Похищение «Супрематической Венеры» (джен)

4

Народ начал собираться возле галереи за два часа до открытия. Тщетно полицейские просили людей разойтись. Толпа бурлила и на полицейских не реагировала.

Все ждали открытия, а точнее, все ждали Люпена, а если совсем точно — каждый мечтал стать свидетелем кражи. Люди гадали, как и каким образом вор украдет картину. Сама картина интересовала зрителей исключительно как объект кражи. Из уст в уста передавали ее стоимость. Художественная ценность зрителей волновала мало. Увы, у галереи собрались совсем не поклонники супрематизма и его основателя Мазимира Калевича.

Как только двери галереи распахнулись, народ, толкаясь и переругиваясь, рванул внутрь.

Директор галереи, худой господин с тонкими черными усиками на бледном лице, не знал, радоваться или огорчаться. Такого наплыва посетителей он не видел давно, вот только интересовались все прибывшие не потрясающей компьютерной копией «Черного квадрата» и редким черновым вариантом «Белого на белом», а каким-то вором Люпеном Третьим. Этот вор собирался украсть картину из его галереи. Директор получил по электронной почте соответствующее уведомление. Оформлено оно было безвкусно, и директор терялся в догадках, зачем столь ограниченной личности понадобился шедевр супрематической живописи.

Вскоре директор проклинал Люпена на все лады, ибо несчастная галерея готова была лопнуть под напором любопытствующих, как перезрелый плод.

— Осторожнее, осторожнее, — тщетно взывал директор. — Не прикасайтесь, не прислоняйтесь, не трогайте! И не шумите!!!

Все было тщетно. Вокруг стоял невообразимый галдеж. То тут, то там взблескивали фотовспышки. Кто-то неловко взмахнул рукой, а может, попытался сделать сэлфи, задел картину и тут же взвыла сирена — это сработала сигнализация.

Директор кинулся к потревоженной картине и завяз в толпе. Тут же появилась полиция. Пожилой полицейский, энергично работая локтями, пер вперед ледоколом. В кильватере за ним следовал молодой черноволосый парень в штатском. Директор поднажал и вцепился парню в рукав.

Так они и прибыли к месту происшествия. Покосившаяся картина только чудом удерживалась на стене. Никто не пытался ее украсть.

Парень стряхнул директора с руки и вытащил рацию:

— Можете выключить, все в порядке.

Сирена смолкла, но на уровне шума это почти не сказалось.

— Вы из полиции? — директор с надеждой посмотрел на молодого человека. — Позовите старшего!

— Я из Интерпола, вот мое удостоверение, — парень протянул документ директору, — Ятагарасу Горо.

— Очень приятно, — раздраженно крикнул директор, — но я хотел бы поговорить с вашим начальником, с тем, кто тут всем распоряжается.

— Операцией руковожу я, — важно ответил Ятагарасу. — Я вас слушаю.

Директор смерил юношу взглядом и слегка обиделся. Никто не ценит супрематизм, даже охранять его галерею и ее бесценные сокровища послали какого-то молокососа. Он уже открыл рот, чтобы возмутиться, но тут вновь взвыла сирена, в противоположном конце здания. Пожилой полицейский заработал локтями, прокладывая путь в человеческом море. Ятагорасу держался за его спиной, директор следовал за ним. Уже знакомое зрелише: покосившаяся картина, как результат чьей-то неосторожности и ни малейшей попытки ограбления.

И снова Ятагарасу распорядился выключить, а затем вновь включить сигнализацию. Не прошло и пяти минут, как ситуация повторилась.

— Да выключите вы ее уже совсем! — не выдержал директор.

— А вы не думаете, что Люпен именно этого и добивается?

— Люпен — это ваша забота!

— Согласен, но разве вас не заботит сохранность картин?

— Это тоже забота полиции! Меня волнует лишь искусство! — патетически выкрикнул директор.

— Может быть, вывести из галереи хотя бы часть народа? — задумчиво предложил Ятагарасу.

