Слова (джен)

Тук-тук-тук, сумасшедшее биение сердца, руки вжались в волосы, комната тряслась как при землетрясении, гуляя ходуном. Резкий разворот в кресле, трясущаяся рука потянулась к таблеткам. Сердце остановилось, рука нащупала лишь листочек бумаги.

Макс перевёл взгляд в сторону объекта, поднимая его трясущимися руками. Квадратный стикер, на котором было написано: «Блистер».

Раздался зловещий смех. Глухой, вибрирующий, словно исходил не из одной точки, а сразу отовсюду — из стен, из пола, из самого воздуха. С другой стороны стола показалась когтистая чёрная рука, её пальцы сжимались и разжимались.

— Каково это, когда тебя стирают? — шипящий голос пробрался прямо в голову, его нельзя было заглушить.

Макс вскрикнул, вскочил на ноги, но едва сделал шаг — пол под ним вздрогнул, и что-то за спиной хрустнуло, будто лопнула пустая скорлупа. В голове гудело, сердце колотилось о грудную клетку, как пойманная птица. Он зажал ладонями уши, но голос не исчез.

Наоборот, он стал ближе.

Тень вытянулась, заскользила по полу, подбираясь к нему. Макс попятился, ударился спиной о стену. Глаза метались по комнате, пока не заметили...

ОНИ.

Они были здесь всегда.

Но теперь…

* * *

Холодный асфальт. Влажный, пахнущий железом и мокрым бетоном. Несколько парней окружили его в кольцо. Размытые силуэты двигались, искажаясь в рваном ритме пульса.

— Отпустите его! — раздался женский голос где-то со стороны, но он был приглушён, словно кричали через вату.

В ушах звенело, ориентация была нарушена. Голова гудела, как церковный колокол.

— Захлопнись, шмара! — чей-то голос, резкий, как щелчок плети.

И ещё один удар. Вспышка перед глазами. Мир рванулся вбок. Земля вздрогнула под щекой.

— ЭЙ, ВАСЯН! ВАЛИМ, МЕНТЫ!

Быстрые шаги, глухие удары по лужам. Шорох курток. Лёгкий скрип ботинок.

А потом — мягкое прикосновение. Чьи-то пальцы осторожно коснулись его щеки, скользнули к виску. Голос. Тёплый, полный беспокойства, но слова тонули в бесконечном звоне в голове.

Только звон.

Звон.

И никаких слов.

* * *

Щёлк.

Макс моргнул. В глазах плыло, буквы на бумаге не просто писались, а стекали вниз, капая густыми чернилами.

Ещё лист бумаги — слова.

Тряпичный звук. Шорох.

Макс резко обернулся. Комната была пуста. Но он слышал…

Ш-ш-ш-ш-ш

Листки хрустели под пальцами, холодные, липкие.

Ещё лист бумаги — слова.

Он сгреб их в ладонь. Сердце бешено колотилось. Только что они были здесь! Буквы! Где они?!

Макс выхватил один из листков, приблизил к глазам, силясь разобрать хотя бы что-то. Гладкая, ровная поверхность.

Пусто.

Нет...

Нет!

Он видел, как чернила исчезали, уходили в саму текстуру бумаги, словно их вбирала какая-то ненасытная, голодная пасть.

Макс сдавленно задышал. Схватил следующий. И ещё один. Ещё!

Глухой, беззвучный стук сердца.

Листы исчезали. Нет, слова исчезали.

Бумага оставалась.

Он судорожно сжал горсть стикеров, разлепил пальцы. Те медленно осыпались на пол...

— Не бросай слова на ветер…

Шёпот. Или эхо в голове? Или…

Смех.

На потолке — тьма, из которой капали буквы...

* * *

Макс дёрнулся, разлепляя глаза. Он сидел за столом, в комнате было уже светло, ноутбук светился приглушённым голубоватым светом.

Рядом пепельница, переполненная окурками. Стакан с чем-то уже остывшим. Где…

Телефон снова зазвонил, гулко разрезая тишину.

— Макс, ты обещал прислать рукопись ещё вчера. Куда ты пропал?

Женский голос. Лена.

Он провёл рукой по лицу, стряхивая остатки забытых мыслей.

— Лена, извини, сейчас всё отправлю, небольшие задержки на производстве.

Голос зазвучал увереннее. Макс быстро нажал несколько клавиш, нашёл нужные файлы, отправил.

— Через полчаса буду в редакции.

