На льду разлитые чернила (гет)

В накрытом зале было шумно и тесно, но места хватило всем. Натланцы праздновали победу, доставшуюся дорогой ценой, и вспоминали тех, кто больше никогда не войдёт в эти двери. Столы ломились от угощений, играла музыка…

Люмин залюбовалась, застыв у барной стойки и не считая нужным присоединяться к чьей-либо трапезе. Да, она очень помогла бравым воинам в их борьбе, но по-прежнему оставалась чужеземкой.

Паймон, которая могла заговорить на «ты» с кем угодно, тоже не была похожа на себя, если не считать немигающего взгляда в сторону всевозможных вкусняшек. Но только взгляда, никаких визгов. Она чего-то боялась, что-то вспоминала и не могла отпустить. Эти мысли делали её детское личико печальным, а взгляд тяжёлым и… взрослым. И Люмин прекрасно понимала причину.

— Вставайте же! И вы! Почему? — она кричала в пустоту, всматривалась в лица «спящих» заврианов — бесстрашных и милых драконов, что жили бок о бок с людьми и тоже не собирались дарить и миллиметра своей родной земли Бездне. — Пожалуйста…

— Паймон.

— М? — она только откликнулась, продолжая отчаянно искать глазами выживших.

— Это не катастрофа. Это война.

Люмин произнесла эти слова холодно и с решимостью. Всё. Шутки кончились.

В последний раз она была так зла в Инадзуме, когда молодой паренёк — Тэппэй — постарел на глазах от воздействия Глаза Порчи Фатуи. Он рвался в бой, с прежней храбростью, с горячим сердцем, но не мог даже подняться — тело глубокого старика приковало к земле.

— Я вернусь за тобой, — обещала Люмин. И знала: вернувшись, живым его не застанет, как и многих других.

Тогда она была готова рубить Фатуи на куски, разрывать на атомы. Ни минуты на еду, сон и отдых. Её «отпустило» только когда жестокая Предвестница Фатуи Синьора, пронзенная катаной сёгуна, испустила дух.

И вот теперь снова. С одной лишь разницей: они с Фатуи воевали за Натлан на одной стороне, а их командир являл собой честь и благородство.

— Там нет выживших, искать некого, — всхлипнула Паймон, когда их воздушный шар в очередной раз опустился на землю.

Люмин поверила. Но всё равно пошла. Отряд элитных бойцов Капитано уснул навек рядом мирными жителями, не выпустив оружия из рук.

Люмин проверила всех. Ещё теплые… Можно ли было успеть раньше? Можно ли было помочь? Все вопросы заглушало утверждение: «Нельзя останавливаться».

— Не бойся. Мы победим. Я знаю, — говорила она спокойным голосом, прижимая Паймон к себе.

Оставалась холодной, и только так Паймон умолкала. Верила.

А ещё ломалась, как Люмин однажды в Инадзуме.

* * *

— Эй! Идите к нам, здесь свободно!

Люмин вынырнула из воспоминаний и повернулась на голос.

— Фатуи… Как думаешь, будет очень невежливо, если мы сделаем вид, что не слышали? — шепотом спросила Паймон, игнорируя снисходительный взгляд в ответ.

— Во-первых, они уже поняли, что ты слышала. Во-вторых, со мной тебе бояться нечего. И в-третьих… Ты сама их приманила.

— Никого Паймон не… Мамочки! — она сложила ладошки в кулачок. Верно, у подданных Снежной был самый «вкусный стол» на пиру.

Люмин смешливо улыбнулась. Кажется, всё понемногу возвращалось на круги своя, раз Паймон вспомнила о своём необузданном аппетите и бездонном желудке.

— А ты ничего, боевая для малышки, — поприветствовал пиро застрельщик, назвавшийся «Музыкантом». — Угощайся.

— Паймон — не малышка! Паймон — это Паймон! — последовал грозный ответ.

