Аладдин и Тайны Древних (джен)

Славный город Аграба. Рыночная площадь и окрестности.

— Вай, только попробуйте! Это же чистый сахар, а не дыня! — распинался один из торговцев.

День только начался, а ночная прохлада ещё не до конца покинула город, сменившись удушающей жарой пустыни — самое время пройтись по базару и прикупить свежих фруктов, присмотреть приятные глазу безделушки или почесать языками с болтливыми кумушками, занятыми точно тем же самым. И точно столь же отличное время для того, чтобы добыть себе что-нибудь на завтрак. Каждый бедняк Аграбы знает — не хочешь остаться голодным и сдохнуть в канаве, умей вертеться. Вот и сейчас, продавец дынь, приехавший в город с фермы в одном из ближайших оазисов, во весь голос рекламировал свой товар, стараясь продать побольше сочных плодов до самой жары, а с поддерживающего навес столба ловко свесилась небольшая, но весьма умная и умелая мартышка и, оглядевшись по сторонам, подхватила одну из дынь, с явным трудом приподняв её над прилавком и прижав к груди.

— Ах ты, грязная обезьяна! — услышавший шорох продавец, резко обернулся, замахиваясь рукой на зверька. — А ну отдай! Отдай, кому говорю!

Обезьяна издала весьма презрительный звук, высунув язык и буквально брызжа слюной на человека, принявшись раскачиваться, зацепившись хвостом за подпорку, и старательно уворачиваясь от пухлых рук торговца. Глаза мартышки внимательно следили за его движениями, демонстрируя несвойственную для животного сообразительность — она явно знала, что и зачем делает. И через несколько секунд всё встало на свои места. Проходивший мимо прилавка молодой парень, с независимым видом разглядывавший людей и товары вокруг, воспользовался тем, что торговец полностью сосредоточен борьбой с «мохнатым грязным воришкой», и плавным движением подхватил спелую и более крупную дыню, прижал её к груди и со столь же невозмутимым видом двинулся дальше по базару, растворяясь среди сотен таких же «покупателей».

Плюнув в торговца дынями в последний раз, зверь наконец бросил дыню обратно в кучу таких же, явно постаравшись сделать это так, чтобы та начала скатываться на землю, вынуждая торговца предпринять попытку её поймать, и шустро метнулся наверх, перепрыгивая с навеса на навес и убегая вдоль улицы.

— Ох ты ж… — с трудом, но продавец поймал падающий плод, аккуратно уложив его на верх кучи, только теперь заметив, что, кажется, на одну дыню стало меньше. — О Аллах всемогущий, за что мне всё это?!

А тем временем, пройдя пару кварталов и свернув в неприметный переулок, оканчивающийся тупиком, заставленным множеством старых рассохшихся ящиков и бочек, стащивший дыню парень с блаженной улыбкой сел на один из них, откинувшись на стену здания. Хвостатый сообщник вора появился буквально через минуту, ловко спрыгнув откуда-то сверху и с довольным визгом пробежавшись по голове и плечами парня.

— Да-да! — рассмеялся он. — Ты как всегда молодец, Абу! Это никогда не надоест. Держи, завтрак готов!

Аладдин, а это был именно он, ловким ударом об колено разломил дыню на две примерно равные части, тут же протянув одну из них мартышке. Их дуэт из обезьяны и человека состоялся и эффективно работал уже на протяжении многих лет — парень нашёл Абу ещё детёнышем, подобрал неподалёку от стен Аграбы, спасая от смерти под палящим солнцем, и с тех пор мартышка следовала за ним повсюду, оказавшись на удивление сообразительным животным. Порой Аладдин даже задумывался, а не разумен ли его спутник, настолько по-человечески он себя иногда вёл. Да и издаваемые им звуки… Словами это, разумеется, назвать было нельзя, но за несколько лет совместной жизни на улицах города он даже научился понимать, что Абу хочет ему сообщить. Ну, или думал, что понимает… Хотя, практика всё же говорила именно в пользу первого.

Жить бедняка в Аграбе была… не самым лёгким делом, хотя, конечно, это было всё же лучше, чем где-нибудь посреди пустыни, подыхая от жажды и голода одновременно — в стенах города было возможно хотя бы добыть воду, он был построен в крайне удачном месте, а от городских колодцев стража не гоняла даже таких, как он, позволяя выпить свою кружку живительной влаги. С едой было чуть сложнее, и столь удачное утро, как сегодня, случалось далеко не каждый день, но они как-то справлялись. По крайней мере, Аладдин видел множество бедняг, которым было куда труднее, вспомнить хоть недавнюю парочку детишек, брата с сестрой, с которыми он поделился украденным батоном хлеба пару дней назад. Жить воровством было…

— Никто не смеет воровать у меня! Я Азир! Даже самые отбросы общества знают, что случается, если попытаться ограбить меня… Меня!