* * *

— Сколько пальцев показываю? — спросил человек в белом халате.

Макс моргнул, переводя взгляд с врача на свои руки.

— Два. Доктор, я в порядке, честно.

Врач что-то записал в блокнот, покачал головой.

— Не думаю, юноша. Сотрясение мозга и трещина в черепе так просто не проходят. Не бросайте слова на ветер...

Фраза расколола пространство, будто её произнесли сразу изо всех углов комнаты.

Макс резко повернул голову.

— Что вы сказали?

Доктор поднял бровь.

— Я говорю, что твои травмы так легко не пройдут. Нужны ещё сеансы и профилактика.

Парень потёр глаза.

— А… а что за слова?

Доктор посмотрел на него как-то странно, будто перед ним сидел не пациент, а нечто чуждое.

— Какие ещё слова?

Макс сглотнул.

— Так, я даю вам длительный больничный. Никаких физических нагрузок и переделок, поняли меня?

РУКА

НОГА

ПО ГОЛОВЕ

— Как уж тут не понять.

Он поднялся, собираясь выйти.

— А, чуть не забыл! — доктор хлопнул себя по лбу и отошёл к столу.

Бумага зашуршала под его пальцами. Макс смотрел, как он выписывал что-то на бланке, потом шагнул к шкафчику и достал…

Коробочку с таблетками.

Слово резануло сознание, будто его кто-то выкрикнул ему в ухо.

БЛИСТЕР.

Макс стиснул зубы, сглотнул.

Доктор протянул ему упаковку, но на секунду показалось, что в его руке вместо таблеток…

Слово.

Макс не решился смотреть в глаза доктору.

* * *

Макс провёл пальцами по горлышку бутылки, ощущая его прохладну. Ветер шевелил волосы, наполнял мысли свежестью, а город внизу мерцал, будто разбросанные по земле звёзды.

— Вот скажи мне, — Артём сделал ещё один глоток и лениво повёл плечами. — Какого это — быть писателем?

— Сразу предупреждаю, не смей смеяться. Я тут тебе душу изливаю.

Артём поднял руки в примирительном жесте.

— Это... странное чувство. С одной стороны, ты как архитектор: строишь дома из слов, создаёшь улицы, по которым будут ходить чужие мысли. Но с другой... Ты скорее Скиталец. Ты не создаёшь миры — ты их находишь. Они всегда были там, просто ждали, когда кто-то их увидит.

Он сделал глоток, задумчиво покрутил бутылку в руках.

— Знаешь, реальность — это нечто зыбкое. Мы думаем, что она состоит из вещей, но что если она сделана из слов? Мы говорим «человек», и он существует. Мы говорим «дом», и перед глазами всплывает образ. Что если, убери ты слово — исчезнет и сам объект?

Артём хмыкнул, опуская взгляд вниз, в глубину ночного города.

— Ты сейчас звучишь как бог, дружище.

Макс покачал головой.

— Нет, боги творят, а я... я только пытаюсь поймать отражение реальности в словах. Иногда мне кажется, что я не пишу книгу, а всего лишь записываю то, что уже существует. Иногда персонажи начинают жить своей жизнью, они говорят то, что я не планировал, делают то, чего не должно было быть. А иногда... — он глубоко вдохнул, задерживая воздух в лёгких, — иногда кажется, что они смотрят на меня из-за страниц.

* * *

Ноутбук глухо ударился о стену. Клавиши, будто выбитые зубы, разлетелись во все стороны, экран треснул.

Макс тяжело дышал, руки дрожали, ногти впивались в ладони. В комнате было тесно, стены сдвигались, и воздух сгущался.

— ВЕРНИ ВСЁ КАК БЫЛО УБЛЮДОК! — голос сорвался, превратившись в животный крик.

Ответом была тишина. Ощущение пустоты, но не той, что даёт передышку, а той, что вглядывается в тебя, ожидая, когда ты сломаешься.

А затем раздался голос. Хриплый, еле различимый, слова проходили сквозь изношенные голосовые связки.

— Вот и буквы рассыпались…

Макс судорожно вдохнул.

— А мог бы слова собрать… из слов и дверь, и окно… а из окна мир… из мира людей… мир без людей… и людей без слов…

В глазах потемнело. Всё плыло, стены дёргались, мерцали, и ещё.

И тогда он увидел.

Стикеры.

На стене: «ОКНО».

На двери: «ДВЕРЬ».

На полу: «ДОСКИ».

