Одобрение Сириуса (гет)

Ужин у профессора Слизнорта проходил неторопливо и навевал скуку. Многие участники только и делали, что вели разговоры о родных и их заслугах. В таком кругу Гарри чувствовал себя не очень уютно. Гермиона сидела на соседнем от него стуле и периодически бросала в его сторону взгляды. Уж она-то умела держать себя в руках и, как подобает воспитанному человеку, проявлять вежливость.

— Что с тобой? — не выдержав, спросила она шёпотом.

— Скорее бы это всё кончилось, надоело, — так же тихо ответил ей Гарри.

Гермиона кивнула и перестала его беспокоить. Не прошло и четверти часа, как он заметил, что она сделалась очень напряжённой, словно чего-то сильно опасаясь. Он проследил за направлением её взгляда и наткнулся на Маклаггена, демонстративно слизывающего с ложки десерт. Если это действие что-то и значило, а мысли на ум приходили не очень приличные, то Гарри оно совершенно не понравилось. Ощутив, как в его груди вспыхнула злость, он нахмурился и тут же демонстративно накрыл ладонь Гермионы своей. Её похолодевшая ладошка невольно дёрнулась под его пальцами, но осталась на месте.

— Что ты делаешь? — так же тихо, но с волнением шепнула подруга.

— Как что? Тебя спасаю, — с деланой невозмутимостью ответил Гарри и уверенней сжал её ладонь в своих пальцах.

Маклагген тут же переменился в лице и выронил ложку, из-за чего другие перевели на него взгляды. Гермиона же, кажется, довольная от произведённого эффекта, улыбнулась и аккуратно повернула ладошку, чтобы переплести пальцы с пальцами Гарри. Возможно, это заметили и другие члены Клуба Слизней, но сейчас друзьям было не до них. Гарри пытался припомнить, держал ли он за руку Чжоу в прошлом году, когда они гуляли или сидели вместе, но в памяти было пусто, словно это событие и тогда не могло вызвать у него эмоции. Сейчас же ему сделалось очень хорошо, хоть и волнительно. Из-за наглости Маклаггена он сделал то, чего хотел, а Гермиона не была против. Ему было лишь очень жаль, что эти прекрасные минуты крайне быстро пролетели. Их разрушил противный звук. Один из стульев, заскрипев ножками по полу, был отодвинут от стола.

— Благодарю за приём, профессор, — вежливо произнесла Джинни Уизли, поднявшись на ноги, и отправилась к двери.

Гарри и сам не понял, как это произошло — Гермиона вдруг разжала пальцы и выдернула свою руку, точно вдруг поняла, что совершила нечто непристойное и решила больше не смотреть на друга. Профессор Слизнорт всё ещё что-то говорил, пытаясь добиться от них признаний об успехах их близких, но Гарри его больше не слушал. Всё внутри него взвыло, точно его безвинно наказали и ранили, лишив самого важного, а Гермиона и вовсе перестала на что-либо реагировать, точно окаменела.

Когда ужин кончился, они вместе возвращались в башню, но при этом хранили молчание. Гарри стало совсем невыносимо, и он совершил остановку. Его настойчивый взгляд подруга не могла не почувствовать, потому замерла в каких-то шагах. Гарри с тем же упрямством стал ждать, когда же она повернётся.

— Гермиона, что такое случилось? — требовательно спросил он.

— Гарри, неужели ты сам не видишь? — делано поразилась она.

— Что такого я должен был видеть?

Гермиона тяжко вздохнула, словно в произошедшем на ужине мог не разобраться только ребёнок, и, больше ничего не сказав, двинулась дальше. Гарри снова начала одолевать злость — всё же было так хорошо, подруга не была против его внимания и того, что пальцы их рук наконец-то переплелись, а теперь вдруг обвиняет его непонятно в чём?

— А сама-то ты хоть что-то видишь?! — сердито бросил он ей в спину.