Гневный возглас Азира ибн Али, самого склочного торговца в Аграбе, которого даже Аладдин всегда старался обходить стороной, чтобы не «познакомиться» с его ятаганом, заставил юношу удивлённо оторваться от поедания своей части дыни, прислушиваясь к доносившимся снаружи переулка звукам. Какой-то особенно отчаянный бедняга попался? Ох, не повезло ему… Ох не повезло… Азир никогда не сдавал пойманных воришек страже, что, особенно по первому разу, было бы просто благом — два десятка ударов кнутом, конечно, не самое полезное для здоровья дело, но уж точно куда лучше, чем отрубленная кисть. А именно по этому старинному закону, редко применявшемуся с восхождения на престол нынешнего султана, и продолжал жить торговец. Да… кому-то не пове…

— Я… Я прошу! — раздавшийся нежный и мелодичный девичий голос выдернул Аладдина из расслабленного состояния стороннего «слушателя, которому нет никакого дела». — Я… Я схожу во дворец! Я возьму денег у султана! Прошу, подождите лишь немно…

«Дворец»? «У султана»? Удивлённо переглянувшись с Абу, Аладдин отложил половинку дыни в сторону, спрыгнув с ящика и осторожно подходя к выходу из переулка. Не такие слова ожидаешь услышать от пойманной девушки-воровки… Уж точно не посреди простого базара Аграбы… Нет, это, конечно, могла быть одна из служанок дворца, вышедшая за продуктами и решившая «внезапно» украсть что-то у одного из торговцев… Звучит, как бред, но это всё же было возможно! Но… Аладдин помотал головой.

— Нет! Нет! Прошу вас! — теперь в голосе девушки звучал панический ужас.

Глаза юноши расширились, а сердце пропустило один удар, когда он увидел, что Азир уже заносит свой клинок, крепко сжав тонкое запястье воровки и прижимая её руку к грубым доскам небольшого стола, приколоченного сбоку прилавка, «украшенным» уже множеством зарубок и засохших кровавых пятен. Девушка была… невероятно красива — изящные черты лица, буквально затягивающие своей глубиной карие глаза и густые чёрные волосы, скрыть ухоженность которых не мог даже накинутый на голову грубый платок. Требовательно дёрнувший его за ухо Абу заставил Аладдина сбросить наваждение и под удивлённый крик обезьянки метнуться вперёд, в последнюю секунду вцепившись обеими руками в запястье руки Азира, державшей ятаган.

— Это ещё что? Очередной босяк?! Ты заодно с этой воровкой?! — взъярился торговец, вперив в юношу гневный взгляд.

— О! Нет-нет! — замотал головой Аладдин. — Добрый господин, прошу вас, простите мою бедную сестру! Я благодарю Аллаха, что вы нашли её, пока не случилось чего-то страшного! Я искал её со вчерашней ночи! Бедная девочка совсем запуталась…

— Ты… знаешь её? — сурово нахмурился Азир, переводя взгляд с озадаченной воровки на Аладдина и обратно.

— Увы мне, господин, — демонстративно понурился юноша, искренне надеясь, что неизвестная девушка сообразит подыграть ему, иначе… Что будет в противном случае он пока старался не думать. — Это моя сестра. Аллах наказал её, — он покачал головой, буквально чувствуя лопатками гневный взгляд спасаемой, — почти отняв разум… Наши пожилые родители уже не могут присматривать за быстроногой пигалицей, а я… — он вздохнул, — я не уследил…

— Твоя… сестра, — прищурился мужчина, — сказала, что знает султана. Она собиралась идти во дворец за деньгами!

— Ох, добрый господин! В лучшие дни Аллах смилостивляется над ней, даруя просветление, но порой… Она считает нашу ручную обезьянку, — Аладдин демонстративно указал на выглядывающего из переулка Абу пальцем, — султаном… Я лишь могу надеяться, что до нашего светлоликого господина Хамеда Боболониуса никогда не дойдут сии удручающие слухи… Султан милостив, но даже его великодушие может иметь границы…

Игра была рискованной — девушка могла не сообразить, чего именно он добивается, могла возмутиться, могла просто донести на него страже, оказавшись и в самом деле одной из служанок, но ничего лучше здесь и сейчас юноша придумать просто не успевал. Но именно потому ему невероятно повезло, когда, справившись с первым шоком, незнакомка изобразила на лице странное выражение, видимо, должное означать её слабоумие, и, бросив взгляд на удивлённую мартышку, бухнулась на колени, с облегчением заголосив что-то неразборчивое про «благословенного султана», «просьбу о милости» и всё такое прочее.

На лице Азира отразились серьёзные сомнения. Слывший весьма суровым и безжалостным к воровству, торговец не желал так просто отпускать буквально пойманную за руку на краже девку, это было бы дурным примером для множества других бедняков, которые наверняка уже к вечеру будут знать всю эту историю в мельчайших деталях. А ему совершенно не улыбалось тратить множество сил на восстановление своей грозной репутации, создаваемой годами. Но и просто отмахнуться от слов юноши о бедах его сестры он не мог тоже — хоть у самого Азира и не было ни сестёр или братьев, ни детей, блаженные всё же вызывали у него сочувствие… Отнятый Аллахом разум был тяжким грузом, как для самого безумца, так и для его родных.