— И, если что, она не продается, — хмуро довела до сведения Люмин, ненавязчиво пододвигая к себе суп с креветками и жаркое из крабов в сырном соусе. — Но это не точно.

— И в мыслях не имел, — поднял руки «Музыкант».

Он бы рассмеялся, но Паймон умыкнула у него из-под носа татако и плюхнулась на табурет со словами:

— Ты сам разрешил.

— Почему у меня? Вон ополовинь Серёжку, а то скоро в мундир не влезет. Моя сестрёнка уже жалуется на то, сколько ткани идёт на крио-пузырей.

— Это ты кого назвал пузырём?

Если бы Серёжка встал, то снёс бы стол. Но Паймон предложение поняла буквально, поэтому опешил.

— Витусов там живой ещё? — коварно ухмыльнулся агент. — А то всё грозится съесть в одно лицо три порции «Гор, моря и неба» за полчаса. У нас три. Ну?

Паймон уперла руки в бока.

— Он просто боится проиграть. Мне.

— Знаешь, а я уже верю, — агент внимательно посмотрел на блюдо, превышающее размер Паймон в два раза: мясо, рыба, овощи, зажаренные вместе и источающие космический аромат. — Судя по твоей уверенной мордашке, в тебя и четыре поместится.

— Он мне уже нравится, — шепнула Паймон в сторону Люмин.

— А почему «Музыкант»? — спросила та у пиро застрельщика.

— Видишь, какие у него музыкальные пальчики? — подал голос электро молотобоец, признаться, для своих габаритов слишком аккуратно поглощающий пряное мясное рагу.

Паймон оторвалась от коробки с заврианским печеньем.

— О, а на чем играешь?

— На нервных клетках местных, — отшутился «Музыкант».

Путь фатуи и были во хмелю, вероятность диалога личного характера таяла на глазах.

Люмин привлекла электро маг цицинов по имени Мира — хрупкая девушка в фиолетовом плащике. Перед ней стояла нетронутая остывшая тарелка с жареной рыбой в мятном соусе и с толченым картофелем.

Всё происходящее за столом выглядело так, будто сослуживцы пытались её развлечь, но выходило из рук вон плохо, она даже вина не касалась.

Люмин несколько раз ловила на себе взгляд из-под изящной маски: испытующий и хорошо знакомый, наполненный безупречно спрятанной под толстой броней неимоверной болью. А делиться подобной не стоило с каждым.

— Ты неплохо сражаешься, — вдруг сказала Мира. На удивление, голос у неё оказался хрипловатым. — Мы наблюдали. И товарищи рассказывали, что вы с Паймон помогали им с эвакуацией, спасибо.

— Не стоит. Я делала то, что могла, — ответила Люмин.

— Но ты ненавидишь фатуи.

— Если бы я питала ненависть конкретно к вам или лично к Капитано, то не приняла бы приглашения.

— Я знаю, — через силу улыбнулась Мира. — Говорят, — она сглотнула, — ты нашим ребятам глаза закрывала…

— Мира, — тихо окликнул агент и сжал её руку.

— Всем, — подтвердила Люмин. — Мы сражались на одной стороне…

— Да, — подала голос Паймон. — Мы знали, что выживших вряд ли найдём, но всё равно ходили и проверяли. А в Родниках…

— Что в Родниках?

Глаза Миры округлились, а сидящий с ней рядом агент напрягся. Только теперь Люмин поняла, что фатуи за столом разом замолчали.

— Слепая надежда, — грустно усмехнулась Люмин. — Был момент, когда мне показалось, что один из ваших пиро застрельщиков шевельнулся. Только показалось. Неподалёку девушка лежала убитая. Волосы длинные, светлые. Убежать пыталась…

Мира задрожала. С шумом выдохнула, залпом осушила кружку, встала и улыбнулась одними губами. Люмин послышалось слово «дурак».

— Прошу меня извинить, мне нужно на пост. Приказ Капитано.