Гермиона снова остановилась, повернулась и недоуменно сдвинула брови, смотря на него. Неверное, можно было бы подойти к ней ближе и сказать всё прямо в лицо, но Гарри вдруг не смог сдвинуться с места. Ему показалось, что он не такой уж и интересный, находчивый и привлекательный, каким был его отец, чтобы добиться от противоположного пола внимания. Рискнуть и услышать от подруги извинения за то, что она не питала к нему схожих чувств, совсем не хотелось, потому он порывисто махнул рукой и, не смотря в сторону Гермионы, зашагал к башне. Она сама, похоже, расценила его слова лишь как необоснованный выпад и не стала его догонять, как и приставать с вопросами.

* * *

Вероятно, это было чересчур — взять и обмануть Гермиону с зельем удачи, которое он якобы подлил Рону в питьё, но ведь этот обман сработал и помог другу поверить в свои силы, пытался заверить себя Гарри, застав растерянность в глазах сообразительной подруги. Впервые он её обошёл, проявив хитрость. Рон снова купался в лучах славы, стоя по центру гостиной, когда Лаванда в порыве чувств бросилась к нему и обвила шею руками. Их губы слились в таком страстном поцелуе, что Гарри невольно отвёл взгляд, словно застал что-то непристойное. Именно в этот момент ему стало не по себе. Но не из-за Рона и Лаванды, конечно. Гарри обвёл взглядом гостиную, но так и не увидел Гермиону среди учеников. Она была и вдруг исчезла. Ощутив долю тревоги, он отошёл от членов команды и поспешил к выходу.

На ходу Гарри думал о всяком, например, о том, что подруга сильно расстроена — Рон для неё очень важен! — или что она очень обижена из-за обмана с зельем удачи. «Блин, но я не хотел её обижать! Я только хотел поддержать Рона!» — уверял сам себя Гарри, всё больше ощущая некоторое чувство вины. К его удивлению, он нашёл Гермиону в одном из классов. Она сидела на столе и при помощи палочки создавала жёлтых птичек. Она не была ни зла, ни обижена, хоть при этом счастливой тоже не выглядела.

— Надоело смотреть, — лишь сказала она, не дожидаясь вопроса, и продолжила себе управлять канарейками.

Гарри оказался озадачен. Неужели Рон не так сильно нравился Гермионе, как ему казалось? Но что в таком случае её расстроило? Он не имел представления и продолжал смотреть на милых пташек. Они кружили над создательницей, как будто бы желая развеять своим пением и видом все её печали. Гарри снова на неё засмотрелся. На её милое личико, нежные руки и хрупкую, почти беззащитную фигурку. Как бы ему хотелось, чтобы она так же внимательно смотрела не на бездушных, искусственно созданных птичек, а только на него.

— Чудесно, — сказал он уныло, и Гермиона невольно оторвала взгляд от своего детища.

— Что?

— Э-э… птички. Мило… выглядят.

— А, ну да, — не менее кисло согласилась подруга и взмахом палочки убрала своё творение, как будто его и не было. — Там уже все успокоились?

— Думаю, да. Не весь же вечер они будут праздновать…

Гермиона поднялась со стола и оказалась так близко с ним, что он не смог нормально дышать, как и думать о чём-то другом. Так и хотелось сделать к ней тот самый недостающий шаг, чтобы просто взять за плечи и открыть правду. А ещё лучше, если бы этот шаг привёл к тому, чтобы их губы тоже слились в поцелуе, как у многих парочек. Сердце Гарри сильно-сильно забилось, словно призывая к действию и говоря, что заветная минута настала. Едва он подумал об этом, как в класс валились Рон и Лаванда.

— Ой, здесь, похоже, занято, — пролепетала раскрасневшаяся сокурсница и поспешила увести своего парня.

Гермиона лишь покачала головой, словно эти двое её и впрямь ни капли не сердили, и развернулась к башне. Гарри, не очень довольный тем, что упустил прекрасную возможность для чего-то нового, молча последовал за подругой. Вот уж чего он не ожидал, так это того, что Гермионе вдруг придёт в голову развернуться на движущейся лестнице и заглянуть ему в лицо.

— Гарри, да что с тобой такое? — требовательно спросила она, застав его врасплох. — Ты то ведёшь себя как ненормальный, то вдруг замыкаешься! В последнее время ты так необъясним!

