Знак истинной любви (гет)

― Что я предлагаю? ― Снейп делает акцент на слове «я». Он уже оправился от шока и саркастически усмехается. ― Можно подумать, я каждый день только и делаю, что избавляю девушек от проклятия непреложных обетов. Скажу сразу: это не в моих силах, разве что… ― Он задумывается. ― Если вы знаете такой способ, то я, пожалуй, послушаю ― это любопытно.

Гермиона судорожно вздыхает. Сказать ему о книге и о той чуши, что там написана? Молчать ― точно не вариант.

― Если хотите, я расскажу вам все с самого начала, ― упавшим голосом говорит она.

Снейп, поразмыслив ― всего две секунды ― кивает, зовя ее за собой. Гермиона, войдя в полутемную прихожую, тут же жалеет об этом: дверь за ней захлопывается, причем так внушительно и грозно, что по телу прокатывают сильные вибрации магии.

А звуки запирающихся многочисленных замков не оставляют сомнений: Гермиона попала в еще один плен. И тоже ― добровольно. Какая ирония.

Они проходят на кухню. Гермиона с тоской наблюдает, как за ней закрывается еще одна дверь, еще больше отрезая путь к свободе. Хотя... свободу она и так уже потеряла самым идиотским способом, какой только можно придумать. Разве с ней может случиться что-то худшее, чем это?

Теперь ей просто хочется уйти. Хотя это не выход, но… Снейп ― холодный, жесткий, расчетливый. Он таким был всегда. Эта аура висит над ним, как проклятие. Стоит ли от него ждать сочувствия?

Гермиона робко присаживается на стул в этой неухоженной маленькой кухоньке, сплошь забитой магловскими приборами. Она вздыхает, складывая руки на коленях, как примерная ученица, чувствуя, как внутри разливается… покой.

Тот самый, которого она лишилась неделю назад.

Покой ― на кухне у Снейпа.

Наверное, она сходит с ума.

Может, это как раз говорит об обратном? Что этот человек ― вовсе никакой не маньяк. Пусть он и преследует личные цели, но совсем не хочет ей навредить. По крайней мере, серьезно и умышленно. Он никогда так не делал ― это факт. Он может только ужалить словами, как ядом, но этот яд, к счастью, не смертельный.

Уж Гермиона это точно переживет.

Да и то, что он пустил ее на кухню ― и вообще в свой дом, ― говорит о многом.

Хотя бы о том, что он, кажется, так же сильно, как и она, хочет, чтобы ей удалось снять это кольцо.

* * *

Все началось в один совсем не прекрасный день, в ее заслуженный воскресный выходной, когда Гермиона впустила в свою квартиру Драко Малфоя с той злосчастной вырезкой из газеты.

В ней ― новость о том, что Министерство решило заняться маглорожденными и выгнать их вон из страны. Как будто они прокаженные какие-то. Все молодые люди от восемнадцати лет и выше, имеющие обоих родителей-маглов, неженатые и незамужние, естественно, должны как можно скорее обзавестись семьей с чистокровным магом и родить, по меньшей мере, одного наследника. Это необходимое условие для того, чтобы остаться в Британии.

Если же нет ― собирать монатки и валить куда-нибудь подальше. Куда угодно. До тех пор, пока и там не начнут притеснять за «неподходящую» кровь.

Это распоряжение министра, которое вот-вот должно было вступить в силу. Точнее ― уже с понедельника.

Гермиона в ужасе читала и не верила глазам. «Как, за что, почему?» ― вертелось у нее в голове. Хотя, чему удивляться. У руля уже был не Кингсли, а другой министр, молодой и амбициозный, который не успел еще никак себя проявить, оттого и считался темной лошадкой. Кто-то даже поговаривал, что он бывший тайный последователей Волдеморта, но доказать это нельзя, так что…

Гермиона не поддерживала сплетен о министре, считая их обычным порождением злых завистливых языков. Но в тот момент она не знала, что и думать.

Разве могло такое быть, что приказ создали без ее ведома? Через нее проходит множество документов. Почему на работе ей никто ничего не сказал? Тот же Гарри хотя бы… они ведь пересекаются постоянно. Может он не знал или не читал заметку? Но как можно не знать такое, работая в Министерстве?

Что ей теперь делать? Уехать? От друзей, близких, бросить любимую работу, оказаться вдали от Хогвартса… от всего, что так дорого и что негласно составляет для нее семью. Гермиона так и не смогла вернуть родителям память: Обливэйт вышел неудачным, с необратимым эффектом. Сначала она добровольно осиротела, чтобы избавить магическую Британию от зла, а теперь та с легкой руки решила избавиться от нее.

Гермиона снова и снова перечитывала новость и мысленно кляла неверного Рона, с которым вполне могла бы образоваться семья. Ведь она его любила, правда любила, а он ее предал. Из-за какой-то лахудры Эми из отдела магических происшествий и катастроф. А после Эми были всякие Кейт, Бренды, Оливии и прочие.

В общем, Рон оказался бабником, хотя мог им и не быть. И он чистокровный. Ну почему все так по-дурацки складывается?

Драко, о котором она совсем забыла, стоял рядом и сочувственно смотрел на нее. Извинился, что без цветов ― торопился показать ужасную заметку. Сказал, что переживает за нее и совсем не хочет, чтобы она уезжала. Он не хочет ее потерять.

Тот самый Драко, который уже несколько месяцев ухаживал за ней. Встречал после работы, дарил цветы, конфеты… просто поддерживал ― словно знал, что это ей нужно, как глоток свежего воздуха. Просто почувствовать себя нужной… особенной. А не одной из многих.

А еще он раскаивался. Так искренне, что невозможно было не верить. И в том, что называл ее грязнокровкой. И в попытках служить Волдеморту. В том, что чуть не убил Дамблдора. В своей слабости и трусости. Гермиона смотрела в его красивое уточненное лицо и не узнавала: это был другой Драко, с которым она знакомилась заново.

Он ей даже начал нравиться. Не то, чтобы она влюбилась по уши, но симпатия к нему росла с каждым днем. С каждым оброненным будто бы невзначай комплиментом. С каждым искренним, как ей казалось, словом, в котором он сожалел о прошлом.

И этот самый Драко, глядя ей в глаза самым невинным и чистым взглядом, сказал ей тогда, что не хочет ее потерять.

― Что ты имеешь в виду? ― переспросила она, находясь во власти противоречивых мыслей.

― То, что я тебя люблю, ― просто ответил тот. ― И хочу видеть тебя своей женой.