Помни меня (гет)

Кошмары давно перестали быть для Гарри чем-то особенным. Каждую ночь ему снилась Комната Смерти в Отделе Тайн. Он видел поединок Сириуса и Беллатрикс Лестрейндж. Видел красный луч, разящий крестного прямо в грудь, и его остекленевший взгляд… Взгляд, который снился Гарри еженощно. Он видел, как Сириус падает и тонет, тонет, бесконечно долго растворяясь в рваном занавесе Арки Смерти… Эта ночь не стала для Гарри исключением. Все тот же сон. Снова.

Сев на кровати, Гарри попытался нашарить очки. Нацепив их, он встал с постели и подошел к окну, по опыту зная, что сегодня уже не сможет заснуть.

Взгляд его блуждал по беззвездному ночному небу. Гарри вздохнул и взъерошил волосы. Скорей бы свалить отсюда. «Я бы сделал это прямо сейчас, если бы не Дамблдор!» — сердито подумал Гарри. Директор настоял на том, чтобы летом Гарри снова вернулся к несносным родственникам. Хотя бы ненадолго. Даже пообещал, что сам заберет его и доставит в Нору.

Скорей бы свалить отсюда…

Гарри присел на колени и вытащил из покрытия паркетную доску. Под ней он хранил свой дневник. Вытащил — и уселся рядом, на полу, обдумывая очередное послание для Сириуса. Он понимал, что глупо писать письма тем, кого уже нет в живых, но не знал другого способа хоть ненадолго избавиться от тоски по крестному. Печально ухмыльнувшись, он обмакнул кончик пера в чернила и начал писать:

«Знаешь, Гермиона однажды сказала мне, что никто никогда не лжет во сне, но я не понял ее слов. Почему нельзя лгать во сне? Там от нас никто не требует правды, а значит, любой может солгать.

Лишь спустя годы я понял, что она имела в виду. Понял уже давно.

Во сне я снова видел твою смерть. Ты снишься мне каждую ночь, этому нет конца.

Я ведь просто боюсь признаться себе, что тебя больше нет; тешу себя надеждой, что однажды ты зайдешь в комнату как ни в чем ни бывало, и все станет по-прежнему. Днем я заставляю себя забыть о том, что для тебя пути назад нет, стараюсь забыться в работе (никогда не думал, что буду благодарен тете Петунье за бесчисленные задания) и хоть пару часов не думать о твоей гибели. Да, я обманываю сам себя. Но во сне никто никогда не лжет: в своих кошмарах я вижу твою смерть и по-настоящему начинаю понимать, что больше никогда тебя не увижу.

А хуже всего осознавать, что во всем виноват я сам. Если бы я только послушал Гермиону, если бы я поверил, что этот сон — очередная ловушка Волдеморта, ты бы жил, Сириус.

Что бы ты сказал мне, если бы прочёл эти строки? Уверил, что давно простил меня? Отругал за подобные мысли? Подтвердил, что твоя гибель — моя вина? Знай я ответ на этот вопрос, возможно, мне стало бы немного легче.»

Поставив точку, Гарри ощутил, что тяжелый груз вины на его плечах хоть ненадолго стал легче.