— Ни в коем случае! — усики директора грозно встопорщились. — Искусство принадлежит народу! — Минуту назад он сам думал, что неплохо бы вытурить из галереи этих дикарей, но услышав подобное предложение из уст молокососа-интерполовца, воспылал праведным гневом. — Между прочим, сейчас придет лектор.

— Кто? — не расслышал Ятагарасу.

— Лектор, — прокричал ему на ухо директор. — Он расскажет об основоположнике супрематизма Мазимире Калевиче и его потрясающих картинах. Между прочим, он и сам неплохо рисует.

— Кто, Калевич?

Директор пронзил невежду взглядом:

— Калевич умер, а я говорю про лектора, мэтра Луи Жаколио. Он сам талантливый супрематист. Да, он не признан, но добился больших успехов. Увы, супрематизм, эта классика живописи, сейчас никому не интересен…

— Я понял, — Ята нетерпеливо прервал директора. Он не горел желанием слушать лекцию про супрематизм, тем более два раза. — Будем надеяться, что у мэтра Жаколио крепкие голосовые связки, и он сможет донести до присутствующих свою лекцию. А сейчас простите, мне надо работать.

Ята старался держаться уверенно. Он никак не ожидал подобного наплыва посетителей. В галерею набился, казалось, весь город. Понятно, что такой ажиотаж вызвал никак не талантливый живописец Мазимир Калевич, а наглый вор Люпен Третий. Но неужели это все поклонники Люпена? Или просто в этом городке совсем нечем заняться и народ рад любому событию?

И опять всему виной интернет. Так просто разместить в сети объявление. Один клик — и вот уже весь город на выставке ранее мало кому интересных картин.

Интересно, чтобы сейчас предпринял его учитель? Наверняка, проверил бы, не скрывается ли под видом директора вор Люпен Третий. Это, наверное, разумно, только вот у него свой путь. Пример учителя всегда перед его глазами, но он должен придумать что-то свое, не следует просто копировать инспектора Зенигату.

А директор, вынырнув из толпы, привычно уцепился за рукав Ята:

— Помогите мэтру Луи, он никак не может сюда пробиться!

Ята покрутил головой, никого не увидел, зато к нему моментально подлетел тот самый пожилой полицейский:

— Месье инспектор, там, у дверей, местный художник, мэтр Жаколио, уверяет, что приглашен прочитать лекцию.

— Да, да, я знаю, — тут же откликнулся Ята, — приведите его сюда, пожалуйста.

Полицейские ввинтился в толпу, пропал из глаз и через пару минут предстал перед Ята, но не один, а со странным человеком в огромных дымчатых очках. Человек был худ, бледен и небрит. Он протянул Ята тонкую вялую руку:

— Мэтр Жаколио, художник!

Голос мэтра был сипловат, пальцы подрагивали.

«Убогий или с похмелья», — подумал Ята.

— Господин директор, если все в сборе, то выставку можно открыть, — вопрос Ята прозвучал утвердительно.

— Нет, еще нет, как можно, — тут же взвился директор. — Мы ждем самого главного человека!

— Мэра? — уточнил Ята.

— При чем тут мэр, мы ждем месье Крюшо.

— Самый богатый человек в этом городе, — просветил Яту пожилой полицейский.

— Да, и он большой поклонник искусства. Именно он поддерживает нашу галерею и финансирует эту выставку, — восторженно провозгласил директор. — А вот и он!

Толпа расступилась. Похоже, месье Крюшо в этом городе знали все. Люди даже притихли поначалу, потом по залу прокатился взволнованный гул, затем раздались приветственные крики. Толпа, нетерпелива ожидавшая Люпена Третьего, радостно встречала нового кумира — самого богатого человека города. Вернее — кумира постоянного и неизменного. А что Люпен: сегодня здесь, а завтра ищи-свищи, богатств его никто не видел, а тут человек свой, проверенный.

