Герой её романа (гет)

Работать над своими книгами Алина предпочитала по ночам. Днем было некогда, да как-то и не получалось, что называется, вдохновение не приходило.

«Наверное, моя муза не любит солнечного света, — смеялась молодая писательница. — Она прилетает ко мне только в темноте».

Поэтому за компьютер Алина садилась только вечерами, часов в восемь или в девять, а поднималась из-за него часа в три, в половине четвертого, не раньше — летом в это время за окном уже начинал брезжить рассвет.

И, естественно, Алина почти не высыпалась. Даже несмотря на то, что начальник пошел ей навстречу и разрешил приезжать в офис после полудня — так уж повезло Алине с работой. Четыре года назад, сразу после Университета, она устроилась юристом в один из ведущих московских торговых холдингов и вскоре стала заместителем руководителя отдела, что означало и более или менее свободный график, и приличную зарплату.

Вообще таких людей, как Алина, принято называть баловнями судьбы. Коренная москвичка, единственная дочь состоятельных родителей, она с детства имела то, о чем другие могут только мечтать, начиная с модной одежды и репетиторов по всем необходимым предметам и заканчивая отличными способностями, великолепной памятью и эрудицией. Алина окончила с золотой медалью английскую спецшколу, без особых проблем поступила в МГУ, также без проблем его закончила — одновременно с МИД-овскими курсами иностранных языков и прошла годичную стажировку по специальности за границей. В свои двадцать шесть лет она была уже полностью состоявшимся человеком. Жила в собственной двухкомнатной квартире в Трехпрудном переулке, ездила на золотистом «Рено Клио» и могла позволить себе одеваться в бутиках, проводить отпуск в экзотических странах, наслаждаться посещением модных ресторанов, клубов, спа-салонов, сеансов йоги, фитнеса и, вообще всего того, что так нравится современным молодым девушкам. Другая бы на ее месте плюхнулась в омут красивой жизни с головой и барахталась бы в нем по изнеможения, но для Алины вся эта мишура была не слишком важна, она относилась к ней не как к смыслу существования, а лишь как к приятному дополнению этого самого существования.

Настоящая жизнь для нее заключалась совсем в другом — в творчестве.

С самого детства, сколько себя помнила, девочка пыталась сочинять. Посмотрев мультфильм или послушав сказку, которые она постоянно просила родителей читать ей, Алина всегда представляла себе продолжение истории. Ей было любопытно, что же могло случиться с героями дальше — и она сама додумывала для себя дальнейшее развитие событий, заставляя маму и папу восхищаться ее неугомонной фантазией. Став чуть постарше, Алина переключилась на любимых героев — кукол. В ее воображении фигуристая блондинка Барби и ее мужественный друг Кен, а также их многочисленные приятели, знакомые и детишки переживали бурные и насыщенные событиями любовные истории, перед которыми меркли все возможные телесериалы, включая «Санта-Барбару» и «Дикого ангела», не говоря уже о «Элен и ребятах».

Лет в двенадцать в ее творчестве настал новый период — эпоха дневниковых записей. На день рождения Алине подарили толстую тетрадь в твердой розовой обложке, которая запиралась на маленький золотой замочек, и появление этой тетради в корне изменило жизнь девочки. Начала она с ежедневных записей, в которых рассказывала своему дневнику о событиях, случившихся с ней в школе и дома, но вскоре поняла, что это совсем неинтересно — ведь в жизни редко происходит что-то любопытное или красивое, похожее на сказку. Впрочем, подобное открытие совсем не разочаровало Алину в творчестве. Как раз в то время она влюбилась в популярного эстрадного исполнителя, с которым, конечно, даже не была знакома, и сначала стала поверять дневнику свои переживания, а потом и придуманные ею возможные варианты знакомства с кумиром, развития романа с ним и различные финалы — от хэппи-энда с белым платьем и фатой, до трагедии, его несчастной гибели или собственного суицида. К счастью, до таких ужасов дело не дошло. В розовой тетради закончились чистые страницы, а вместе с ними пришла к своему завершению и любовь к актеру.

В пятнадцать лет Алина уже писала законченные рассказы, в основном, фанфики или подражания любимым фильмам-мелодрамам или любовным романам, которые она читала целыми пачками, и всерьез подумывала о поступлении в литературный институт.