— Это у меня приказ. Глаз с тебя не спускать, — огрызнулся агент.

— Со мной всё нормально, — отчеканила Мира. — Или я должна извиниться за то, что для меня нет сегодня никакого праздника? Ну, простите, что порчу вам вечер.

Место, где она стояла, озарила вспышка. Мира материализовалась у выхода и тут же скрылась за дверью. Агент проследовал за ней, пробурчав что-то вроде:

— Я её верну.

Тишина за столом потяжелела настолько, что Люмин перестала воспринимать весь остальной шум в накрытом зале.

— Она брата потеряла в Родниках. Близнеца, — нехотя проговорил «Музыкант». — Мы должны были быть все вместе, но он настоял, что нужнее там. Мира сердилась. Вадим её буквально насильно вытолкал, они же никогда не разделялись. Девчонка белокурая — это Аннеке. Влюблен он в неё был, как…

— Наш отряд отправился с Капитано, — аккуратно увёл от темы Серёжка, — сдерживал самые крупные очаги Бездны. Земля черная, туман, друг друга не видно. Голоса в голове…

Паймон пискнула и закрыла рот ладошкой.

— Кричал кто-то, звал на помощь, Капитано приказал не отзываться.

— Но почему? — удивилась Паймон.

— Потому что звать там было некому. Бездна принимала образы наших родных. Живых, мёртвых и того, во что превращала и первых, и вторых. Мира попалась в самую гущу. Сражалась с нами, принимая за чудовищ, кричала о гибели Вадима, проклинала Натлан. Капитано её буквально вырвал из лап смерти, но ей нужно время и много.

— И не оставаться одной, — добавил «Музыкант». — Это всё равно, что сойти с единственной тропинки.

— Потом получили приказ выдвигаться к Стадиону. Дальше вы знаете.

— Ваше появление было грандиозным, — обронила Люмин.

— Да! Паймон столько всего насмотрелась! — сбивчиво залепетала Паймон. — Сперва, мы добывали сводки и всё шло относительно неплохо. Отбили у монстров малышей-заврианов и нескольких взрослых, даже курьера нашли — юмказавр его на себе вынес. Они такие храбрые! У Тото вон вся семья сбежала, а он остался дом защищать.

— В Натлане у людей и заврианов крепкая дружба, — кивнула Люмин. — Даже если бы было иначе, какое живое существо не встало бы на защиту родной земли, наплевав на разногласия? Это такая бессмыслица, когда мир наполняет тьма. Честно сказать, я совершенно собой не довольна. Постоянно бросалась в бой с ощущением, что опоздала.

— Люмин…

— Особенно, когда обходила убитых. Стариков, женщин, бойцов, молодую пару — они погибли, держась за руки, а в их изголовье лежал колохозавр. Или когда шла на писк малыша-юмказавра, родители которого «уснули» внизу вместе с монстрами.

— Потом мы ваших солдат встретили, — попыталась отшутиться Паймон, но голос её дрожал. По правде сказать, за всё время, что она путешествовала с Люмин, Натлан — первое место, где она так много плакала. — Они опешили, когда нас увидели, даже поблагодарили! Непривычно.

— Да уж, — отозвался «Музыкант».

— Гео застрельщик так и сказал, — усмехнулась Люмин. — Мы помогли им с эвакуацией. Люди стеснялись просить фатуи о помощи, не думаю, что вообще привыкли просить. Но они сами вызывались. Это было очень ценно, правда.

— Всё, что могли, — пожал плечами «Музыкант». — Приказ есть приказ.

Люмин не ожидала от себя, что станет говорить с фатуи настолько откровенно, но в сказанном с обеих сторон не было никаких секретов — лишь наболевшее и горючее.

— Простите, можно вас на минутку? — отвлёк чей-то голос.

— О, Осаве и Иоба! — воскликнула Паймон. — Мы их спасли в Родниках!

— У вас что-то случилось? — ровно спросил «Музыкант».