Ята внимательно вглядывался в осанистого пузатого человека. Он двигался сквозь расступившееся человеческое море с уверенностью привыкшего повелевать и властвовать. Вальяжно взмахивал рукой в ответ на приветствия. Директора поприветствовал небрежным кивком, лектора вообще не удостоил внимания. Снисходительно оглядел Ята, поморщился:

— А где Зенигата?

— Операцией руковожу я, Ятагарасу Горо. А вы знакомы с инспектором Зенигатой?

— Разумеется нет! Просто я слышал, что он главный специалист по Люпену.

— Все так, — с готовностью подтвердил Ята. — Он главный и единственный. Никто не знает Люпена так, как он, никто не изучил так его уловки, не познал его хитрости. На каждый ход Люпена у инспектора Зенигаты есть контрмера. — Ята перевел дух и скромно закончил. — А я его ученик.

— Ну и где же этот непревзойденный ловец Люпена? — нахмурился месье Крюшо.

И без того бледный директор побледнел еще больше. Энергичный полицейский сник и сжался. Ята лишь пожал плечами:

— Дома, я думаю.

— Он что, — возмутился месье Крюшо, — не хочет поймать Люпена?! Или он не получил его приглашения! Или ему наплевать на свои обязанности! А может он сдался? Может, признал свое поражение? Может он понял, что никогда, никогда ему не поймать лучшего на свете вора!

— Вовсе нет, — обиделся за учителя Ята. — Инспектор Зенигата никогда не сдается! Просто так комиссар приказал, потому что… — Тут Ята запнулся и замолчал. Не к чему этому чванливому месье знать про все их дела. Он и так лишнего наговорил.

— Ладно, — милостиво кивнул месье Крюшо. — Что ж поделать, коли ваш комиссар болван. А тебя я не виню. Эй, директор, где ты там?

Месье Крюшо потерял к Ята интерес и тот облегченно выдохнул. Богачи привыкли всеми командовать, да только ему этот Крюшо не начальник, не обязан он перед ним в струнку вытягиваться.

Меж тем воспрявший духом директор, безучастный ко всему лектор и месье Крюшо, направились к картине. Чтобы пройти, им даже помощи полицейского не понадобилось. Люди с готовностью уступали дорогу, толпа сплющивалась, выгибалась, таяла при их приближении, а затем вновь пухла, заполняя все пространство.

Ята махнул рукой полицейскому, и они уже привычным манером двинулись в том же направлении, что и важная троица.

5

Зенигата следил за трансляцией, которую вела местная инициативная группа поклонников искусства. Кроме того, прямую трансляцию вели несколько местных блогеров. Да и просто посетители уже успели накидать в сеть свои ролики. Из всей этой мешанины Зенигата пытался выделить главное — найти Люпена. Он не сомневался, что Люпен будет на открытии, ведь именно этот момент он назначил для кражи. И он будет в маске.

Сейчас Зенигата всматривался в каждое лицо и мысленно примерял его на Люпена.

Вот этот директор — чем не кандидат на роль Люпена? Возможно, настоящий директор сидит сейчас где-то связанный, с кляпом во рту, или лежит, усыпленный. А Люпен, натянув маску, расхаживает по галерее, водит за нос Ята и знай себе, посмеивается. Ведь это директор потребовал выключить сигнализацию. Эх, будь он там, в галерее, дернул бы директора за черный ус, а еще лучше, за щеку, чтобы сразу определить маску. Но Ята слишком робок и тактичен, а может просто все позабыл от волнения.

«А вот этот, — перескакивала мысль инспектора на другое действующее лицо, — этот лектор. Очки огромные. Зачем? Может он и есть Люпен?»

Или тот шустрый полицейский, что постоянно ошивается рядом с Ята. Вроде пожилой, но сильный и энергичный. А что, Люпену не привыкать изображать полицейских.