От её реакции Гарри несколько растерялся — Гермиона что, наблюдала за ним и беспокоилась? Наблюдала за ним в то время, как он думал, что ей важен Рон?

— Я… много думаю, — сказал он первое, что пришло в голову, и тут же пояснил: — О Сириусе… о его словах. Ну, и обо всём остальном.

— О… — тоже растерявшись, сказала Гермиона, вероятно, тронутая такой откровенностью. — Прости меня, Гарри, я… не должна была к тебе придираться и… нападать, — прибавила она мягко. — Мне, правда, очень жаль. И очень жаль, что Сириуса не стало.

Гарри показалось, что напряжение между ними тотчас рассеялось, и говорить с подругой стало совершенно легко.

— Всё в порядке, — ответил он. — Мне просто его не хватает, вот и... Ну, ты понимаешь.

Гермиона внезапно опустилась на одну ступеньку и заключила его в объятия. Гарри застыл на мгновение, но, опомнившись, осторожно сомкнул руки за её спиной.

— Я понимаю, — серьёзно сказала подруга. — Такое нельзя просто забыть или вычеркнуть из жизни.

Не зная, что и сказать, Гарри тяжко вздохнул и… внезапно расслабился. Объятия Гермионы, её слова и понимание словно бы согрели его и избавили от печалей и тревог.

Он чувствовал мягкие волосы, щекотавшие шею, чувствовал руки, сжимавшие его, и, конечно же, нежную щёку, соприкоснувшуюся с его щекой. Он не был один и чувствовать себя рядом с близким человеком было невероятно приятно. Когда они доехали до этажа и сошли с лестницы, внутри него словно бы наступила весна, когда всё расцветает и становится хорошо на душе. Гарри стало так хорошо, как будто только этого ему всегда и не хватало — Гермионы, с которой они бы могли разделить всё: и радости, и печали.

— Идём спать? — спросила она, заметив, что он всё ещё стоит на месте.

— Да… — запоздало отозвался Гарри, глядя на то, как она снова уходит.

А ведь вместе с ней уходит и это прекрасное чувство… настоящее волшебство, которого ему так не хватало.

— Гермиона!

— Да?

Подруга остановилась, и Гарри за секунды преодолел расстояние, что их разделяло.

— В чём дело, Гарри? — спросила Гермиона, снова оказавшись близ него.

Он больше не мог себя сдерживать, не мог заглушить свои чувства или забыть о том волшебстве, что так не хватает его израненному сердцу.

Вместо всяких слов и раздумий Гарри притянул Гермиону к себе и нетерпеливо коснулся её манящих губ своими, ощутил их мягкость и вкус, ощутил, как его сердце снова бьётся с неистовой силой. Гермиона же замерла ненадолго, но быстро очнулась и отшатнулась от него. Её губы всё ещё были приоткрыты, а в глазах застыло изумление.

— Теперь ты видишь? — спросил её Гарри, но не получил ответа.

Казалось, она не знала, что и сказать, потому лишь смыкала губы и снова раскрывала. К тому же голоса, доносившиеся сверху, говорили, что в гриффиндорской башне всё ещё праздновали победу команды по квиддичу и кто-то вот-вот мог спуститься. Залившись краской, Гермиона вдруг дала слабину. Развернувшись и не сказав ни слова, она помчалась по лестнице, точно вдруг испугавшись того, что произошло. Гарри же ещё немного постоял на месте, продолжая купаться в прекрасном чувстве. Он всё ещё ощущал мягкие губы подруги, к которым успел прикоснуться, ощущал её хрупкое тело в своих руках, ощущал её взгляд на себе. Ему хотелось это всё повторить, но только, чтобы Гермиона была согласна на его действия, чтобы она сама тянулась к нему или улыбалась ему в ответ. Но будет ли она согласна? Не бросит ли с ним общаться после того, что произошло? Гарри не знал ответа. Глубоко вздохнув, он подумал, что уже совершил самое главное — открыл свои чувства тому, кому хотел, и теперь только ей решать, могут ли они быть вместе.