Франшиза Кузи Лакомкина (джен)

Целую вечность расстилалась в чудной, ангельской местности просторная поляна. И нет за ней ни лесов, ни болот, ни городов: весь мир на ней. Вот только нет на поляне ни цветов, ни насекомых. Посредь божественно-голубого света стояло себе спокойно колоссальное дерево — прародитель всех кукурузных человечков.

Было видно по нему, что век оно развивалось, не колыхнулось. Корни ушли далеко в землю за километры, а ветви для нижних казались устремлёнными в бесконечную высь. Крепкое было дерево, несгибаемое — а потому что святое.

Ничего не угрожало покою дерева. Много-много веков оно поддерживает баланс райского места, находящегося в другом измерении и недоступного людям: Кузландию. На дереве этом зреет животворящая кукуруза, и, когда приходит время, валится на пол. Тогда-то у неё на глазах отрастают глаза и рот, руки и ноги — всё необходимое кузячьему человечку.

Раса кузячьих обосновало Кузландию, ещё пока по земле ходили динозавры. Вернее, на земле-то были динозавры, а на кузячьей земле ходили совсем другие существа, состоящие, как все жители Кузландии, из сладких ингредиентов, которые ещё не были обузданы для создания священной еды — кукурузных палочек. Да-да, именно кузячий род открыл житницу всех Кузландских народов, которая наполняет силой, а по легенде и благословляет на жизнь местных жителей.

Вот на наших глазах на ветке священного древа кукурузина зажглась ярким жёлто-белым цветом, окутавшим её снаружи и внутри. Время пришло. Она сначала едва видимо колышется, а затем и со всех сто трясётся, чтобы покинуть ветку, питающую её, и вырваться в мир, из которого он никогда больше сюда не вернётся.

Но, похоже, этому не суждено пройти так легко. Земля трясётся пуще прежнего. Шум с каждым мигом растёт, сотрясая воздух, и кукуруза раскачивалась неестественно быстро. Небо, некогда веками мирное и голубое, в выборочном месте начала приобретать нездоровый чёрно-фиолетовый оттенок, образуя в пространстве дыру…

— МЫ СДЕЛАЛИ ЭТО! — во всю орал жадный, фанатичный голос. Его обладатель трясся от неспособности осознания собственного триумфа. — Мы… Сделали это… Я вижу его!

Божественный свет хлынул через дыру на пол тёмной людской лаборатории. Прямо сейчас некто, кто хочет назвать себя открывателем кузячьего царства, установил между своей комнатой и неприступным миром одного-единственного великого дерева чудовищный разрыв, который он именует порталом.

Из дыры в сторону маленького мирка вылетел мелкий вертолёт. Вернее, по человеческим меркам он был огроменным, однако в сравнении с деревом учёный Василий подивился тому, насколько мощный изготовленный им воздушный транспорт оказался ничтожен.

Он начал тревожно шипеть в рацию.

— Никита Иванович, я… Вы живы?

Ответил глухой, слегка коварный, но решительно настроенный голос.

— Так держать, Василий. Нашими общими усилиями удалось то, на что никто не был способен. Я подумаю насчёт твоего повышения.

Последние слова он сказал с одной стороны благодаря своего товарища, а с другой — насмехаясь над его ненужностью, когда в его руках, кажется, свернуть горы. Еле дыша от своего счастья и смотря вниз, он заметил её. Та самая кукуруза.

— Вы видите кукурузу, Никита Ива…

— Нет надобности напоминать мне о моей изначальной цели! — хрипло протараторил Никита. — Дальше я сам.

Облизываясь, он руками, полными жадного желания, набрал на дисплее своего вертолёта нужную программу. Очевидно, он был не так прост, этот вертолёт, как и всякое, что изобретают эти двое.

— Но… Товарищ Никита…

— Зови меня своим хозяином, щенок, не то я передумаю насчёт того, чтобы разделить между нами дары кузячества!

— К-коллега. Э-э, хозяин. По-моему, наблюдаемое мной уменьшение связано вовсе не с масштабами священного древа. Мы открыли дверь в другое измерение! Вас могло расщепить!

— Не говори ерунды, Василий, — самодовольно отвечал Никита, которому удалось за счёт программы активировать руку-манипулятора, встроенную в чудо-машину, в которой он сидел, — деньги, которые мы получим, когда нам откроется секрет немыслимых кукурузных человечков, будут настоящие.