Да и сам Ята подозрителен. Люпен ведь и на такое способен. Сколько раз он изображал самого Зенигату, так что изобразить Ятагарасу Горо ему ничего не стоит. И где же сейчас на самом деле его помощник?

А потом появился местный босс. Зенигата, кося одним глазом в ноутбук, достал смартфон и нашел сведения о месье Крюшо. Самый богатый человек города. Меценат, спонсор и покровитель много чего. Толстый и некрасивый, но женщины его обожают.

«Еще бы, — подумал инспектор, — при таких-то деньгах».

На одном из снимков рядом с пузатым Крюшо мелькнула знакомая рыжая шевелюра. Так, так, так, кто бы сомневался. Фудзико не пропустит ни одного богача. Странно, что она не приехала вместе с ним в галерею. Впрочем, вполне возможно, она уже получила от месье Крюшо все, что хотела. А значит, богач стал Фудзико не интересен, и она отправилась на поиски новой жертвы.

Зенигата сличил снимки со смартфона с картинкой из ноутбука. Это был один и тот же человек. Только вот это еще ничего не доказывало. Такой мастер маскировки, как Люпен, может скопировать любого человека. И поэтому, месье Крюшо, как и директор галереи, как и странный лектор, как и энергичный полицейский, и как, увы, его верный помощник — все они под подозрением. Как и любой из посетителей выставки. Люпен может быть где угодно и кем угодно.

6

— И вот она! — надтреснутым голосом проверещал лектор. — Вот апофеоз и синтез, кульминация и кристалл мысли. Шедевр. Лебединая песня Маземира Калевича. Вот она — «Супрематическая Венера»!

Лектор простер дрожащую руку в направлении картины. Она висела на стене, освещенная софитом.

— Вот она! — потряс рукой лектор, но даже не повернул головы в сторону картины. Шедевр супрематической живописи он знал до последней черточки. Он тысячу раз копировал его, пытаясь раствориться в строгости линий, чистоте цвета и избавится от навязанного извне смысла.

Но копии всегда уступали оригиналу. Он призывал толпу взглянуть, но сам уже не хотел, не мог смотреть на картину.

Он был измотан бессонной ночью в компании мук творчества и абсента. И вот теперь несносный свет прожектора бил прямо по оголенным и натянутым, как струна, глазным нервам мэтра Жаколио. Море человеческих лиц с пустыми равнодушными глазами простиралось перед ним. Бессмысленные рыбьи глаза и шедевр за его спиной. Мэтр пожалел, что у него нет очков с черными, непрозрачными стеклами.

Директор тоже знал картину до последней черточки, но сейчас он не смотрел на нее не поэтому. Он пытался спасти другие экспонаты галереи от любопытствующих варваров. В этом ему помогал энергичный полицейский.

Месье Крюшо придвинулся к картине вплотную, чуть ли носом в нее не уткнулся.

«Наверное, пытается отыскать там Венеру», — не без злорадства подумал Ята.

Картина его не впечатлила, как и лекция. Вообще, под сиплые повизгивания мэтра толпа заскучала, многие зевали. При финальном вопле лектора толпа оживилась, спящие проснулись и все дружно уставились на картину. Ничего интересного зеваки там не увидели. На лицах все явственней проступало разочарование. Стоило мариноваться тут полдня, чтобы посмотреть на цветные фигурки. Еще и Люпен обманул. Обещал украсть, а сам не пришел. Эх, весь день псу под хвост!

И тут в толпе произошло некое движение. Ята удивленно вытаращил глаза. Непонятно, откуда вдруг взялся этот человек. Сущий попугай. Вначале в глаза Ята бросились разноцветные дреды. Они были просто всех цветов радуги. Потом он увидел бороду. Она была не только разноцветная, но еще и с вплетенными в нее ленточками. На голове пестрел мешаниной красок огромный, сползающий на глаза, берет.

