Уму непостижимое (джен)

Солнце поливало жгучим светом крыши домов, плохо вымощенные улицы и деревянные пристани Усть-Упырей. Всё живое, полуживое и неживое норовило в этот час спрятаться в тень. Лишь очень немногие обитатели города, жароустойчивые от природы или выгнанные под беспощадные лучи дневного светила неотложными делами, создавали некоторое оживление.

Распаренные торговцы на рыночной площади, привольно раскинувшейся вдоль пристаней, вяло нахваливали свой товар, без особого успеха пытаясь завлечь немногочисленных покупателей.

Неподалёку от них молодой небогато одетый колдун, то и дело промокая лицо большим платком, скучал возле недостроенного дома, на стенах которого сонными мухами копались несколько каменщиков. Вот один из них свесился вниз и крикнул:

— Давай!

Колдун оживился, спрятал платок в рукав и принялся за дело. Сосредоточив взгляд на сложенном неподалёку штабеле тёсаного камня, он вытянул руки и принялся шевелить пальцами, что-то неразборчиво бормоча. Верхний ряд камней задвигался, с натугой отделился от штабеля и стал подниматься. С видимым трудом перевалив через верхнюю кромку незаконченной кладки, камни внезапно рухнули на леса, вызвав страшный грохот и дружную брань каменщиков.

— Куда сваливаешь, неумеха?!

— Вот бестолочь, тудыть твою в растопырку!

— На горбу их сейчас наверх таскать будешь! — орали строители.

— Мне ж не видно отсюда, — пытался оправдываться колдун.

— Ты когда плату брал, не спрашивал, видать тебе будет иль нет!

— Надо было Изота-вурдалака нанимать. Он и то посильнее, пожалуй, — заявил кто-то из каменщиков.

— Как же, станет ваш Изот в такую жару тут торчать! С него враз от солнца шкура слезет, — вставил колдун обиженным голосом.

— Тебя вот не спросили... — послышалось в ответ.

Однако ругань утихла, как только один из рабочих заметил какое-то движение в конце улицы и показал остальным. Приглядевшись, они увидели стремительно несущегося по щербатой брусчатке зверя. Это был крупный стройный гепард с жёлтой крапчатой шкурой. Притороченная на его спине кожаная сумка била по поджарым бокам на каждом прыжке. Зверь вихрем промчался мимо строителей и скрылся за углом.

— Ишь, скачет! В пятый раз уже за сегодня, — уважительно произнёс один из каменщиков, рослый детина с необычайно волосатым лицом. — То к наместнику от инквизиторов, то к инквизиторам от наместника...

— Эх, умел бы я барсом или орлом оборачиваться, тоже курьером служил бы, — мечтательно произнёс молодой щуплый парнишка, сидевший верхом на стене и провожавший зверя завистливым взглядом.

— Ты гадать-то вначале выучись толком. А то такого мне в прошлый раз наплёл! — пробурчал волосатый.

Остальные каменщики вяло засмеялись.

— Точно, — подал снизу голос ободрившийся колдун. — И заговор на известь научился бы правильно шептать.

— Кто бы говорил! — осадил колдуна старшина каменщиков — кряжистый седобородый мужик. — Иди вон лучше камни собери, которые рассыпал. А вы чего гогочете? — обратился он к остальным. — Работать надо! А гонец этот ещё, может, десять раз тут проскачет, раз такие дела творятся...

Дела и впрямь творились не совсем обычные, хотя ничего такого уж из ряда вон в них тоже не было.

* * *

Причину беспокойства наместника, беспрестанно теребившего городскую коллегию инквизиторов и загонявшего курьера — гепарда-оборотня по имени Мартин — можно было узреть из любой точки города. Была эта причина выше самых больших зданий Усть-Упырей, включая наместнический дворец и замок инквизиторов, и представляла собой высокую башню тёмно-серого камня.

Фундамент этого мрачноватого сооружения скрывался в куче переплетённой толстыми корнями и нашпигованной гранитными глыбами земли, имевшей форму небольшого холма. Всё бы ничего, но холм вместе с возведённой на его вершине башней висел над землёй на высоте доброй дюжины человеческих ростов.