Однако родители были против. Мама утверждала, что «писатель — это не профессия», а папа говорил:

— Детка, ну подумай сама, какие у тебя могут быть шансы на этом поприще? Посмотри, сколько сейчас издается книг, и наших, и переводных. Ты просто утонешь в этом потоке. Как бы ты хорошо ни писала, но в таком изобилии книг ты потеряешься, тебя никто не заметит.

Алина молчала. В глубине души она была уверена, что пишет не так, как другие, а гораздо лучше. А, значит, ее не могут не заметить и не оценить! Но произносить такое вслух казалось нескромным, так что оставалось только кивать и соглашаться с родителями.

Выход из сложившегося положения предлагала лучшая подруга Кира, такая же, как и Алина, страстная поклонница чтения. Кира сама не сочиняла и не пыталась даже, но так любила литературу, что решила сделать ее своей будущей специальностью.

— Давай вместе со мной поступать в полиграфический институт? — уговаривала она.

— На редакторский факультет. Конечно, это не литературный — но и после него у тебя будет почти профессиональное образование.

Но Алину такой вариант развития событий никак не устраивал. Одно дело — самой сочинять удивительные истории, погружаться в собственный сказочный мир, придумывать характеры персонажей и вершить, как демиург, их судьбы — и совсем другое править чужие тексты, выискивая в них лексические и фактические ошибки, натяжки и неточности. Нет, быть редактором она никак не хотела!

Потому Алина и подала документы на юридический факультет. А Кира поступила в свой полиграфический, правда, только на вечерний — но это оказалось только к лучшему, во всяком случае, для Алины. На втором курсе Кира осуществила свою заветную мечту — устроилась работать в популярный глянцевый журнал, в который всегда стремилась. Пусть пока курьером, не так важно, лиха беда начало. Кира была решительно настроена на карьеру и действительно добилась своего. Через полгода она стала секретарем на ресепшн, а еще через год уже выросла до редактора.

Именно благодаря Кире и началась писательница Алина Белкина. Как-то раз та показала ответственному редактору тексты своей подруги — и тему они очень понравились. Сначала в журнале опубликовали один рассказ, через пару месяцев — другой, и вскоре Алина Белкина уже стала постоянным автором популярного женского издания. Читательницы были в восторге от ее произведений, с нетерпением ждали новых, а некоторые даже писали в своих письмах, что покупают журнал только ради рассказов Белкиной.

Алина была плодовитым автором, она принадлежала к категории счастливцев, чьи тексты рождаются легко и быстро. Создание, пусть и регулярное, коротких рассказов никак не являлось пределом её творческих возможностей. Однажды ей пришел в голову сюжет любовной истории, явно претендовавший на больший объем, чем журнальные двадцать страниц — и результатом стал полноценный роман, написанный всего лишь за два с половиной месяца. Алина показала его главному редактору журнала, тот похвалил произведение и познакомил начинающую писательницу с редактором известного издательского дома. Результатом их встречи стала вышедшая через несколько месяцев книга в яркой обложке — первый роман Алины Белкиной из серии «Капризы Купидона». Следом за ней вышла и вторая, а затем и третья. На магазинных полках книги не залеживались — поклонницы творчества Белкиной с восторгом восприняли известие, что их любимая писательница работает теперь и в крупном жанре. Прочитав роман, они рекомендовали его своим знакомым — и это «сарафанное радио» служило лучшей и более успешной рекламой, чем уличные билборды и телевизионные ролики. Впрочем, и «настоящая» реклама тоже была — в современном мире без нее просто нельзя. Плакаты в магазинах и транспорте, листовки, глянцевые журналы, публикующие ее эссе и интервью, создавали образ успешной молодой писательницы, одновременно и романтичной, и современной до глубины души.

Книги Алины Белкиной с каждым днем становились все популярнее. Они подкупали своей искренностью, стараниями и способностями автора — тем, что ни за какие деньги не купят гламурные дамочки, мечтающие увидеть свое имя на обложке столь же гламурных, как они сами, пособий об «искусстве быть красивой», грязноватых сказок о жизни за рублевским забором или сборника советов, как ловчее всего поймать олигарха в брачную ловушку. Алина обладала особым талантом — душевной раскрепощенностью, которую ярко проявляла в своих романах. Именно поэтому они находили в душе у читателей отклик, созвучный их собственным переживаниям, и становились бестселлерами. В двадцать шесть лет Алина Белкина была одним из самых читаемых отечественных авторов. И почти счастливым человеком. Почти.