Макс в ужасе попятился.

— Сидишь, меня винишь… винишь меня… меня винишь…

Слова обволакивали его, проскальзывали в уши, прорастали в голове. Они были повсюду. Они были здесь. Они были им.

* * *

— Макс, я удивлена, — Елена откинулась в кресле, покачивая в руках красный маркер. — Это действительно качественный текст.

Макс хмыкнул, перекинул ногу на ногу и развёл руками.

— Ну, иначе и быть не могло.

Девушка фыркнула.

— Скромности тебя, похоже, не учили. Но! — она подняла палец вверх. — Пора тебя и поругать.

Макс закатил глаза.

— Редакторские правки… Куда же без них.

Лена развернула распечатанный текст и жирно обвела что-то маркером.

— Один из персонажей просто ужасен. Он картонный, шаблонный, нарисованный как по трафарету.

Макс прищурился и наклонился ближе, увидев знакомое имя.

— «Скиталец», — прочитал он вслух.

— Да. Он как диснеевский злодей, ей-богу, — Лена взмахнула рукой, изображая драматичный жест. — Всюду всё знает, везде появляется в нужный момент. А эта фраза?

Она ткнула пальцем в листок.

— «Не бросай слова на ветер». Это вообще что? Как пафосный монолог из дешёвого спектакля.

— Да ну тебя, — Макс откинулся назад, сложив руки на груди. — Отличная фраза, кстати.

— Нет, Макс, — она покачала головой, сделав ещё несколько пометок. — Его нужно будет либо удалить, либо заменить кем-то получше.

Макс задумчиво провёл пальцем по подбородку, затем хитро улыбнулся.

— Ладно, а что я за это получу?

Лена приподняла бровь.

— Ты ещё и торговаться будешь?

— Разумеется. Если я откажусь от столь гениального персонажа, нужна компенсация.

Она хмыкнула и сложила руки в замок.

— И что же ты хочешь? Недельный запас кофе?

Макс ухмыльнулся, откидываясь на спинку кресла.

— Почему недельный? Можно ограничиться одним походом в кофейню через дорогу.

Лена удивлённо вскинула брови, но в её глазах заиграл лукавый огонёк.

— А ты, смотрю, играешь по-крупному…

Она сделала вид, что обдумывает предложение, а затем кивнула.

— А знаешь что? Почему нет? Обсудим все правки в более приятной обстановке.

Макс на мгновение застыл.

— Подожди, ты серьёзно?

Лена склонила голову набок, хитро улыбаясь.

— А ты не ожидал, да? Ну что, уже не такой смелый?

Она поднялась с кресла, взяла листок с правками и, проходя мимо него, слегка хлопнула его по плечу.

— Не опаздывай, Скиталец...

* * *

Хлопок дверью, который на этот раз прозвучал слишком громко, отозвался тупой болью в висках.

Ноутбук всё так же стоял на столе. Бутылка с недопитым виски также занимала своё место. Стакан рядом пуст, но всё ещё пахнет горечью алкоголя.

Макс молча вытащил из карманов всю мелочь бросил на стол. Куртка полетела на кресло, и он сам устало рухнул следом, чувствуя, как ткань обволакивает его спину.

Никого.

Комната молчала. Только тихий скрип дерева, когда он сдвинул ногу. Только слабый свет из окна.

Он сидел, не шевелясь. Всё было на своих местах.

— А всё ли? — Спросил он, обернувшись к двери.

Но никто не пришёл...

* * *

— С тобой всё в порядке? — спросил Артём, чуть склонив голову набок, внимательно глядя на друга.

К ним подошла официантка, вытянув из передника блокнот.

— Будете что-то заказывать?

Макс медленно поднял взгляд, вынырнув из глубины мыслей.

— Повторите, пожалуйста.

— Пиво, — добавил Артём, не сводя глаз с Макса.

Официантка быстро записала заказ и ушла.

— Помнишь наш разговор на крыше?

Артём приподнял бровь.

— Какой из? Мы там не раз сидели.

Тёплый свет бара слегка дрожал в стекле стакана, искажая отражение. К ним снова подошла официантка, аккуратно поставила заказанные напитки на стол. Парни синхронно кивнули в знак благодарности.

— Последний, который был недавно, — уточнил Макс.

Артём кивнул, делая первый глоток.

Макс провёл пальцем по ободку стакана.

— Если объект существует, когда есть слово… что можно сказать о человеке?