— Нет-нет, просто моя дочь хотела вам что-то сказать.

Маленькая Осаве под взглядами фатуи смутилась ещё больше и сжала мамину руку.

— Извините, я обозналась. Один из ваших солдат… — она уставилась на Сережку большими глазами. — Я просто хотела сказать вам большое спасибо за всё! Мы с мамой живы благодаря вам. Натлан вас не забудет!

Люмин поймала на себе пристальный взгляд Сережки. Он ждал объяснений и сильно напрягся, будто пытаясь вспомнить Осаве, которую никогда не видел.

— Да, это правда, — растроганно добавила Иоба. — Имена ваших павших товарищей навсегда останутся с нами.

— Спасибо вам. Для нас эта битва тоже была делом чести, — ответил «Музыкант».

Иоба вежливо попрощалась и потянула дочь вглубь зала.

— Да что ж такое, — беззлобно проворчал молотобоец. — Договаривались же не расклеиваться.

— Они оказались единственными выжившими в Родниках, — тихо сказала Люмин в сторону Сережки. — Иоба говорила, что они отбили атаку и приготовились к эвакуации, когда в небе раздался взрыв, и их окружили. Ваши солдаты защищали людей до последнего вздоха. Осаве и Иобу спрятал офицер — крио, как и ты.

— Рома, наверное, — задумчиво проговорил Серёжка. — Роман Снежевич. Слышал, что его туда направили. Хороший мужик, толковый был, крепкий… Старший в их отряде.

— Мы его у входа в укрытие нашли. Только благодаря ему Осаве и Иобу никто не искал. Паймон… Просила его «проснуться».

— Твари, — молотобоец вогнал в стол нож для мяса.

Люмин вздрогнула, но не подала виду, ведь ощущала тоже самое. Дикую, необузданную ярость, похожую на ту, что захлестнула в Инадзуме.

— Выкосили два наших отряда вместе с гражданскими. Если у кого-то в самом начале ума ещё на какие-то шутки хватало, то потом… Хорошо, что они в плен не сдаются. Пощады не будет.

Шутки кончились… Люмин множество раз повторяла эти слова. Бездна отняла у неё Итэра, Бездна осквернила всё, во что она верила. Разрушила множество жизней и повергла в прах миллионы душ. Бездна. Хаос и смерть. И сегодня Люмин мстила за это с троекратной злостью. Только холодной, вспоминая совет Арлекино. За каждый дом, за каждую боль, за каждую жизнь и… слезинку Паймон.

Она дала слабину лишь раз. В пылу сражения никто не заметил, как улыбнулась с влажными от слез глазами, видя, как фатуи пришли на помощь.

— Я боялась, что вас могли разбить. В тех местах, где вы сражались не дул даже ветер — по сводкам.

— От такого приглашения не отказываются. И на такой «концерт» не опаздывают, — голос «Музыканта» с горящими огнем глазами налился ядом. — Вы тоже прекрасно сражались. Капитано редко кого удостаивает комплиментом на этот счёт.

— Тем не менее, в спарринге отказал.

— Ты разочарована?

— Нет. Просто, — Люмин хотела пошутить, правда, от сказанного далее к щекам прилил такой румянец, что шутка превратилась в признание. — Может, я люблю пробовать Предвестников на вкус.

— Вообще-то, — подала голос Паймон, вынырнувшая из шокоатля со злакофруктами и перемазанная шоколадом. — Он намекнул, что тебя сломает.

— Ты на чьей стороне? — прищурилась Люмин.

На плечо легла грузная рука.

— А кого-нибудь из офицерского состава элитного подразделения Фатуи?

— Кого-нибудь — это тебя? — сьязвил «Музыкант».

Люмин оценивающе глянула в ухмыляющееся лицо молотобойца.

— А тебе сегодня не хватило?

— От хорошей драки не откажусь.

— А я… Возьму пример с Капитано.

Молотобоец убрал руку и состроил оскорбленный вид.