Он начал снижаться. Манипулятор постепенно распрямлялся, пока Никита параллельно проверял его действие, сгибая и разгибая его «пальцы».

— Никита, как вы? Вы ещё…

— ПОМОЛЧИ! — уже испуганно шикнул Иваныч. — Мы его теряем!

На кукурузине начали открываться глаза, а жёлто-зеленоватый свет словно глина затвердевал в области рук.

— Нет! Ты будешь… Моим… Столько, чёрт возьми, лет ради тебя! Ради того, чтобы…

Связь разорвалась.

Лишь шипение, означающее о её конце мог слышать учёный, чудом оставшийся в лаборатории.

— Н-никита Иванович?

Ничего. Так же, как и ответа на беззвучный зов Василию — до конца оставшемуся верному коллеге.

«Он и впрямь расщепился, — решил он. — Он уменьшался до тех пор, пока не пропал!»

Но только он подумал об этом, дыра пропала. Просто исчезла без шума и вида: она не начинала сужаться и не схлапывалась на его глазах.

Василий, подорвавшись и претерпев боль от своего артрита, суетно забегал по почти тёмной комнате, которую резко перестало освещать что-то, кроме свечей. Он бил по стенам, непонимающе кричал имя своего коллеги, но увы, с этих пор он таинственно исчез.

* * *

Человечек расы кузячьих открыл свои глаза.

Магия, что движет каждым из них, сразу прокладывает им путь до редкостного и одновременно опасного места — временного искажения пространства и времени, которое появляется по необузданным законам этой мистической местности, когда рождается новый кузячий человек.

Новорождённый дошёл до места, где должен был открыться новый проход к Кузландии. Видимо, нонсенс, произошедший каких-то несколько минут назад, повлиял на эти таинственные механизмы, спровоцировав сбой. Межпространственная дыра была в разы больше, чем любой такой обычный портал. Могло ли это значить, что задержка, которая требуется, чтобы залатать пространство и время после таких порталов, будет настолько же долгой?

Человечек осмотрелся. Он тщательно рассмотрел свои руки с четырьмя пальцами, плоские ступни, похожие на ячейку кукурузного початка. Но что самое удивительное — на нём, в отличие от всех остальных (чего он ещё не осознал), были шорты в белую и синюю полоску.

На дереве появилась вторая ветвь, лишённая кукурузы. Это значит, кто-то тоже упал. Чутьё человечка подсказывало: этот кто-то уже созрел.

Он со всех сил бежал, чтобы найти его. Старательно перелезая через выпирающие дыхательные корни древа, он подпрыгнул, чтобы упасть на тёплую зелёную травку… И постоять на корне, лицезрея впечатляющую бесконечную долину, за которой не было ничего. Реки, блистая от яркого света, завораживали текущей водой. Как жаль, что там не было цветов, ведь при таком раскладе человечек бы просто впал в эйфорию от красоты.

Но по центру было то, что западной стороне — к местному солнцу — бежало… Бежал тот, кто и привлёк наибольшее внимание.

Человечек второй не уступал первому в беге. Услыхав шаги в его сторону, он побежал по неизвестному направлению, более напуганный этой местностью, в которой, кажется, был заперт.

Но глаза их встретились, и как бы интуитивно они догадались, что не представляют друг другу опасности. На втором человечке откуда-то уже были туфли и юбка в горошек. Они поняли, что дальше им следовать только вместе.

Человечек в шортах протянул руку. Улыбнувшись, его подруга ответила рукопожатием.

И тогда свет стал ещё более ослепительным, ещё более навязчивым, ещё более манящим. Понемногу стихая, он начал являть собой зеркало, которое показывало человечкам Кузландию — домишки, фабрики, заводы, прыгающие орешки в шоколаде и мармеладные червячки…

Пара синхронно ступила в портал. В их ушах зазвенел ветер, голова тряслась, тело как будто деформировалось, в глазах были неясные видения и вспышки, словом, они переходили из одной реальности в другую…

И, открыв глаза в новом, оживлённом мире, каждый из них сразу из ниоткуда знал одно. Они — Кузя и Кузитта — принадлежат роду Лакомкиных.