— Следи за своей сестрой лучше, юнец… — неохотно выдавил из себя Азир, тяжело вздохнув. — Даже не попади она ко мне, попасться на воровстве — не самое приятное дело… Вряд ли такая юная девица легко перенесёт двадцать ударов кнутом…

— Благодарю тебя, о милостивый господин! — низко поклонился Аладдин. — Я отведу её домой, и буду молить Аллаха о снисхождении и исцелении! Пошли, Абу!

Торговец вяло махнул рукой, возвращаясь за свой прилавок, а Аладдин, пока тот не передумал, обхватил вздрогнувшую девушку за плечи и потащил за собой по улице. Домой или нет, но с базара пора было убираться — они доставили достаточно развлечений зевакам, скоро происшествие станет достоянием стражи, а связываться с ними юноше совершенно не хотелось. Слишком уж хорошо они его знали… Дыню было жалко — вкусная.

— Куда… куда ты меня ведёшь? — едва они вышли за пределы базарной площади, свернув на одну из прилегающих улочек, молчавшая до сих пор девушка отпрянула в сторону, настороженно уставившись на Аладдина. — Кто ты вообще такой?!

— Могла и поблагодарить за спасение… Я бы не отказался получить поцелуй от благодарной прекрасной незнакомки! — Аладдин окинул собеседницу явно заинтересованным взглядом, отмечая, насколько она всё же была красива — такой место в гареме султана, а не в переулках Аграбы… — Азир бы отрубил тебе руку, не моргнув и глазом — не зря его прилавок стараются обходить стороной даже самые рисковые воришки…

— Ч-что?! — девушка возмущённо вскинулась, выхватывая откуда-то из-под своего балахона небольшой кинжал и выставив его вперёд, настороженно следя за движениями своего нового знакомого. — У меня есть оружие! Так что, никаких поцелуев! Только посмей подойти, и я…

— Эй! Эй! — выставил перед собой руки Аладдин. — Спокойнее, сестрёнка! Я не…

— Я тебе не сестрёнка!

— Хорошо… Не сестрёнка, — покладисто кивнул юноша, следя за острым предметом в руках явно нервничающей девушки. — Ты что впервые оказалась на рынке? Прости за прямоту, но… Ты явно не знаешь, как выживать на улицах.

— Это так заметно?

— Не считая недостатка осторожности? Ты, определённо, выделяешься среди прочих. И, уж точно, совершенно не знаешь, как опасно может быть на улицах Аграбы, если… если зайти не туда…

— Кинжал всё ещё у меня!

— Так… Погоди… — юноша вздохнул. — Кажется, мы не с того начали… Прости… Давай познакомимся по-нормальному. Меня зовут Аладдин, я… свободный, в определённом смысле, житель Аграбы, — он улыбнулся. — Жилище моё, конечно, не похвастает богатством, но зато, над нами с Абу, —юноша указал пальцем на мартышку, — нет хозяев и мы сами решаем, что и как нам делать… Сейчас вот — я решил спасти твою руку от знакомства с ятаганом Азира…

— Спасибо тебе за это, — насупилась девушка. — Меня… Я… — она явно не хотела назвать своё имя, хотя, почему и от чего, Аладдин ответить затруднялся.

— Ты от чего-то бежишь? — понятливо покивал юноша, с удивлением заметив, как собеседница чуть вздрогнула от его слов. — Или от кого-то?

— Я… Я сбежала из дома. Отец… Он собирался выдать меня за муж за того, кого подберёт сам…

— Все так делают, — пожал плечами Аладдин. — Не то чтобы я в этом разбирался, но… Мои подруги не раз обсуждали что-то подобное.

— Но я так не хочу! Вот я и… сбежала.

— И так часто бывает… — вздохнул юноша, через секунду пожав плечами, — Что же, я-то уж точно ни к чему тебя принуждать не стану… Могу лишь предложи…

Договорить он не успел — в следующую секунду в переулок почти вбежала четвёрка городских стражников, целенаправленно двинувшись в их сторону.

— Вот этот парень! В точном соответствии с описанием! — один из стражников, часто гонявший Аладдина в неудачные дни, сверился с листом пергамента в руках и указал пальцем на юношу. — Взять его! Девка не нужна.

— Ч-что?

— Девка?!

Синхронно воскликнула пара, не сговариваясь делая шаг назад, заполошно оглядываясь. Но с противоположного конца переулка в их сторону тоже уже двигалась стража, беря жертву в клещи, отрезая все пути к отступлению. Аладдин бросил быстрый взгляд влево… вправо… даже наверх, но переулок был до отвращения «надёжным», не оставляя путей к отступлению — именно здесь и именно сейчас не было даже захудалой бельевой верёвки, протянутой между окнами домов, на которую можно было бы запрыгнуть, чтобы подтянуться и попытаться выбраться на крышу.

— Не миновать тебе тюрьмы, парень. Кажется, ты наконец-то допрыгался!

Яростно заверещавший Абу прыгнул в лицо одного из стражников, но тот просто отмахнулся от мартышки, отправив зверька в короткий полёт до ближайшей стены, вызвав у Аладдина взволнованный крик. Отвлёкшись, он не заметил, как командир отряда сделал широкий шаг вперёд и ловким движением заломил ему руку за спину, заставляя юношу болезненно вскрикнуть, сгибаясь в три погибели. Он пытался вырваться, но не с его комплекцией бороться против рослого взрослого мужчины, не один год занимавшего свою должность, и отнюдь не за красивую улыбку.