— По правде сказать, у меня неважные отношения с теми, чья стихия — электро. — Люмин потянулась к тарелке с чипсами из злакофруктов и отправила одну из них в рот. — Вот с товарищем агентом, например, было бы интересно.

— Пиро, значит, больше по душе, — оценил «Музыкант».

— Крио. Но у моего друга в Мондштате есть замечательный пиро брат.

— А нам тут презент от Повелителей Ночного Ветра, — из-за спины вдруг появилась Мира и поставила на стол пару тарелок севиче с медовой глазурью. Доброжелательность выглядела деланно, но она искренне старалась. — Кто желает?

— Оророн здесь? — весело спросила Паймон, взлетела под самый потолок и осмотрелась.

— Был. Уже убежал. Его племя едва с лица земли не стерли, какой ему пир, — буркнул агент, занимая своё место.

— Капитано с вами не ужинает? — аккуратно спросила Люмин.

Все почему-то притихли, будто никогда не задумывались.

— Он что, вообще не ест? — удивилась Паймон.

— При нас — нет, — хмыкнула Мира. — Кто-то даже предполагает, что он питается ментально. Поверженными врагами, — она маниакально оскалилась.

— О, Паймон поняла! Тогда ему, наверное, будет приятно, если мы что-нибудь ему отнесем в гостиничный номер?

Снова тишина.

— Он столько сделал для всех нас сегодня, я думаю, хорошая мысль, — поддержала Люмин.

— Наиглупейшая ситуация, — хмуро отозвался «Музыкант». — Капитано все время в делах, все время где-то. Я только сейчас вдруг понял, что не знаю, спит ли он вообще, не то, что бывает ли голоден.

— Да. Внезапно, — Мира пригубила из кружки. — Но я не пойду!

— Ты что? Его избегаешь? — удивилась Паймон.

— Нет, — выражение лица Миры приняло серьезный вид. — Просто у нас так не принято.

— Как так?

Любопытство Паймон обезоруживало. Мира молчала, подбирая верные слова и оценивая возможности их трактовки.

— Я не готова говорить с Капитано, — она подалась вперёд. — На поле боя повела себя совсем не как солдат. Он… Спас мне жизнь, потому что считает любую другую важнее его собственной. Он знает моё горе, и оно ничтожно по сравнению с его. Но он позволил мне биться в истерике при нём, слушал мои бредни и слёзы, пока я не успокоилась. Может, я вообще сознание потеряла, потому что не помню, как он меня отпустил. Не хочу жалости. Мы — его честь и гордость, а я повела себя, как неразумное дитя. Впервые за много лет. Позор.

— Будто ты поступаешь по-солдатски, когда прячешься от него по углам. Перестань. Сама же сказала: он понимает. И всегда отбирал на службу лучших из лучших, — сказал Серёжка. — Лично я, когда увидел тебя в первый раз, задумался: «Что за малявка?» Но ты на первом же спарринге такого жару дала, что ни у кого вопросов не осталось, не только у меня.

Мира опустила загадочный взгляд в тарелку.

— Комплимент принят. Но я всё равно немного не в той кондиции.

— Значит, я сама всё устрою! — гордо заявила Паймон.

— Донесешь? — прищурилась Люмин. — В целости?

— А вот возьму и донесу! Сейчас закажу все самое вкусное, самое изысканное, самое-самое! А?

Её окликнул «Музыкант» и что-то прошептал на ухо. Люмин попробовала подслушать, но ничего не вышло, да и, в конце концов, когда это Паймон держала язык за зубами без подсказок?

— А запиши Люмин рецепт! — воскликнула она. И без того большие глаза пугающе округлились и загорелись восторгом. — Не забудь, ладно?

— Дела, — протянула Мира, складывая руки на груди. — Мы, значит, местной кухней балуемся, а он, понимаете ли, спецзаказы формирует.

— Ну, я же не для абы кого. Для Первого Предвестника, — важно уведомил «Музыкант».