Пока что под мрачно нависавшим основанием холма обеспокоенно шумела листьями редкая рощица, начинавшаяся от западных предместий. Но наместник опасался, что хозяину этого летающего сооружения взбредёт в голову прогуляться над городом, сея панику и разрушения. Инквизиторы, лучше осведомлённые о причинах присутствия здесь башни, всячески успокаивали наместника. Однако почтенный Антипус всё не мог унять тревоги за судьбу вверенного ему королём города и беспрестанно гонял беднягу Мартина с новыми поручениями.

Волновались и простые горожане, но старались не подавать виду и продолжали, превозмогая жару, заниматься повседневными делами.

* * *

На длинной деревянной пристани наблюдалось вялое движение. Грузчики, упираясь пятками, когтями или копытами в смолёный настил, лениво закатывали бочки на грузно оседавшую в мутную воду Упырки пузатую барку. Постукивали инструменты плотников, конопативших борта новой галеры, предназначенной для речной стражи.

Какой-то одетый в одни обтёрханные штаны рыбак, усевшись на край пристани, чинил старую сеть, время от времени негромко шепча заговоры на улов или поругиваясь в светлую клочковатую бородку. Причинами недовольства этого достойного усть-упырянина становились то мухи, бесцеремонно садившиеся на его загорелую спину, то плескавшиеся неподалёку от причала русалки, которые отвлекали рыбака от работы своим смехом, весёлым визгом и брызгами воды.

Впрочем, вскоре рыбохвостые проказницы угомонились, с любопытством следя за большой лодкой, что на вёслах приближалась снизу, от места слияния Упырки с Колдовской Водой. Кроме лодочника и гребцов в ней находились два молодых человека довольно примечательной внешности. Один из них выделялся высоким ростом, длинным горбоносым лицом и гривой рыжевато-каштановых волос, рассыпавшейся по широченным плечам. Несмотря на свой внушительный облик, одет он был скромно, в добротную, но простую одежду, какую обычно носят слуги или мелкие приказчики.

Его спутник ростом был пониже, хотя тоже крепыш. Более тонкие черты лица его намекали на благородное происхождение и зачатки образования. Довольно дорогая, хоть и слегка потрёпанная одежда, сапоги со щегольски загнутыми носами, а также висевший на поясе длинный меч в крепких ножнах недвусмысленно указывали на принадлежность их владельца к воинскому сословию.

Вот гребцы подняли вёсла, и лодка стукнулась бортом о край пристани. Немного поторговавшись с лодочником, путники сошли на берег: человек с мечом — первым, а взваливший себе на спину большой мешок здоровяк — вслед за ним. Они приблизились к продолжавшему чинить сеть рыбаку и остановились.

— Скажи-ка, любезный, давно ли висит здесь эта башня? — обратился к местному жителю обладатель меча.

Тот поднял голову, щурясь от солнца, пристально оглядел прибывших и только после этого осведомился:

— А вам на что?

— Надо, раз спрашиваю, — вполне спокойно отвечал молодой человек.

— Хозяин, дай я ему в ухо заеду, чтоб повежливей был, — предложил из-за его плеча здоровяк.

— Эх, Филипп, не умеешь ты с людьми разговаривать, — не оборачиваясь, вздохнул тот и, порывшись в тощем кошеле, бросил на настил рядом с рыбаком оловянную монету.

Загорелый усть-упырец ловко спрятал подарок и соизволил подняться на ноги.

— Со вчерашнего утра она тут висит, сударь. С самого с ранья, — ответил он. — А вы, сударь, никак рыцарь будете?

— Перед тобой сам господин Эдвард из Нижних Умертвий, невежа! — снова встрял слуга. — Слыхал?

— Уймись, Филипп! — осадил его хозяин. — Местные обыватели не обязаны меня знать.

— Как же, наслышаны, — ухмыльнулся рыбак. — Это, сударь, не у вас ли в прошлом году дракон овчарню разорить изволил?

— У меня. Но потом я его примерно наказал, воспользовавшись своим законным правом. Теперь голова злодея украшает мою гостиную, — гордо вскинул подбородок Эдвард.

— Так это что же, выходит, вы Кривозуба победили, сударь? — недоверчиво проговорил рыбак. — А сказывали, будто это был господин Бруно из Ведьмячьих Камней.

— Да враки!.. — снова открыл было рот Филипп, но сразу же умолк под строгим взглядом хозяина.

— Кривозуба я победил. А Бруно только сокровища его нашёл, которые проклятый дракон совсем в другой пещере прятал, — пояснил рыцарь.