Наверное, единственным, что так или иначе вносило в жизнь Алины определенный диссонанс, была её мама. Похоже, за время детства и юности Софья Альфредовна так завоспитывала свою дочь, что сразу после окончания университета Алька, по маминому выражению, сбежала из родительского дома, то есть привела в порядок квартиру, доставшуюся ей в наследство от бабушки, и перебралась жить туда. Но такая незначительная деталь, как обитание под разными крышами, маму не останавливала. И на расстоянии она продолжала учить жизни свою непутевую дочь, которая, как уверена была Софья Альфредовна, без ее ценных указаний и шагу не могла ступить, не наделав непоправимых ошибок. Но если ещё года два-три назад маму, по большей части, волновала дочкина оголенная поясница, ее режим дня и питания, содержимое ее холодильника и вообще, как она выражалась, «неуклюжий быт», на поддержание которого у Алины просто не было времени, то с некоторых пор главной заботой Софьи Альфредовны стала личная жизнь Алины. Эта тема нещадно эксплуатировалась чуть не каждый день, и по телефону, и во время личных встреч.

— Детка, не пора ли тебе перестать жить в вымышленном мире и вернуться в реальную жизнь? — спрашивала она.

— У меня все нормально, мама, — пыталась отбиваться дочь. Но куда там! Если уж Софья Альфредовна садилась на своего любимого конька, ее ничем нельзя было остановить.

— Доченька, но тебе уже двадцать шесть лет! Пришло время задуматься о семье, о детишках. Ведь женский век так короток! Между прочим, в мое время, молодых мам твоего возраста акушеры уже называли старыми первородками.

— Ужасно звучит! — морщилась Алина. — Точно про корову…

— А я что тебе говорю! Пора, пора обзаводиться детьми. Или хотя бы замуж выйти. Посмотри на своих подруг. Кира уже второй раз развелась, а ты все никак в ЗАГС не сходишь. Да и вообще, я не понимаю, как ты можешь писать любовные романы, толком не имея опыта в отношениях с мужчинами? Эти твои кавалеры… Димка, Женька, да этот, как его там... в картошке который копается... А, вспомнила, Антон — это ж просто курам на смех, а не женихи! Они даже ухаживать за тобой не умели, я уже не говорю, а знании правил хорошего тона — когда приходишь в гости, приноси маме букет цветов. Ладно, обойдусь я как-нибудь без них, свои в горшках выращиваю, но, скажи мне, сколько можно витать в облаках и создавать героев, которых нет на всем белом свете? Алиночка, ау, пора вырасти из детских фантазий и завязывать с любовными романами, которые существуют только на бумаге! Главное предназначение женщины — это семья, а не работа.

— Мам, тебе хорошо так говорить, тебе с папой повезло, — возражала Алина. — Ты за ним всю жизнь живешь, как за каменной стеной, и горя не знаешь. Но сейчас-то мужчины совсем другие! Вот ту же Киру послушать, что про первого ее муженька, что про второго… Не то что замуж, из дома выходить и видеть мужчин — и то не захочешь.

— Мало ли, что рассказывает Кира! — парировала мать. — И потом, ей хотя бы есть, о чем рассказать. А у тебя весь жизненный опыт этот… как его… слово еще такое ваше, современное… Вспомнила, виртуальный. Вот. Когда мне было двадцать шесть, я уже пять лет как была замужем за твоим отцом, три года как тебя воспитывала. А ты все работаешь и работаешь, не в офисе, так над книгами своими, — света белого не видишь. А работать должен мужчина, в то время как женская обязанность — хранить тепло семейного очага, детей растить. Неужели ты решила без внуков меня оставить? Я так мечтаю понянчить деточек, пока ещё не совсем старая, пока есть силы. А то ведь так, не дай Бог, и помру, не дождавшись внучат, — Софья Альфредовна театрально промокала кружевным батистовым платочком уголки глаз — очень осторожно, чтобы не смазать косметику.

Разговоры о смерти были, конечно, чистым шантажом. Моложавость, которой Софья Альфредовна поклонялась, как язычник идолу, проявлялась во всем: в прическе с идеально уложенными золотистыми локонами, в губной помаде с перламутровым блеском, в стильной одежде, обтягивающей фигуру, сохранившую стройность, но утратившую былую грацию.