— Смотри, припомним. Ладно, малышка, я с тобой. Всего-то надо в дверь постучать. Если его там нет, то будет сюрприз, — Мира наградила «Музыканта» хитрым прищуром колючих глаз и вальяжной походкой проследовала за Паймон к печи.

Их не было минут сорок, но Люмин совсем не волновалась. То ли от оглушительного чувства безопасности, внезапно, рядом с фатуи, то ли от того, что устала от бесконечного щебетания своего крылатого компаньона.

— Всё сделано в лучшем виде, — наконец, уведомила вернувшаяся Мира и протянула белый платок в чём-то снова перепачканной Паймон. — А ваш друг из Повелителей Ночного ветра забавный такой, если приглядеться. Он тебя не ассоциировал с овощами?

— О, Паймон, как только не называют, хе-хе…

— Будем знакомы, называй меня электрический баклажан, — Мира пожала маленькую ладошку и коротко рассмеялась. — Вот товарища «Музыканта» окрестили кабачком, а Серёжку морозной дынькой. Вот этого гражданина зовут «заоблачным перчиком», — Мира обняла за плечи агента. — О, а видишь, этого могучего богатыря? Это…

Молотобоец решил не тратить времени зря и запустил в неё злакофруктом, который был благополучно пойман.

— Это тоже, между прочим, кабачок, только из особого сорта, цукини-переросток.

Паймон расхохоталась.

— У нас ещё есть сержант-капуста, но он сегодня в патруле.

— Сам-то кто, этот твой Оророн? — с насмешкой спросил Серёжка. — Тепличное растение, которому вечно кто-то загораживает солнце. Я чуть трижды не поседел, когда узнал, что он нас в атаку поведет, думал, потеряемся.

Агент кашлянул в кулак. Мира прищурилась.

— Да, я тоже его плохо понимала, и первое время размышляла над тем, блаженный он или притворяется. Так вот — притворяется, иначе, Капитано бы с ним не разговаривал. Полезный навык: в любой непонятной ситуации говорить про грядки.

Люмин крепко сдружилась с Оророном и не любила, когда кто-то обсуждал её друзей. Но эта беседа выглядела совсем беззлобной и уютной, к тому же Мира заметно посветлела, а Паймон расслабилась.

— Нашей бы сейчас, огненной. При всём уважении к здешней кухне, — произнесла Мира. — А то своих поминать чужим вином как-то…

Сережка аккуратно вынул откуда-то из-за ремня серебристую флягу.

— Ты взял? — просиял «Музыкант» и тут же разочарованно покачал головой.

— Сегодня можно.

— Как от сердца отрываешь, да?

— Вам Капитано не разрешает? — спросила Паймон.

— Нежелательно, — ответила Мира. — Но… Кажется, сегодня тот самый особый случай, когда можно немного затуманить себе разум.

— Вот если до беспамятства нарежешься, то отправишься до дома вплавь, — уведомил «Музыкант». — Наш Капитано — командир суровый.

— Осталось ещё, — сказал Сережка, убирая флягу. — Значит, будет кому выпить на обратном пути.

— Это какая-то примета? — спросила Люмин.

— Не то чтобы… Сложилось как-то. Служил у нас один дипломат, не расставался с ней. Счастливая, говорил. И вроде бы выдумка, а все верили. Просто у каждого в дороге с собой всегда что-то было в напоминание о доме: фотокарточка, кольцо, нетающий снег в мешочке, а у него фляга с огненной водой. Скрытный мужичок, сложный. Я только после его смерти узнал, что у него больше никого и ничего не было, кроме этой фляги. Он говорил о ней, как о своём пути: целая, значит, и жизнь полная. Вот мы и сохранили традицию. Наполнили её, опустевшую возле мертвого владельца. Так что теперь со мной катается. И у нас еще осталось по три глотка за победу и по четыре на обратный путь.