— Не рыпайся, малец!

— Я… Вам… Не девка!!! — гневно воскликнула его спутница, резким движением откидывая капюшон, открывая взору присутствующих уже замеченные Аладдином густые чёрные волосы… украшенные богатой диадемой с крупным голубым камнем. — Отпустите его немедленно! Это приказ!

— П… Принцесса Жасмин?! Прошу меня простить! Я не сразу узнал вас в этом… этом костюме! Когда Великий визирь сообщил мне, что вы здесь… за стенами города, я не поверил своим ушам… — стражник почтительно склонил голову, заставив Аладдина наклониться ещё ниже.

— Принцесса? — с трудом приподняв голову, чтобы взглянуть на девушку, выдавил из себя юноша.

— Тебя не касается, где и с кем я провожу своё время, Расул! — притопнула ножкой Жасмин. — Ты получил приказ! И должен исполнить его!

— Я бы с радостью, принцесса, — ещё ниже склонился мужчина, — но у меня прямой приказ Джафара… Я не могу ослушаться — я должен доставить этого бродягу во дворец и поместить в одну из камер темницы…

— Ч-что? Но… зачем? Он спас мне жизнь!

— Да благословит его за это Аллах, — чуть мягче произнёс Расул, — но я не могу ослушаться приказа визиря, принцесса… Вы же знаете… Поговорите с ним сами, если желаете… Я уверен…

— Уж не сомневайся, что я поговорю! — мрачно перебила его девушка. — Хотя бы перестань обращаться с ним, как с мешком! Ты сломаешь ему руку!

— Простите, принцесса… — мужчина и впрямь чуть ослабил давление, позволив Аладдину облегчённо выпрямиться, хотя и продолжал крепко держать его за предплечье.

— Идём во дворец. Живо!

Стражники синхронно поклонились, выстраиваясь вокруг трио из девушки, Аладдина и Расула, и вся компания двинулась на выход из переулка. В голове юноши, на автомате передвигавшего ноги, крутились только две мысли — как там Абу, так и оставшийся лежать у стены, и что он… вымогал поцелуй у принцессы!!! Аладдин невольно сглотнул — ему только и оставалось надеяться, что история не всплывёт, а то камера в дворцовой тюрьме покажется ему райскими кущами…

Древний и величественный город Аграба. Дворец султана Хамеда Боболониуса II. Казематы.

— Принцесса… — обречённо покачал головой Аладдин. — Не могу поверить!

Юноша обмяк, опёршись спиной на каменную стену камеры. Казалось, даже закованные в кандалы руки, жёстко закреплённые на стене в поднятом кверху состоянии, не беспокоили его столь же сильно, как тот факт, что спасённая на базаре девушка оказалась принцессой Жасмин… В голове Аладдина пролетало множество мыслей — от чувства лёгкой паники (всё же, столь фамильярного обращения с дочерью султана эти самые султаны обычно не прощали) до странного ощущения блаженной эйфории. Принцесса… оказалась ещё более красивой, чем её рисовала молва, а он не просто увидел её вблизи! Он спас её на базаре, не позволив Азиру отрубить руку, он касался её собственными руками, когда уводил прочь, в переулок, он… Он требовал от неё поцелуй в благодарность! Юноша издал тоскливый стон, дважды с силой приложившись затылком о камни стены. Каким же глупцом…

Раздавшийся откуда-то сверху шорох заставил его насторожиться и напрячь глаза, вглядываясь в практически непроглядную темноту камеры, свет в которой давали только отблески пламени факелов в коридоре снаружи, пробивавшихся через решётчатое окошко на двери. Через секунду шорох повторился, а Аладдин не удержался от счастливого возгласа — с одной из потолочных балок, явно найдя какую-то щель, чтобы пробраться в подземелья, свесился Абу! Мартышка выглядела весьма запылённой и чуть помятой, короткий полёт до стены в том переулке и плутания по подземным коридорам явно не прошли для неё даром, но зверёк был жив и почти здоров, а это сейчас было главным.

— Абу! Мелкий ты проныра! Иди сюда, ко мне! — махнул, насколько позволяли кандалы, кистью Аладдин.

Издав недовольный возглас, Абу принялся спускаться, уже через десяток секунд ловко спрыгнув на усыпанный песком пол камеры прямо перед юношей. С выражением на мордочке, явно должным означать издёвку и аналог человеческой фразы «я же говорил», Абу принялся расхаживать из стороны в сторону, оглядывая хозяина и его прикованные к стене руки. Наконец, словно сжалившись над «непутёвым лысым обезьяном, опять вляпавшимся в какие-то неприятности», мартышка запрыгнула на плечи хозяина, принявшись обнюхивать тяжёлый замок и кованую стальную пластину.

— Давай же! Как я тебя учил! Ну! — подбадривал Абу Аладдин. — Да! Вот так! Ну же!