Одет человек был в необъятных размеров желтую блузу с ярким принтом спереди. Ята не разобрал, что изображено на принте, но по всему выходило, что это ярый поклонник Маземира Калевича. Буйство красок явно иллюстрировало полную победу цвета над здравым смыслом, что, как понял Ята из лекции мэтра Луи, являлось главной целью супрематизма.

Перед красочным пришельцем толпа расступалась еще поспешнее, чем перед месье Крюшо. То ли все так прониклись его стремлением приложиться к святыне — супрематической Венере, то ли боялись испачкаться.

Разноцветный пробился к лектору, и почти копируя его, протянул руку к картине.

— Позор! — вдруг выкрикнул он чуть хрипловатым, но зычным голосом. — Как можно восхищаться этим анахронизмом. Это же древнее иероглифа! Жалкие, отсталые бумагомаратели!

Тут разноцветный обличающе ткнул в мэтра Луи пальцем. Тот шарахнулся в сторону и попытался вклиниться в толпу.

— Только мы — лицо нашего времени! Супрематизм — пережитки прошлого. Пора бросить его с самоката современности! Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней, — продолжал разоряться разноцветный.

И тут Ята догадался, что «попугай» является представителем некого противоборствующего направления живописи. Он и сам, очевидно был художником, отсюда и столь странный внешний вид. Богема, что с нее взять!

А красочный растаман, как оказалось, не собирался ограничиваться словами. С необыкновенной ловкостью он вдруг выхватил из-под блузы пузатый ярко-зеленый водяной пистолет. И не тратя больше время на пустые разговоры, выстрелил. Из дула пистолета выметнулась ядовито-зеленая струя. Народ ахнул и в едином порыве шарахнулся прочь от стрелявшего. Ята рванул было вперед, к картине, уже прозревая возможный исход событий, но тщетно. Людская волна увлекала его прочь. Столь же беспомощен был и директор галереи, не говоря уже о тщедушном лекторе. Даже энергичный полицейский оказался бессилен.

Рядом с картиной остался только месье Крюшо. Ята решил, что он не понимает опасности, грозившей как ему самому, так и картине. Растаман, хиппи, или кем он там был, прицелился в Венеру. Он картинно медлил, словно киношный злодей, понимая, что никто не способен ему помешать. Ята не удивился, если бы злодей-художник вдруг разразился дьявольским хохотом. Но он просто молчал и целился. Картина была обречена. Венере суждено было погибнуть под слоем кислотной зелени.

Ята стало безумно жаль несчастную, пусть он так и не смог отыскать ее среди квадратов и ромбов. Лучше бы ее украл Люпен. Все-таки вор был всегда галантен с женщинами, даже с супрематическими.

Директор зажмурился, лектор обмяк и кажется, потерял сознание, энергичный полицейский в гневе сжал кулаки. Ята смотрел во все глаза и кусал губы.

Убийца вдавил кнопку пистолета.

И тут произошло невероятное. Месье Крюшо сорвал картину со стены и спрятал ее у себя на груди. Более того, он успел повернуться спиной к нападавшему. Ткань дорогого пиджака окрасилась зеленым. Самый богатый человек города скорчился, сжался, мужественно прикрывая собой картину. Взбешенный художник расстреливал его из водяного пистолета. Чужая храбрость окрылила посетителей галерее. Толпа пришла в движение, накатила на разноцветного, готовая смять его, свалить, растоптать. Но впереди всех оказался полицейский. Нет, не тот пожилой, а молодой, но не менее энергичный. Ята не видел его раньше, должно быть, он был в оцеплении снаружи. Полицейский ловко обезоружил «попугая», скрутил ему руки.

— Я позабочусь о нем, — выкрикнул он, — спасайте картину, помогите месье!

Ята кинулся к месье Крюшо. Но директор опередил его. Он уже поднимал героического месье, даже не обращая внимания на пачкавшую руки и одежду краску.

— Вот она, — месье воздел руки. В них была она, «Супрематическая Венера», целая и невредимая. Картину водрузили на ее законное место, месье увели отмываться от краски.