— Не сглазь, — подмигнула Мира, поднимая следом за остальными кружку.

— Мы победим, — Люмин уверенно стукнула об неё своей.

— Кабачок Снежевич, — протянула Мира и закусила губу. — Ты бы спел что-ли? Я же знаю, что ты со своей подружкой никогда не расстаешься.

— В бой не беру. У боя своя музыка, — отозвался «Музыкант».

— Мне было бы интересно послушать, — искренне сказала Люмин. — Один знакомый Предвестник даже приглашал меня в гости, в Снежную.

— У нас очень холодно, — напомнил Серёжка. — Придется одеться теплее.

— Драконий Хребет — вот где холодно, — запротестовала Паймон, даже зубами застучала.

— Идёт, — пожал плечами «Музыкант» и вытащил откуда-то из-под стола гитару.

И как она только туда поместилась?

Легко тронул струны. Мелодия скользнула по пространству аккорд за аккордом.

Люмин заслушалась. Перед глазами заплясали припорошенные колючим серебряным снегом картины. На одних — она была смертельно одинока. На других — они парили с Итэром в облаках и ели пирожные в уютном кафе на краю скалы.

— Дурак, — бросила Мира и осушила очередную кружку. — Влюблённый дурак ты, братец…

— За твоего не скажу, — обронила Люмин, — а вот мой ещё хуже. Там особый случай. Принц Бездны. Его Высочество. Я бы на месте Капитано давно бы этого прЫнца за уши домой притащила и… заставила бы сутками пасти сумерских вьючных яков — было бы меньше времени на такие заскоки.

— Своего ты еще увидишь, — Мира сморгнула слезинку и, поставив кружку на стол, посмотрела внимательно прямо в глаза. — Обязательно.

— Спасибо.

А потом «Музыкант» запел. Тихо, затем всё громче. О доме, о семье, о любви и потерях. О том, как мир укрывает тьма, и как тьма сменяется светом. Об имени, от которого отречься не удастся, где бы ни был.

Натланцы слушали, украдкой вытирая слезы. Кто-то пытался аккомпанировать. Слова проникали в душу, погружали в нечто глубоко потаённое и личное. Всё же, Мавуика была права: без прошлого, без памяти, без общей культуры и истории, без души — жизнь невозможна. Она пустая, принадлежащая кому-то другому, и этот кто-то её уже не распишет. И в ней ты слаб, как цветок без корней.

Любимый ход Бездны. Вот против чего они все сегодня сражались и за что погибали.

Мира молчала, но скоро зазвучал и её голос — бархатистый и не такой уж и хриплый. Они с «Музыкантом» в эти минуты совсем перестали быть для Люмин фатуи, к которым она привыкла за путешествие по Тейвату. Сейчас это были просто два человека, в которых лилась живая кровь, и бились живые сердца.

Песня из Снежной перетекла в мотивы Натлана. Люмин подумалось, что поверженная Бездна тоже сейчас их слышала и пила, как разъедающую плоть кислоту. Только плоть на сей раз — её собственная.

А голоса звучали во имя и вопреки. Для тех, кто рядом, для тех, кого нет.

В какой-то момент Люмин поймала на себе взгляд Часки. Она сидела за столиком, накрытом для двоих, но второй половины не касалась — для сестры… Которая помнила каждую рану, что излечила. Которая, несмотря на разногласия и ссоры, искренне любила и переживала за Часку. И вот теперь ушла, забрав с собой в царство покоя часть её сердца.

«Музыкант» продолжал играть. На сей раз что-то совсем незнакомое большинству, но не Люмин. Ей почему-то вспомнился молчаливый Дайнслейф, одиноко сидящий в мондштатской таверне или возле её постели в сумерском лагере. Такой чужой и в тоже время понятный. Храбрый, говорящий то, о чем нужно знать, и берегущий то, что вскрывает раны. Человек, которому, как и Капитано, не нужна ничья похвала.

