног. Лошадь встала на дыбы, пытаясь ухватиться копытами за шаткую землю, махнула крупом, и Сигни упала, расквасив подбородок.

Пару секунд она лежала, слизывая с губ дождевые капли вперемешку с кровью. Куда завела ее эта Тауриэль? Зачем она вообще с ней пошла?

Дождь поливал с новой силой.

Вдруг Сигни подскочила, тут же забыв про подбородок. Откуда-то снизу раздалось глухое лошадиное ржание, мелькнул желтый свет фонаря и послышался далеким эхом глухой, страшный стук.

— Тауриэль! — позвала она, вглядываясь в тревожную черноту ночи.

Ответа не последовало. И тогда Сигни легла на живот и подползла к краю. Похоже, ущелье. Глубокое.

— Тауриэль! — позвала она громче.

* * *

— Тауриэль!

Эльфийка услышала голос, но почему-то не нашла сил ответить. Казалось — скажешь слово и — сорвешься. Пальцы из последних сил вцепились в скользкий камень, ноги не смогли найти опору.

— Тауриэль!

В тот момент, когда Тауриэль уже не могла держаться, ей в запястье впились пальцы Сигни.

Эльфийка подняла глаза. Сигни болталась вниз головой, держась ногами неизвестно за что, и ее маленького роста едва хватало, чтобы достать до ладони Тауриэль.

— Отпусти, — хрипнула эльфийка. — Обе упадем.

Но Сигни, стиснув зубы, только сильнее сжала руку Тауриэль.

«Нет, нет, нет — думала Тауриэль с каким-то холодным равнодушием. — Я тяжелее ее в два раза».

— Тури, — Сигни выдохнула. — Тури, давай. Только…. Подтянись… Я… заброшу тебя… наверх… Я смогу….

В темноте Тауриэль едва видела очертания лица Сигни. Слышала только ее частое дыхание, чувствовала ладонь, слабеющую с каждой секундой. Тури. Так называл ее Кили — почему, почему она так ее назвала?

Тауриэль собрала остатки сил, Сигни схватила ее за вторую руку и кое-как подтянулась. Наконец удалось нащупать опору под ногами. Сигни сделала последний рывок, и Тауриэль кубарем покатилась по земле.

Сигни заползла назад: все это время она держалась ступнями за древко воткнутого в землю топора.

— Ты тяжелая, — Сигни потерла спину. — Какая же ты тяжелая! — и нервно рассмеялась.

Обе — Тауриэль и Сигни — не сговариваясь посмотрели наверх.

— Там, кажется, плато, — сказала Тауриэль. — Давай попробуем забраться.

— Пещера, — указала Сигни, когда они кое-как одолели подъем — Пошли.

В пещере было сухо, но холодно. Едва спрятавшись от дождя, Сигни растянулась на пыльном полу, раскинув руки.

Тауриэль отправилась на поиски сухих камней, чтобы разжечь огонь. Наконец пещеру осветил робкий костерок.

— Лошади нет, — сказала Сигни, пододвигаясь ближе к огню, — еды тоже нет. И да, кажется, ты сломала мне спину.

— Спасибо, — помедлив, сказала Тауриэль. — Ты меня спасла.

— Ой, только не надо, — Сигни нарочито отмахнулась, но лицо залила краска, — давай без этого — кто кого спас.

Она расстелила длинный плащ и прикрыла глаза.

Тауриэль покопалась в поясной сумке.

— Есть яблоко, — сказала она. — Твое. И твои волосы. Будешь яблоко?

— Волосы-то зачем потащила, — буркнула Сигни. — Яблоко давай.

Она хрустнула яблоком и уставилась на тени от костра на потолке.

— Тури, — сказала эльфийка тихо. — Ты меня так назвала.

— Как? — пробормотала Сигни с набитым ртом.

— Тури. Почему?

— А тебе, что, не нравится? Знаешь, Тауриэль — это слишком долго, особенно когда висишь башкой вниз. А Тури — покороче. Да и… по-гномьи как-то.

Обе замолчали. Тауриэль достала из сумки второе яблоко. Вот и весь ужин.

— Сигни, — эльфийка снова решилась нарушить тишину.

— М? — Сигни нехотя повернулась.