Произнеся это, он переглянулся со слугой. Оба грустно вздохнули.

— Да, несправедливость... — присоединился к их вздоху рыбак. — Всю жизнь оно так! Меня вот, к примеру, возьмите. Пошёл я, значит, вчера на рассвете в рощу за дровами. Жёнка послала, туды её... Хлеб печь, говорит, не на чем. Нарубил вязанку, да и присел горло промочить. У меня, сударь, кувшинчик бражки с собой был...

— Что ж ты с утра-то? — спросил внимательно слушавший его Эдвард.

— Так накануне свадьба у соседей была, сына женили. А наутро нехорошо мне стало что-то, — пояснил рыбак. Рыцарь кивнул с пониманием, и ободрённый усть-упырец продолжил свою печальную повесть.

— Вот, значит, уселся я на вязанку и протянул руку к своему кувшинчику, который под кустиком охлаждался. И только пальцами его коснулся, как вдруг — бац! Кувшинчик вдребезги! Камень в него попал здоровенный, — рыбак энергичным жестом изобразил, как жестоко обошёлся булыжник с его сокровищем. — Я сразу подумал, что это жёнка не дождалась меня с дровами и следом пошла, а кувшин со злости разбила, ведьма толстомясая. По сторонам огляделся — нет никого. Неужто, думаю, на дерево влезла?

— Прямо-таки на дерево? — усмехнулся рыцарь.

— Ну, подумалось мне так отчего-то, — слегка смутился рассказчик. — Я голову вверх задрал... Мать честная! Прямо над верхушками деревьев гора летит, вот-вот рухнет и раздавит меня как лягуху! Это с неё, значит, камень-то упал. Ну, думаю, спаси, Шестирогий! Ноги в руки — и бегом до дому. И про дрова забыл.

— А жена что? — на сей раз не удержался от вопроса Филипп.

— Слова вымолвить не дала! Как увидела, что я дров не принёс, так сразу с ухватом на меня и попёрла, ведьма. Я ей кричу, посмотри, мол, что на свете творится! А она отвечает, что уж весь город давно летучий остров с башней достопочтенного Никодимуса узрел, пока я бражку в кустах лакал вместо того, чтоб дрова рубить. И так мне, сударь, обидно стало...

Речь рыбака была вновь прервана, но на сей раз дружным хохотом рыцаря и слуги. Отсмеявшись, Эдвард сунул в ладонь несправедливо обиженному ещё одну оловянку, хлопнул его по загорелому плечу и пошёл прочь с пристани. В правдивости приведших его в Усть-Упыри известий он убедился, и теперь следовало поспешить. Неизвестно, когда Никодимусу взбредёт в голову отбыть из этих мест куда-нибудь за Колдовскую Воду, на Призрачный хребет или в окрестности Новоупырска. Поэтому, отойдя от пристани, Эдвард остановился и кивнул Филиппу.

Слуга обречённо вздохнул, и лицо его в миг утратило прежнюю весёлость. Он снял с плеча мешок и принялся извлекать из него уздечку, седло и стремена, недовольно при этом ворча:

— Одни работают, как проклятые. Жизни своей за ради хозяина не щадят. И в бою, и в дороге с господином Эдвардом труды и опасности делят, а как монетку лишнюю, так первому встречному пропойце...

— Поговори мне ещё! — со скукой в голосе прикрикнул на слугу Эдвард. Видно, брюзжание Филиппа было ему не в диковинку и успело порядком прискучить. — Не забывай, что ты всё-таки слуга, а я — рыцарь.

— Ага, помнили вы о своём рыцарстве, когда с этим оборванцем полчаса лясы точили... — начал было вновь здоровяк.

— Быстрее давай! — не дослушав очередную тираду, поторопил его Эдвард, нетерпеливо взглянув в сторону висящей в воздухе башни.

Филипп вновь тяжело вздохнул и принялся напяливать на себя извлечённую из мешка сбрую. Потом встряхнулся и стал большим рыжим конём.

Рыцарь деловито подтянул подпругу, приторочил отощавший, брякнувший железом мешок на конскую спину и сам взгромоздился туда же. Тронув поводья, он толкнул коня пятками в бока, и Филипп тяжело зарысил мимо торговых рядов в сторону городских ворот.

