Что с нами делает осень (гет)

Осень плы­вёт по зем­ле, ве­ет зо­лотом, све­том, листь­ями и вы­соки­ми проз­рачны­ми свет­лы­ми дня­ми. День ото дня её го­лос слыш­нее, воз­дух проз­рачней, го­лоса птиц тя­нут­ся по всей зем­ле, вся ок­ру­га на­пол­не­на лис­твой.

…Как сред­неста­тис­ти­чес­кий аме­рикан­ский ро­дитель дол­жен на­казы­вать сво­его ре­бен­ка? Сна­чала он дол­жен объ­яс­нить не­ради­вому от­прыс­ку его прос­ту­пок, объ­яс­нить, по­чему это бы­ло пло­хо и что из-за это­го мог­ло слу­чить­ся. По пун­ктам, в сог­ла­сии с Кон­сти­туци­ей и за­коно­датель­ством шта­та. По­яс­нить, что дол­жен его на­казать, и т. д. и т. д. По окон­ча­нии же эк­зе­куции ро­дитель дол­жен спро­сить у ре­бен­ка: "Ты по­нял, за что я те­бя на­казал?". …Но бо­же мой, как это де­ла­ет она! Наб­ра­сыва­ет­ся на де­воч­ку, бь­ёт её и пов­то­ря­ет: "Ты по­нима­ешь, за что… ты по­нима­ешь…" И са­ма пла­чет. Слё­зы скап­ли­ва­ют­ся в угол­ках глаз, она от­во­рачи­ва­ет­ся, нер­вно сма­хива­ет их, за­кури­ва­ет, нер­вно дёр­га­ет си­гаре­той, за­жигая её.

По­чему она пла­чет?

Ха­ус су­ет си­гаре­ту в рот, за­жима­ет её зу­бами. Смот­рит на тя­нущих­ся по не­бу птиц.

Что он тут за­был, что они де­ла­ют друг воз­ле дру­га в эту осень? В эту бес­ко­неч­ную осень, ког­да У­ил­сон гос­тит у сво­их ро­дите­лей в Дет­рой­те, а Ха­ус гос­тит у них, и У­ил­со­на всё нет и нет, а он по­чему-то здесь.

Жен­щи­на, по­мога­ющая ей по хо­зяй­ству, при­ходит по втор­ни­кам, чет­вергам и суб­бо­там. Боль­шую часть не­дели они в до­ме втро­ём. Да и в со­сед­них до­мах ти­хо, слов­но вы­мер­ло всё. Оди­нокая, про­моз­глая, сквер­ная осень.

Он сто­ит в кух­не нап­ро­тив неё.

— Я дос­та­ла те­бе ви­кодин, — го­ворит она, — ле­жит в шка­фу, в треть­ем ящич­ке.

— А ты по­мас­си­ру­ешь мне но­гу об­на­жён­ной? — спра­шива­ет он с ух­мылкой, и в гла­зах его прог­ля­дыва­ет преж­ний Ха­ус.

"Сей­час даст по­щёчи­ну, — ду­ма­ет он, — она, ко­неч­но, прек­расно уме­ет это де­лать, как в ки­но — хлёс­тко, кра­сиво, раз­ма­шис­то". Он уже поч­ти фи­зичес­ки чувс­тву­ет, как ее ла­донь опус­ка­ет­ся на его ли­цо, чувс­тву­ет жгу­чую боль, и чувс­тву­ет, как мо­та­ет­ся от уда­ра его го­лова.

Но она не да­ет по­щёчи­ны, она мол­ча смот­рит ему в гла­за, и угол­ки ее губ опус­ка­ют­ся, под­ра­гива­ют, и он за­меча­ет уже явс­твен­но на­метив­ши­еся мор­щинки вниз от крыль­ев но­са к гу­бам, от угол­ков рта.

Ха­ус идёт во двор, бро­дит вок­руг до­ма, ше­велит пал­кой опав­шие листья. Со­сед­ний учас­ток воз­ле до­ма, мет­рах в трёх от их тер­ри­тории, ого­рожен глу­хим по­косив­шимся за­бором, на ко­торый за­чем-то наб­ро­шена рва­ная про­волоч­ная сет­ка. Что за этим за­бором? Меж­ду уг­лом до­ма и со­сед­ским за­бором у У­ил­со­нов на­сажен не­боль­шой сад, в нём соз­ре­ва­ют яб­ло­ки. По но­чам в сво­ей спаль­не — уг­ло­вой, на вто­ром эта­же, — он иног­да слы­шит, как они па­да­ют с де­ревь­ев.

"У­ил­сон ста­новит­ся нас­то­ящим семь­яни­ном", — ду­ма­ет Ха­ус, ус­ме­ха­ясь.

Как он сде­лал ей пред­ло­жение? Это слу­чилось в тот год, ког­да вра­чи ска­зали, что она окон­ча­тель­но оп­ра­вилась пос­ле ава­рии, ког­да Ха­ус чувс­тво­вал та­кое ог­ромное об­легче­ние, что нес­коль­ко раз на­пивал­ся боль­ше обыч­но­го. В од­ну из их по­ез­док — в Ис­па­нию, ка­жет­ся. На­вер­ня­ка обош­лось без всех этих ста­нов­ле­ний на од­но ко­лено, коль­ца в ко­робоч­ке — У­ил­сон та­кой не­лов­кий, он на это не ре­шил­ся бы. А она, ко­неч­но, все и так по­няла.