— Каэнри’ах, — прошептала Люмин в пустоту.

«Музыкант» едва заметно улыбнулся. Он находился глубоко внутри себя, но ещё глубже — в гитарных струнах, которых бережно касался. Фатуи почти дремали, слушая его уютную песнь, а Паймон и вовсе свернулась калачиком на пустом блюде и тихо посапывала.

Ни тени угрозы, ни желания отстраниться, только тепло, разрушающее яд и лёд — воплощениями которых фатуи обычно являлись Люмин.

Никакой лжи. Они сами впустили её в свой мир и разделили с ней общую войну. Паймон, кстати, не позволила бы себе уснуть так крепко на территории врага.

— Милорд, — будто бы невзначай произнёс «Музыкант».

Инструмент был тут же отложен, все одновременно встали.

— Капитано? — оглянулась Люмин.

— Что? Где? Никому не верьте! Я ничего не пересолила! — заверещала Паймон и тут же закрыла рот ладошками.

От образа Капитано пахнуло холодом. До чего же непривычным в жару!

— Разойдитесь по постам, сейчас не время поступать опрометчиво, — скомандовал он, но Люмин услышала в интонации заботу.

— Так точно, сэр, — ответил «Музыкант», обошёл её и тихо пожелал спокойной ночи.

— Сэр, разрешите личную просьбу, — выдохнула Мира.

Капитано молчал, но смотрел прямо на неё сквозь угольно-черную маску.

— Прошу вас не отстранять меня от службы. Даю вам слово, что не подведу.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

Миру потряхивало, пусть на ногах стояла ровно.

— Уже намного лучше, сэр. Благодарю вас.

— Если ты уверена, что отдых сделает тебе только хуже, возвращайся в строй. Но не стесняйся говорить, если что-то пойдет не так.

— Есть.

Мира бросила на Паймон загадочный взгляд и торопливо удалилась.

Внутри ещё разливалось тепло. Люмин и представить себе не могла, что сегодняшняя ночь способна почти породнить столь разных людей.

— Вас не утомили? — спросил Капитано.

Ей почудилось, или улыбнулся? С болезненной усталостью, но всё с тем же ясным, неповрежденным проклятием Бездны, тёмно-синим взглядом. В это очень верилось.

— Ни разу не поругались. Жаль, что эта ночь — лишь передышка. Битва всё ещё идёт внутри.

— Ты умеешь противостоять Бездне. Вытягивать её. Но она постоянно с тобой. Тебя сложно обмануть, но она приложит все силы.

— И проиграет.

— Вы с принцем очень похожи.

— Не называй его так. Его зовут Итэр, и он мой брат, — голос Люмин задрожал, а сердце вдруг охватило отчаяние.

— И только ты можешь достучаться до него, — произнёс Капитано так, словно считал это.

— Чем ближе к нему, тем больше я не понимаю, кто из нас по-настоящему прав. Но я не хочу, не могу позволить погибнуть этому миру.

— Береги эту ночь. — Капитано осторожно коснулся цветка в её волосах. — Интейват… В Каэнри’ах они росли повсюду, но теперь те земли обращают в прах всё, что принадлежало им и решилось коснуться снова. Ты не знаешь, что значит остаться без родины. Но твой брат — её воплощение для тебя. Я хочу, чтобы вы услышали друг друга. Вы на это ещё способны.

— Спасибо, — прошептала Люмин, прикрыв глаза.

— Мавуика ещё не вернулась? — выдержав паузу, спросил он.

— Нет. Она недолго была здесь, а потом снова ушла… Многим нужна помощь, не могла остаться в стороне.

Капитано глубоко вздохнул.

— Ты похожа на цветок, что в твоих волосах. Возвышаешься над ценностью золота, тонко чувствуешь мир и дрожишь на ветру. Тебе меня благодарить не за что, а вот мне всегда будет за что.

С этими словами он исчез будто бы не был, поселив в груди Люмин тянущую и тревожную пустоту.