— Ну, мам, хватит уже, — отмахивалась Алина.

— Нет, не хватит! Я только начала! — недовольно произносила Софья Альфредовна, беря в руки одну из дочкиных книг и зачем-то размахивая ею. — Эти твои книги — не что иное, как косметика для души! Только учти: пудрой можно скрыть недостатки кожи, но ею нельзя запудрить собственную жизнь! Это все твой отец виноват, прости Господи! Баловал тебя, потакал тебе во всем — ах Алиночка, она у нас талант! И что из этого вышло? Вот, послушай... — и мама открывала книгу и зачитывала вслух первую попавшуюся страницу:

— "Он был похож на летний день, который хочется испить до дна. С этим мужчиной я была готова отправиться на край света, растить и воспитывать наших детей, любить и заботиться о нем так, как солнце наполняет жизнью редкий цветок...»

— Тебе не нравится, как написано? — напрягалась Алина. — Думаешь, слишком банальный образ?

— Да я не о том! — восклицала мать. — Алиночка, солнышко мое, ну сколько можно переводить чувства на бумагу? Очнись, детка моя!

— Я даю людям надежду, — резко отвечала Алина.

— Да причем тут люди? Ты просто сочиняешь сказки... Для самой себя, — вздыхала мама и направлялась инспектировать дочкин холодильник.

Алину не обижало ироническое отношение матери к ее творчеству. Она привыкла, что далеко не всем людям дано наслаждаться красотой описаний и гаммой изысканных чувств, которые переживали ее герои. Немало находилось людей, особенно в интернете, кто откровенно смеялся, и иногда очень зло, над стилем Белкиной, называл ее произведения «розовыми соплями в сахаре» или подобными, столь же неприятными словами. Алина научилась игнорировать такие отзывы, быть выше их, просто не замечать — ну чем она может помочь людям, напрочь лишенным чувства прекрасного? Да ничем.

Но вот подобные разговоры с мамой ее раздражали. И потому, что Алина никак не могла взять в толк, зачем, собственно, маме внуки? Все равно ведь не будет с ними сидеть. У мамы и своих дел невпроворот — то портниха, то маникюрша, то выставка в Царицыно, то премьера во МХАТе… Но главное было даже не в этом.

Софья Альфредовна разговаривала с дочерью так, точно у дверей Алины дневала и ночевала длинная очередь поклонников, сплошь звезд и олигархов, из которых капризная невеста упорно не желала выбрать подходящую кандидатуру. На самом же деле все обстояло по-другому. Алина была бы ничуть не против завести счастливый роман в жизни, а не в воображении — но что-то никак не получалось…

Как-то так получалось, что Алина всю жизнь выбирала не тех мужчин. Все объекты ее влюбленностей чем-то напоминали ту эстрадную звезду, которой был посвящен розовый дневник времен ее двенадцатилетия — все такие же потрясающие и такие же недоступные. В подростковом возрасте Алине ничего не стоило влюбиться в персонажа фильма или книги, а то и вовсе в фотографию из журнала. Полгода она вздыхала по соседу из третьего подъезда, обладателю спортивной накачанной фигуры и спортивной красной машины «Форд-Мустанг», ещё месяцев восемь — по старшему брату своей одноклассницы, молодому, но уже известному популярному телеведущему, которого Алина увидела на дне рождения этой самой одноклассницы. С каждым из них она переживала яркий роман — с красноречивыми взглядами, поэтическими признаниями, пылкими страстями, ревностью, бурными объяснениями и драматическими разрывами. Но, разумеется, все эти романы происходили только в ее воображении.

Первым осязаемым, из плоти и крови, ее возлюбленным стал известный актер, звезда телесериалов. Семнадцатилетняя Алина уже давно вздыхала по нему, когда узнала, что папин друг, журналист, пишущий о кино и театре, на днях будет брать у этого актера интервью. Девушка упросила, буквально умолила взять ее с собой на интервью, и когда, робко следуя за журналистом, вошла в гримерную за полчаса до начала спектакля и увидела своего кумира «живьем», то забыла даже собственное имя. Видимо, все ее чувства так ярко отразились на хорошеньком личике юной Алины, что актер не сумел (ну, или не захотел) остаться равнодушным.