И свадь­ба бы­ла без все­го это­го — без ду­рац­ких об­ря­довых ри­ту­алов — бе­лого платья, фа­ты. Что тол­ку ими­тиро­вать то, что бы­ло дав­но по­теря­но, не­из­вес­тно ког­да и с кем? Ха­ус не зна­ет это­го на­вер­ня­ка, но ему хо­чет­ся так ду­мать.

Хо­лод­ный дождь мо­росит с ут­ра, за­тяги­ва­ет не­бо бе­лой пе­леной. Ут­ки сно­ва тя­нут­ся на юг ми­мо их окон, кря­ка­ют над ле­сом.

Обо всем этом — об осе­ни, о сво­ей жиз­ни — он ду­ма­ет, хо­дя вок­руг до­ма, вдав­ли­вая пал­кой ут­реннюю — пос­ле дож­дя — грязь, иг­рая с де­воч­кой.

Пос­тель в его ком­на­те, рас­сте­лен­ная по ве­черам, пах­нет све­жестью, мы­лом — лёг­кий тра­вянис­тый за­пах, про­тив во­ли на­поми­на­ющий Ха­усу о чем-то лет­нем. Све­жие прос­ты­ни аж скри­пят.

Яб­ло­ки сто­ят на сто­ле в ва­зе — од­но вы­кати­лось на ска­терть, ря­дом бро­шено по­лотен­це.

Взоб­равшись на та­бурет­ку на кух­не, она, в тем­ной юб­ке чуть ни­же ко­лен и бе­лой блуз­ке с длин­ны­ми ру­кава­ми, сни­ма­ет с гар­ди­ны што­ры для стир­ки. Ру­ки ее быс­тро дви­га­ют­ся, от­цепляя ко­леч­ко за ко­леч­ком, блес­тя­щая ткань па­да­ет, она лов­ко прих­ва­тыва­ет ее, наб­ра­сывая на пле­чо, при­дер­жи­вая под­бо­род­ком. Ха­ус, вой­дя в кух­ню, от­во­дит гла­за, по­том вспо­мина­ет — ей на­до по­мочь, не с её здо­ровь­ем пры­гать-ска­кать по ме­бели. Од­на поч­ка все-та­ки, и та пе­реса­жена. Да и бед­ро пос­ле трав­мы, не один Ха­ус та­кой ин­ва­лид.

Он под­хо­дит, мол­ча под­хва­тыва­ет ко­нец што­ры. Она про­дол­жа­ет лов­ко от­цеплять их. Ки­да­ет ему на ру­ки, он при­нима­ет и при­дер­жи­ва­ет. За­кон­чив, она при­седа­ет и опи­ра­ет­ся ру­кой о стол, что­бы спрыг­нуть, и он за­поз­да­ло про­тяги­ва­ет ру­ку, что­бы под­держать ее.

Она спры­гива­ет на пол, се­кун­ду сто­ит мол­ча, гля­дя на не­го и от­во­дит его ру­ку. Он то­же мол­чит и смот­рит в её се­ро-зе­лёные гла­за. Она за­бира­ет што­ры и ухо­дит из кух­ни. Ник­то их них так не ска­зал и ни сло­ва.

День тя­нет­ся к ве­черу — мо­рось, ту­ман, хо­лод­ный ве­тер. На дво­ре уже прос­то так не по­ходишь.

Жен­щи­на, при­ходив­шая сти­рать што­ры, от­пу­щена на вы­ход­ные. Де­воч­ка уло­жена спать в сво­ей ком­на­те на­вер­ху.

Она ве­шала на кух­не но­вые што­ры — стоя на та­бурет­ке, так же лов­ко, быс­тро пе­реби­рая ру­ками. Ха­ус во­шел в кух­ню, пос­то­ял у по­рога, мол­ча про­шел, пос­ту­кивая тростью, к ок­ну. Гля­нул на нее сни­зу, прис­ло­нил­ся к сте­не, ус­тро­ил­ся, опи­ра­ясь на трость, меж­ду стен­кой и кра­ем сто­ла, что­бы быть ус­той­чи­вее. По­том по­дал­ся впе­ред, об­хва­тил ее под ко­лен­ки, чуть при­тис­нул к гру­ди, во­зя ру­ками по тем­ной тка­ни юб­ки. Лег­кая за­мин­ка, сбой в рит­мичном дви­жении рук — и за­тем — нап­ря­гать­ся ему осо­бо не приш­лось, она, ко­неч­но же, са­ма сколь­зну­ла свер­ху вниз, в его объ­ятия, как буд­то оба сде­лали вид, что это он сни­ма­ет ее с та­бурет­ки; а даль­ше — се­рия на ди­во вы­верен­ных дви­жений, ког­да, уже сле­зая на пол и об­хва­тывая од­ной ру­кой его за шею, быс­тро по­вер­ну­лась, что­бы за­дёр­нуть што­ру сво­бод­ной ру­кой — и сно­ва вер­ну­лась в его объ­ятия.