* * *

Летучие острова с башнями вошли в моду и стали верхом шика среди самых сильных магов королевства лет двадцать пять или тридцать тому назад. Транспортное средство, совмещённое с жилищем, библиотекой и лабораторией, не только удобно, но и наглядно свидетельствует о могуществе своего владельца. Мало у кого достанет магических сил, чтобы без напряжения удерживать на воздухе такую громадину. Некоторые тщеславные, но не слишком сильные маги настолько напрягались, стараясь сравняться со своими более одарёнными собратьями, что ни на что иное у них сил уже не оставалось.

Однако Никодимус был не из таких. Больше двух столетий этот могущественный маг, по слухам, один из сильнейших во всём королевстве, посвятил служению правителю и народу. Он долгое время возглавлял Верховную коллегию инквизиторов, затем был советником прадеда, дедушки и отца нынешнего короля по магическим вопросам. Потом преподавал в столичном университете теорию левитации и практическую телепортацию. А недавно, после нашумевшего скандала с сектой материалистов, свившей гнездо под сводами этого святилища магических наук, решил уйти на покой.

Покой, впрочем, получился весьма относительным. Никодимус продолжал свои магико-исследовательские занятия, участвовал в наиболее значительных событиях в жизни королевства и продолжал изредка оказывать услуги советника первым лицам государства. Недавно, к примеру, он побывал в Староупырске, где велось расследование таинственного исчезновения опасного узника из застенков тамошней коллегии инквизиторов. Случай вопиющий, и из-за него немало голов могло слететь в прямом и фигуральном смысле. Однако благодаря Никодимусу председатель Староупырской коллегии Валент отделался строгим внушением, так как его прямой вины в случившемся не было. Никто не мог предполагать, насколько противоестественное создание обитало на заимке близ селения Гнилая Топь.

В Усть-Упыри Никодимуса привело желание покопаться в древних хрониках и магических трактатах. Ему помнилось, что в древности бывали случаи, похожие на староупырское происшествие. До сих пор они считались легендами, но последние события заставляли приглядеться к ним пристальнее. Библиотека коллегии инквизиторов Усть-Упырей содержала немало редких фолиантов, которых и в столичных книгохранилищах не сыщешь. Председатель местной коллегии прислал их по первому же требованию.

Вот почему летучая башня Никодимуса висела около города, тревожа покой господина наместника и вселяя волнение в сердца обывателей. По крайней мере, тех из них, у кого эти самые сердца имелись в наличии.

* * *

Звук был назойливым и всё сильнее отвлекал Никодимуса от его занятий. Сердито захлопнув толстую книгу, отчего в воздух взвилось облачко едкой, полутысячелетней выдержки пыли, старый маг встал и нетерпеливо подошёл к узкому стрельчатому окну, чтобы выяснить источник мерзкого звука — громких заунывных завываний, повторявшихся с удручающей периодичностью.

Взгляду выцветших, но ещё зорких глаз Никодимуса предстала редкая опушка пригородной рощи, мирно щиплющая траву лошадь и стоящий возле неё человек, казавшийся отсюда, с высоты, не крупнее мизинца.

Вот человечек вскинул руку к лицу, и до слуха мага вновь донёсся душераздирающий вой.

— Так это какой-то бездельник в рог трубит! — догадался Никодимус, насильно возвращая свой разум из вышних эмпирий к грешной земле.

Раздражённый маг собрался уже отгородиться от упорного наглеца заклинанием тишины и вернуться к прерванным занятиям, но некое внутреннее побуждение заставило его передумать. Никодимус привык доверять своей отточенной веками интуиции, а потому, вместо готового уже сорваться с губ заклинания тишины, произнёс формулу переноса.

Эдвард как раз набрал в лёгкие побольше воздуха, намереваясь вновь протрубить в древний, доставшийся ему от славных предков боевой рог, как вдруг неведомая сила подхватила его и оторвала от земли. Не успев опомниться, молодой рыцарь очутился в мрачноватом, сплошь заставленном книжными полками помещении перед высоким седым стариком, облачённым в черную длиннополую мантию. Рог Эдварда издал испуганный хрип, а сам молодой человек захлебнулся заготовленным в лёгких воздухом и закашлялся. Никодимус с недовольным видом ожидал окончания неудачного выступления.

— Прокашлялся? — участливо спросил он, недобро притом усмехаясь.

— Да, господин маг, — отвечал рыцарь, утирая выступившие на глазах слёзы.