Фыркнув на слова юноши, мартышка выудила откуда-то из-под грубо сшитой жилетки, украшавшей её туловище, пару продолговатых металлических предметов, оказавшихся неким подобием набора отмычек, и принялась увлечённо ковыряться ими в замочной скважине. Это была главная надежда Аладдина — он старательно обучал Абу взламывать несложные замки, считая, что, помимо врождённой ловкости и скорости весьма умного для своего вида животного, столь необычный навык может рано или поздно оказаться крайне полезным. Как показывала практика прямо сейчас, он не прогадал ни на грош. Абу издал торжествующий крик, а в следующую секунду замок звонко щёлкнул, открываясь.

— Молодец! — похвалил обезьяну Аладдин, освобождаясь, наконец, от удерживавшей его пластины и подхватив питомца на руки, принявшись осматривать. — Как ты, малыш?

— Раз уж твой друг столь умел, — раздавшийся из самого тёмного угла скрипучий старческий голос заставил обоих узников вздрогнуть — ни Аладдин, ни Абу и не подозревали, что в камере есть кто-то ещё, — что пробрался в казематы и освободил тебя от цепей, быть может ты окажешь столь же великодушную услугу и мне?

— К-кто ты?

— Такой же узник этого места, как и ты, парень… кха… — закашлялся незнакомец, прервавшись на несколько секунд. — Только провёл я тут не пару часов, а больше полувека…

Нахмурившись, юноша переглянулся с выглядевшей столь же настороженно мартышкой и двинулся на голос в дальний угол помещения. Там оказалась небольшая ниша, достаточная лишь для того, чтобы разместить одного узника, а к стене был прикован дряхлый старик в грязном рубище — Аладдин никогда не видел никого настолько старого и явно болезненного, хотя глаза незнакомца источали так и не сломленную за десятилетия волю к сопротивлению. В отличие от самого юноши, старик был прикован не кандалами прямо к стене, а сидел на толстой цепи, обладавшей достаточной длиной, чтобы позволять ему менять положение, но бывшей также достаточно короткой, чтобы не дать пленнику перемещаться по камере.

— Ну, чего смотришь? — проворчал мужчина. — Стариков никогда не видел?

— Видел, — кивнул Аладдин. — Но не думал, что в казематах сидит кто-то столь старый… Нынешний султан проявил себя великодушным и добрым правителем…

— Нынешний? — криво ухмыльнулся старик. — А кто сейчас султан? Сам понимаешь, сложновато следить за новостями, когда стража не особенно разговорчива…

— Так Хамед Боболониус… — озадаченно моргнул юноша. — Второй, разумеется.

— Ха! Сынок Хамеда старшего… Помню этого добродушного парнишку. Значит, старый хмырь-султан подох? Невероятно радостная новость! Только вот меня освободить, похоже, забыли!

— А… За что ты тут?

Аладдин и в правду не понимал, что происходит — нынешний султан редко сажал кого-то в тюрьму, да даже его нахождение здесь… Юноша здорово подозревал, что приказ, о котором говорил стражник Расул, и в самом деле исходил от визиря, но вот султан… Что-то подсказывало Аладдину, что тот мог и вовсе ничего не знать о схваченном жителе города. И это наводило на очень неприятные мысли — Джафару было что-то от него нужно. А вызывать интерес столь высокой персоны никто из бедняков в здравом уме не пожелает ни за какие блага и награды.

— О-хо-хо! — оскалился пеньками зубов старик. — Я знаю такие тайны, о которых ты даже не подозреваешь! Но нет, Хазиф ничего им не сказал! — на лице всё ещё прикованного цепью узника проступило безумное выражение. — Они спрашивали! Долго! Даже пытали! Ты не представляешь, парень, сколь изощрённые пытки они применяли! Но Хазиф молчал! Я молчал… Да… И тебе ничего не скажу! По крайней мере, — он демонстративно задумался, — пока ты меня не освободишь… Но знай! Без меня ты отсюда не выберешься!

— Что? — озадаченно переглянулся с Абу Аладдин. — И как же ты можешь быть мне полезен?

— Тайные ходы, — назвавшийся Хазифом старик довольно рассмеялся, скрывшись обратно в тени своей ниши.

То, что он только что услышал… Звучало весьма подозрительно. Аладдин не назвал бы себя мудрецом — да и кто из бедняков, если у них есть хотя бы капля ума, посмел бы о себе так думать? Но он прожил на свете достаточно, чтобы научиться слышать голос собственной интуиции, и она буквально кричала где-то внутри, что с этим… узником было что-то не так. Сильно не так. Но юноша упорно не мог понять, что именно его смущает, а предложенная стариком помощь, чего душой кривить, была весьма уместной. Вряд ли его оставят в камере навечно — очень скоро сюда может пожаловать стража… или палач… или сам Джафар. И он затруднялся так сразу сказать, какой из вариантов был хуже.

— Абу… — чувствуя, что совершает ошибку, Аладдин протянул руку, в которую мартышка тут же вложила свои отмычки.