— А что… происходит с гномами после смерти?

— Спросишь тоже, — Сигни доела яблоко вместе с огрызком и выплюнула семечки в потолок. — Гномов хоронят в пещерах. Наши тела почти не тлеют. Мой дед, — она вытащила топор и задумчиво повертела его в руках, ловя лезвием огненные языки, — задолго до моего рождения умер. Мать еще девчонкой была. В битве при Азанулбизаре погиб. Так его с этим топором и похоронили. И с мечом. А как предсказание сбылось — отвалили камень у пещеры и оружие вытащили.

— Какое предсказание?

— Да дед перед смертью сказал отдать его оружие внукам-близнецам. Меч — старшему. Топор — младшему. Только никаких близнецов не было тогда. Ну, а как появились мы со Скафти, вспомнили и начали пещеру вскрывать. Так к чему это я… Когда пещеру открыли, у деда даже борода не истлела. Ты про это спрашивала?

— Нет, — Тауриэль покачала головой. — В смысле… вы верите во что-нибудь? В другую жизнь?

— Ну, есть притча, — Сигни сунула руки под языки пламени, — о Махале и одном желании.

— Расскажешь?

— Когда умирает гном, Махал встречает его и, если гном показал себя как храбрый воин, то Махал исполнит одно его желание.

— А какой смысл в желании, если ты умер?

— В том-то и дело, что за себя просить нельзя. Можно — за близких. За семью. За друзей. Чтобы у них все было хорошо.

— Ты в это веришь?

— А то, — Сигни улыбнулась, — ты думаешь, почему я выжила? Это Скафти попросил! А когда мы родились, мама за нас просила.

— Умерла? — тихо спросила Тауриэль. — Мама?

— Родами умерла, — кивнула Сигни, помолчав. — Гунвор говорила, мы со Скафти всю жизнь из нее высосали. Сильные родились. Все, хватит разговоров.

И Сигни отвернулась, подставив теплу огня спину. Тауриэль сощурилась на языки пламени и рассеянно подумала, что Сигни — с этим чувством вины, жрущим ее изнутри, как-то существует всю свою жизнь.

— Сигни, — позвала она.

— Сказала же — давай без трепа.

— Есть вещь, которую я знаю точно. Ты не виновата в смерти Торина Дубощита. Я была там. Его убил Азог. И Торин сам шел на смерть. Я не знаю, с чего ты решила, что виновата в его смерти и смертях всех остальных…

— Да что ты все спрашиваешь и спрашиваешь! — Сигни резко села, и в глазах полыхнул гневный огонек. — Привязалась! Хочешь знать, с чего я решила?! Тебе интересно было, почему я в мужской одежде, почему у меня волосы короткие? Почему говорю, что я — Скафти? В тот день, когда его убили, — губы у Сигни дрогнули, — я его веревкой связала, чтобы на границу пойти вместо него! Орков хотела крушить! А пока от Болдога бежала, часть отряда орочьего с другого входа зашла! У Скафти на руках эта веревка так и осталась! А я все думаю, — она сжала кулаки, — каждую минуту — сколько он ее развязывал? Скольких орки успели убить за это время? И сколько он сил потратил на дурацкую веревку, пока мог бы сам спастись!

— А Торин? — еле слышно спросила Тауриэль.

— Я могла бы его остановить! — выдохнула Сигни. — Если бы Торин был жив, никто не погиб! Орки бы не пришли в Железные холмы! Фили и Кили не пали бы в битве! Никто бы… не осквернил тело Даина…

— Каким образом? Как бы ты остановила Торина?

— Не ваше дело, эллет, — протянула Сигни с сарказмом и снова отвернулась.

Она лежала, разглядывая черную стену пещеры. В голове звучало страшное предсмертное пророчество Ове: «Могила короля пуста. В могиле никто не лежит. Королю нужна защита гнома Железных холмов».

Тауриэль сунула под голову сумку и попыталась улечься.

«Гномьи сказки, — думала она, — про желания после смерти».

Если бы Кили мог, он бы пожелал ей хорошей жизни.

Он бы пожелал забыть его, жить как-то нормально, как все.

Только Кили нет ни в одном из миров.

К этому нужно просто привыкнуть.

Как-нибудь привыкнуть.