— Вот и замечательно. А теперь поведай мне, о юный герой, за каким лешим ты устроил этот адский вой под моими окнами? — вкрадчиво осведомился Никодимус.

— Пение древнего воинского рога вы называете воем?! Да его моему предку... — подбоченился было рыцарь, но, столкнувшись взглядом с магом, сразу же осёкся и сник. — П-простите, почтенный Никодимус. Я никогда бы не осмелился нарушить ваш драгоценный покой, если бы не одно дело чрезвычайной важности...

— Дело, говоришь? — пробормотал маг и, заложив руки за спину, прошёлся перед рыцарем туда-сюда.

Эдвард, боясь прервать молчание, только следил глазами за перемещениями Никодимуса.

— Так что же ты замолчал, герой? — внезапно остановился перед ним старец. — Ты, кажется, намеревался поведать мне что-то важное.

— А? Да, конечно, — вконец растерялся Эдвард. — Видите ли, недавно я объезжал свои владения и... Даже не знаю, как это сказать... В общем, я увидел нечто!

— Даже так? — вновь остановился начавший было опять расхаживать Никодимус. — И на что же оно было похоже, это самое «нечто»?

— Чудовище! Уму непостижимое. Трудно описать...

— Ты уж постарайся, поднапрягись, раз пришёл, — поощрил рыцаря старик.

— Ну, оно было большое. Вроде дракона или летучего корабля... Я понимаю, это странно звучит...

— Ничего, мне приходилось выслушивать и более странные вещи. К примеру, один молодой человек как-то заявил во время допроса, что дух вторичен, а материя первична. Так что продолжай.

— Ну, так вот... — заговорил окончательно сбитый с толку рыцарь. — Оно, это самое, с крыльями, стояло на поляне. В лесу, возле Мертвячьих Выселок. Я как увидел, так глазам не поверил! Слуги все в рассыпную, Филипп только... ну, не важно... В общем, призвал я на помощь Шестирогого и метнул огненный шар. Знаете, я не очень способный, и шары у меня так себе, но...

— Не отвлекайся! — прикрикнул заинтересованный маг.

— Да, конечно. А оно, чудовище это, вдруг разозлилось, взвыло и принялось вращать крыльями. Тогда я схватил арбалет и в бок ему, чудищу этому, выстрелил.

— И что?

— И ничего! Клянусь честью, болт отскочил с таким звуком, будто эта тварь была из железа. И от огненных шаров она даже не почесалась!

— То есть ты утверждаешь, что встреченная тобой тварь была покрыта железной чешуёй? Любопытно...

— Нет, не было на ней чешуи! Она была сплошная, только здоровенный блестящий глаз на морде, как у стрекозы... Точно, она была похожа на огромную толстую стрекозу! Только размером с летучий корабль или дракона. И крылья вроде мельничных.

— В самом деле странно... И что случилось дальше?

— Тварь стала выть ещё громче, а потом взлетела. Я как раз вытащил меч и хотел вышибить ей глаз, но меня чуть не сбило с ног ветром от её крыльев.

— И куда же она полетела? — уточнил Никодимус.

— На север. Невысоко, над самыми деревьями. А потом из виду скрылась.

Никодимус пристально, с прищуром, вперился в лицо молодого человека, который невольно побледнел и отступил на шаг назад.

— Не врёшь вроде... — сделал он заключение. — А ко мне зачем пришёл? Тебе следовало в инквизицию обратиться.

— Как же, обращался, — отвечал Эдвард. — Прилетели два инквизитора. Один полкан такой здоровый, а второй худой, с красными глазами...

— Ага, Поликрат и Лиудольф, знающие специалисты! И что они сказали?

— Сказали, что нет на той поляне никаких следов магического присутствия. Говорят, примерещилось мне... А я видел! И слуги подтвердят! Хотите, Филиппа позовём, он всё время со мной был...

— Не горячись, герой. Я тебе верю, — отвечал оживившийся Никодимус, сердце которого возбуждённо забилось в сухой, но крепкой ещё груди. — Что-то мне напоминает это отсутствие магических следов.

Не говоря больше ни слова, старик стремительным шагом покинул помещение, оставив растерянного рыцаря в одиночестве. Эдвард начал озадаченно озираться, как вдруг его снова подхватило магическим переносом, и он оказался в другой комнате. Там уже находился Никодимус, стоявший перед большим хрустальным шаром, что покоился на кованой ажурной подставке.