Вздохнув, он подошёл ближе к нише, поморщившись от донёсшегося оттуда запаха давно не мытого тела и каких-то странных… благовоний? Нет… Это было бы совсем безумным полагать, что узник, просидевший несколько десятилетий в забытой всеми камере, имел бы возможность надушиться чем-то подобным. Наверное, ему показалось! Стараясь не смотреть на довольно скалящегося старика, Аладдин почти вслепую нащупал замок на цепи и занялся его вскрытием. К счастью, по сложности он не отличался от того, каким был прикован сам юноша, а потому ему потребовалось всего двадцать секунд сосредоточенного ковыряния, прежде чем тот сухо щёлкнул, открываясь.

— Да! Благослови тебя Аллах! — со стоном блаженства старик сбросил с себя сковывавшие его цепи, с громким хрустом выгнув спину. — Как же давно я не мог нормально встать и выпрямиться!

— Ты говорил что-то о тайных ходах…

— О юность! Юности вечно свойственна торопливость… Но не мне тебя винить, — Хазиф хмыкнул. — Ходя. Да. Конечно же! Я покажу! Но, знаешь, — он окинул Аладдина словно бы оценивающим взглядом, довольно кивнув в конце, явно оставшись довольным увиденным. — Такой молодой человек, как ты… Как ты смотришь на то, чтобы ввязаться в одну авантюру, когда мы отсюда выберемся?

— Авантюру? — нахмурился Аладдин.

— О да! Раз уж старый Хамед сдох, так и не узнав то, что знаю я… — старик звонко причмокнул губами. — Мы сами можем воспользоваться этим знанием! Ты даже не представляешь, какие богатства там таятся! Сокровищница султана на этом фоне… Пф-ф-ф! Горсть дурацких побрякушек!

— Сокровища?

— Сокровища! — закивал Хазим. — Их там столько, что тебе до конца жизни хватит! Столько, что хоть султаном себя называй, а никто не возразит!

— Чтобы стать султаном, — махнул рукой Аладдин, — нужно родиться сыном султана… Или жениться на принцессе… А жениться на… Жасмин, — невольно расплылся в глупой улыбке юноша, — надо самому быть принцем. Таков закон. Я же…

— Ты что, никогда не слышал про золотое правило? — довольно оскалил остатки зубов старик. — Тот, у кого есть деньги, сам устанавливает правила!

— Но… Но зачем ты рассказываешь это всё мне? Если только ты знаешь, где сокровища, зачем тебе я? Ты же можешь забрать всё себе.

— Мог бы, — скривился старик. — И забрал бы. Лет тридцать назад. Они же не валяются прямо за углом дворца, дурень! До них надо сперва добраться. Потом добыть, перенести в другое место… И только потом тратить! Там нужны молодые ноги и сильная спина… Не чета моим нынешним!

— Звучит… правдоподобно… — неуверенно, всё ещё чувствуя какой-то подвох, протянул Аладдин.

— Соглашайся! Такого шанса у тебя никогда больше может не появиться! Я даже готов отдать тебе шестьдесят… нет! Семьдесят процентов добычи! Да! Остального мне хватит до самой смерти… Я лишь попрошу одну вещь…

— Вещь?

— Где-то там, в пещере, должна быть старая медная лампа. Ничего особенного на вид, особенно на фоне гор золота и драгоценностей, но это… — он тоскливо вздохнул. — Она принадлежала моей семье, это всё, что от них осталось. Я бы хотел…

— Да, конечно же! Забирай свою лампу! — легкомысленно махнул рукой юноша, чувствуя лёгкий мандраж предвкушения от одной только мысли о сулимом ему богатстве.

— Так ты согласен?

— Согласен, — кивнул юноша, пожимая протянутую высушенную временем старческую руку. — Но как мы выберемся отсюда? И, что важнее, как перенесём всё из пещеры?

— Легче лёгкого! — довольно ухмыляясь, старик поковылял вдоль стены камеры, жестом потребовав следовать за собой.

Остановившись в самом углу помещения, Хазиф презрительно оттолкнул ногой в сторону высохший скелет менее удачливого обитателя камеры, принявшись с сосредоточенным видом обшаривать стену. Наконец, издав торжествующий возглас, он навалился плечом на один из чуть выступавших каменных блоков, с натужным хрипением вдавив его вглубь стены. С громким скрежещущим звуком давно не смазанного механизма часть блоков сдвинулась, будучи единым куском стены, открывая пыльный и заросший старой паутиной проход, уводящий куда-то вперёд и вниз, ещё ниже, чем казематы.

— Нам… туда? — с сомнением посмотрел на Хазифа Аладдин.

— Это один из старых ходов, ведущих наружу. Кажется, — старик задумался на мгновение, затем кивнув, продолжая, — его предполагалось использовать в случае бунта, когда султану пришлось бы бежать из дворца. Он ведёт в неприметный переулок сразу за дворцовыми стенами. Оттуда мы легко доберёмся до одних из ворот. Останется лишь добыть по пути лошадь и телегу…

— Я найду телегу… — кивнул юноша. — И верблюда…

— Пусть будет верблюд, — покладисто кивнул Хазиф. — Идём?

— Идём.