Правда, хватило его интереса к ней меньше, чем на месяц — но это был чуть ли не самый насыщенный месяц в жизни (в реальной жизни, если быть точным) Алины Белкиной. За это время она открыла для себя интимную сторону отношений мужчины и женщины, за это же время поняла, что роман с подобным человеком предоставляет лишь небогатый выбор — или съездить на оптовый склад и закупить несколько ящиков бумажных носовых платков, или сжать всю душу в кулак и научиться спокойно жить от последнего секса до следующего телефонного звонка, ни о чем не думая, не тревожась и не переживая. Но последнего Алина не умела — и потому носовых платков, которыми она весь этот месяц вытирала слезы, было изведено немало. Особенно тогда, когда звонки от знаменитости на ее мобильный телефон вдруг прекратились. Случиться с ним ничего не могло — о таких вещах сразу бы стало известно прессе. Значит, оставалось только признать — ее самым что ни на есть банальным образом бросили. Три дня Алина ревела белугой — а на четвертый села за компьютер и на одном дыхании написала один из лучших своих рассказов, тот самый, который так понравился потом редактору глянцевого журнала и с которого начались публикации Алины Белкиной.

Года через два она пережила новую лав-стори, героем которой стал музыкальный продюсер. Когда они вместе выходили в свет, Алина давала фору многим общепризнанным тусовочным красоткам. Еще бы — молодая без ботокса, стройная без швейцарской боди-подтяжки, улыбчивая без энергетических напитков. Мужчины кидали на нее заинтересованные взгляды, а женщины шипели вслед: «Вот дура, на что она надеется? Он же женат, и развести его не удастся — денежки-то все не его, а женины… Чуть что — супружница оставит его ни с чем…»

Конечно, тусовочные завистницы оказались в чем-то правы — продюсер и не собирался расставаться со своим денежным мешком в облике жены. И Алину вскоре перестали устраивать подобные отношения. В результате разрыва с продюсером родилось еще два рассказа, один лучше другого.

Были в ее жизни и еще романы, но ни один из них не дал ей счастья. Каждый раз она влюблялась всей душой — и каждый раз потом очень горько разочаровывалась. И ни об одном из своих мужчин Алина не рассказывала маме — догадывалась, что Софья Альфредовна, узнав что-то подобное, не оставит ее в покое, а, по выражению подружки Киры, вынесет дочке весь мозг. Только иногда, чтобы родители не тревожились за дочь, которая совсем уж никому не нужна, Алина приводила к ним в гости своих друзей, просто хороших приятелей, без всяких сердечных отношений — тех самых Димку, Женьку и Антона, которых так любила поминать ей мама.

К двадцати шести годам Алина вроде бы научилась любить всей душой только своих героев, а к реальным мужчинам относиться сдержанно и прохладно. Она научилась закрывать сердце от боли, страданий и тревог. Как ни странно, но при желании эту технику можно освоить. В конце концов, мы же не раздаем направо и налево первым встречным и случайным знакомым ключи от своего дома. Точно так же можно оберегать и свое сердце, не пуская в свои переживания того, кого они не касаются. В том кругу, где вращалась теперь Алина, это было просто необходимо. Она не слишком любила тусовки, но, будучи известной писательницей, просто вынуждена была их посещать, картинно улыбаться, фотографироваться и обсуждать с приятельницами по тусовке, какие средства от морщин победили на мировых конкурсах бьюти-индустрии, и с кем спит Джордж Клуни, хотя ей абсолютно было начхать и на то, и на другое.

Иногда Алина могла позволить себе мимолетную интрижку с красивым молодым актером или телеведущим. И ей такие отношения до поры до времени даже по-своему нравились — без иллюзий, ожиданий и надежд в начале, без страданий и разочарования в конце. Алина уверяла себя, что такие приключения напоминают просмотр фильма, в отличие от просмотра сериала — заранее знаешь, что продолжения не будет, и все закончится уже в ближайшее время. Однако в ее романах все было иначе. Как автор, Алина Белкина осуждала и подобные кратковременные отношения, и героинь, которых такие отношения устраивают. Самым любимым персонажам она дарила счастье взаимной любви — счастье, о котором мало что знала, но всей душой хотела верить в его существование. И каждый раз после того, как Алина ставила точку в очередной рукописи, поженив главных героев, ей становилось грустно от того, что не может написать сценарий своей любви.