Довольно хлопнув ладонями, Хазиф поковылял вперёд, раздражённо отмахиваясь от лезущей в лицо паутины и находя путь в полной темноте, похоже, на ощупь. Переглянувшись с разведшим лапами Абу, Аладдин подхватил мартышку на руки и поспешил следом, пока подозрительный старик не передумал и не бросил его в темноте одного.

Как Хазиф и обещал, из дворца они выбрались без каких бы то ни было проблем — поплутав по запутанной системе коридоров, в которой его провожатый ориентировался на удивление хорошо, словно не раз ими хаживал, они наконец упёрлись в очередную каменную кладку, за которой, благодаря чувству лёгкого сквозняка, явственно угадывалась улица. Проворчав что-то нелицеприятное в адрес строителей, Хазиф повернулся к Аладдину.

— Подсади меня — я забыл, что нужный камень находится под самым потолком… Не те у меня сейчас колени, чтобы скакать, как горный козёл!

— Но… — с сомнением посмотрел на него юноша, — быть может, проще нажать на него мне?

— Тут есть ловушка, — скривился Хазиф, — уж не знаю, какой проклятый Аллахом ишак решил её тут установить — камень нужно нажимать на определённую глубину. Вдавишь меньше — дверь не откроется, больше — нам на голову свалится воз камней и песка.

— Только давай быстрее…

Скривившись от предстоящей перспективы, Аладдин опустился на колени, подставляя свою спину довольно ухмыляющемуся Хазифу. Старик издал неопределённый возглас, больше похожий на злорадное хихиканье, и ловким движением вскочил на свою импровизированную подставку. Удерживаясь ладонями за стену, он толкнул юношу пяткой, требуя поднять его выше, что Аладдин и сделал, чувствуя, как костлявые ступни его спутника впиваются в позвоночник.

— Да… Ещё немного… Так! — Хазиф нащупал одному ему известный камень в кладке стены и, вздохнув, с силой надавил на него пальцами.

Еле различимый щелчок, прозвучавший в тишине оглушительным треском, заставил Аладдина вздрогнуть, ожидая обещанный воз камней и песка, если старик вдруг допустит ошибку. Но, к счастью, старый узник дворца, похоже, действительно знал, что делает — в стене раздался звук работы каких-то механизмов, а часть стены, как и в прошлый раз, в камере, разошлась, приоткрывая выход наружу. Тайный ход привёл их в захламлённый переулок, выходивший на одну из знакомых Аладдину улиц — кажется, через два дома влево был один духан, несмотря на расположение у самого дворца, пускавший переночевать даже таких, как он, очевидных бедняков и доходяг. За это, а особенно за еду, конечно, приходилось платить, но пару медяков добыть было всё же куда проще, чем серебро или, тем паче, золото, так что изредка юноша радовал себя возможностью помыться и поспать на мягком тюфяке с сеном, а не просто на подстилке на глиняном полу, как бывало обычно.

— Вот мы и выбрались! — скрипучим голосом произнёс Хазиф, слезая обратно на землю. — Теперь твой черёд — нам нужна телега и верблюд. Нужное нам место находится в двух часах от Аграбы. Лучше бы нам успеть обернуться до полудня — пустынная дневная жара может доконать кого угодно…

— До полудня… — Аладдин задумчиво поднял голову наверх, отмечая в просвете переулка, что луна только начала карабкаться на небосвод. — Успеем. К каким воротам привести верблюда?

— К восточным — сейчас там должно быть меньше всего стражи, а те, что есть, наверняка будут спать.

— Откуда ты…

— Опыт, малец… Опыт! — усмехнулся старик. — Не теряй времени, я как раз успею доковылять до нужного места, когда ты догонишь меня с транспортом.

Отвернувшись, Хазиф и в самом деле, прихрамывая, отправился в один из концов переулка — как помнилось Аладдину, до восточных ворот было именно в ту сторону. Чувствуя всё нарастающие сомнения, юноша всё же решил дать шанс странному узнику. В конце концов, даже если он придёт с верблюдом к воротам, а старик сдохнет по пути или и вовсе сбежит, он всего лишь прогуляется с украденным верблюдом через пару кварталов. Не велика потеря. А вот обещанные ему сокровища… О да, это было совершенно иное дело!

Где-то в пустыне.

— Но здесь же ничего нет!

Обернувшись на расслабленно сидевшего в телеге Хазифа, только что приказным тоном потребовавшего остановиться и сообщившего, что они прибыли туда, куда нужно, Аладдин возмущённо взмахнул рукой. Они остановились на вершине одного из множества барханов, разницы между которыми, будем откровенны, он не видел с самого начала их пути. С каждым пройдённым метром юноша всё сильнее чувствовал, что его грубо… обманывают. Но упорно не понимал, в чём именно! Даже будь это хитрый план визиря, засунувшего его в камеру, не было ровным счётом никакого смысла изображать затем побег и тащить его в пустыню! С ним можно было делать вообще, что угодно, с того момента, как Расул приковал его к стене и закрыл за собой дверь.

— Не всё, что есть, видно невнимательному взгляду, парень! Или ты думаешь, сокровища валялись тут всё это время просто на песке? Серьёзно?!

— Ты говорил про пещеру! А тут одни барханы!

— Дурень! — с кряхтением старик выпрыгнул из повозки. — Смотри, неверующий! Хазиф никогда не врёт, когда говорит о своих знаниях!

Окинув юношу презрительным взглядом, старик прошёл вперёд несколько шагов и… Что случилось потом, Аладдин так и не смог до конца разглядеть — кажется, его спутник засунул руку за пазуху, достав оттуда что-то небольшое, тускло блеснувшее в лунном свете. Что именно это было, он сказать не мог, но Хазиф свёл вместе руки перед грудью, а в следующее мгновение пустыню озарила более яркая вспышка золотого света, прянувшая от сгорбленной фигуры в сторону соседнего бархана. Песок под ногами верблюда дрогнул, заставив животное неуверенно переступить с ноги на ногу, а затем перед глазами шокированно распахнувшего рот Аладдина бархан принялся расти!

Песчинки словно стекались в одну большую кучу, увеличивая бархан в объёме и придавая ему странную, сперва неопределимую, но с каждой секундой всё более и более понятную форму. Форму огромной тигриной головы с ярко сиявшими расплавленным золотом глазами. Аладдин никогда даже не слышал о подобной магии! Песчаный тигр шевельнулся, а его глаза сконцентрировались на низкой фигуре Хазифа перед собой.

— Кто пробудил меня?

— Я… — старик бросил быстрый взгляд на всё так же замершего статуей Аладдина и прокашлялся, прежде чем продолжить. — Я Хазиф, сын Абдуллы! Я узник, о котором забыли! Я потомок тех, кто создал Ключ, и его владелец по праву наследования!

— Пусть будет так, Хазиф! Ты знаешь, что должно делать!

— Да… Знаю… Клаату барада никто!

— Вход открыт, Хазиф, сын Абдуллы! Но помни — лишь тому позволено войти сюда, чьи истинные достоинства скрыты в глубине!

— Да! Я привёл его! Привёл того, чьи истинные достоинства сокрыты! Того, кто неогранённый алмаз!

— Ч… чего? — удивлённо выдавил из себя Аладдин, глядя, как его спутник невероятно величественным жестом, совершенно не вяжущимся с обликом буквально рассыпающегося на ходу старика, указал в его сторону.

От сфокусировавшегося на его персоне взгляда льва по спине юноши пробежала ледяная струйка пота, совершенно неожиданная посреди, пусть и ночной, но пустыни. Казалось, песчаное чудовище внимательно изучает его персону — Аладдин словно бы почувствовал, как источаемый глазами тигра свет пронизывает его тело до самых кишок. Крайне странное чувство. И, откровенно говоря, неприятное. Наконец, песчаная голова тигра словно бы пришла к какому-то выводу, полностью удовлетворившему её — сияние глаз стало чуть тусклее, а сама фигура заняла более… хм… расслабленное состояние?

— Да будет так! — произнёс в последний раз гулкий нечеловеческий голос. — Входи, Аладдин, сын Кассима! Но помни, твои достоинства будут взвешены и измерены! И горе тебе, если окажешься ты недостойным!

— О… откуда ты знаешь, как меня зовут?! — воскликнул юноша, но тигр уже замер, распахнув пасть, превратившуюся в уходящий под землю тоннель. — Откуда он знает моё имя?! — повернулся Аладдин к Хазифу.

— Это Пещера Чудес, парень! Это древняя магия! — махнул рукой старик. — Главное то, что Хранитель впустил тебя! Я не сомневался, что так и будет, когда только увидел, как тебя привели!

— Не сомневался?

— Отбрось сомнения! Иди! Я буду ждать тебя здесь. Но помню о нашем уговоре! Принеси мне медную лампу! И тогда большая часть сокровищ будет твоей наградой! Ты сможешь буквально купаться в золоте!

— Шайтан побери мою доверчивость… — проворчал себе под нос юноша.

После всего увиденного идти внутрь хотелось меньше всего, но и просто развернуться и уйти было бы несусветной глупостью. Сокровища… Одна мысль об открывающихся возможностях будоражила кровь, а стоило вспомнить о красоте принцессы… Да… За такой шанс можно и рискнуть всем! Ведь так? Он хотел посоветоваться с Абу, но, стоило посмотреть на плечо, за которое привычно цеплялась мартышка, как все слова вылетели из головы — его питомец выглядел настолько шокированным, что добиться от него хоть какой-то реакции сейчас было бы божественным чудом.

Вздохнув, Аладдин спрыгнул с верблюда и, бросив поводья подошедшему Хазифу, осторожно двинулся по песку к распахнутой пасти Хранителя, как его назвал старик. Теперь ничто даже не напоминало о том, что эта гора песка буквально недавно двигалась и говорила… Нет, он всё ещё ощущал странный поток пристального внимания, идущий словно бы от каждой песчинки в этом волшебном бархане, но пасть была неподвижна, а то, что должно было быть языком тигра, выглядело, как обычная каменная лестница, уводящая вниз по странно светящемуся коридору.

Зажмурившись, юноша шагнул вперёд, ставя босую ногу на первую ступеньку.