Артём нахмурился.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он, открывая бутылку и слегка качая её в руке.

Макс вздохнул.

— Можно ли стереть человека?

Артём задумался, и он чуть повёл подбородком вперёд.

— Это зависит от того, как ты ставишь вопрос, — он сделал короткий глоток, затем продолжил, — любой человек рано или поздно умрёт.

Макс покачал головой.

— Я не про смерть. Смерть — это процесс, часть механики существования. Я говорю о полном стирании. Об исчезновении не только тела, но и следов, памяти, мысли о человеке. О том, чтобы он не просто умер, а чтобы никто не помнил, что он вообще был.

Артём постучал ногтем по бутылке, задумавшись.

— Ну, допустим, кто-то исчезнет. Все фотографии пропадут, записи сгорят, его вещи разойдутся по рукам, и никто больше не вспомнит, что он существовал. Это и есть стирание?

Макс улыбнулся.

— Нет. Если человек исчез, но остался хотя бы намёк на его отсутствие — это уже след. Даже если все его вещи исчезнут, если его имя не будет написано нигде, останется пустое пространство, которое кто-то заметит.

Артём нахмурился.

— И как тогда, по-твоему, стереть человека?

Макс поднёс стакан к губам, но не сделал глотка, лишь посмотрел сквозь жидкость, будто искал ответ на дне.

— Если удалить не просто память о человеке, а саму возможность того, что он когда-либо был. Не чтобы его забыли, а чтобы никто даже не мог догадаться, что он существовал. Чтобы не было самого вопроса о его бытии. Словно он никогда не рождался.

Артём молчал, пальцами перебирая этикетку бутылки.

— Это же…— он задумался, затем продолжил, — это не просто исчезновение. Это переписывание реальности.

Макс кивнул.

— Именно.

Тишина затянулась. Где-то позади кто-то рассмеялся, зазвенела ложка о край чашки.

Артём наклонился вперёд, сжимая ладонь в кулак.

— И ты думаешь, что это возможно?

* * *

Слово Точка Слово запятая слово запятая запятая слово точка точка точка

Следующий лист

* * *

Макс устало плеснул в лицо холодной воды, пытаясь хоть немного прийти в себя. Глядя в зеркало, он сам казался размытым, словно отражение существовало отдельно от него, живя собственной, неуловимой жизнью.

«Нужно наконец добраться до редакции, хоть отметиться.»

Мысль была простой, но почему-то весила слишком много, оседая тяжестью в голове. Он машинально выключил воду, вытер лицо, схватил ноутбук и направился к входной двери.

Но стоило ему поднять руку, как что-то неуловимо неправильное кольнуло его сознание.

Дверь.

Точнее, «ДВЕРЬ» — слово, написанное на жёлтом стикере, прилепленном туда, где должна была быть ручка.

Макс замер.

Сначала он просто не понял, что видит. Мозг, привыкший к обычному течению вещей, на мгновение отказался принимать это как реальность. Должна быть дверь. Обычная. Старая, скрипящая, с облупившейся краской. Но её не было.

Он сорвал стикер, повертел его в пальцах, как будто надеясь, что это каким-то образом изменит ситуацию. Затем медленно перевёл взгляд на то место, где должна была быть дверь.

Глухая, ровная стена.

Без намёка на проём, без следов петель, без единого признака того, что здесь когда-то был выход.

Что за чёрт?

Голова словно сжалась в тиски. Макс сделал шаг назад, вцепился пальцами в стикер, как будто тот был хоть какой-то зацепкой в этом абсурдном кошмаре.

Он снова коснулся стены, холодной и монолитной. Провёл рукой, постучал костяшками пальцев — никакого отклика. Только глухой звук, будто он ударял не по штукатурке, а по чему-то более плотному.

Это что вообще за фокусы?

* * *

Макс дёрнулся.

— Что ты сделал с моей дверью?

Тишина. Долгая, натянутая.

— Какая разница? Ты же всё равно не выйдешь.

— Ч-что?..

— А зачем? Куда тебе? Ты не выходил, даже когда она была.

Макс сглотнул.

— Я не понимаю...

— Конечно. Конечно, нет. — Голос звучал ближе, но видеть его Макс не мог. — Ты же даже себя не понимаешь. А хочешь понять дверь. Забавно.

Он хотел спросить ещё, но в горле встал ком.

— Почему стикеры? — выдавил он наконец.

Голос не ответил сразу.

— Потому что ты не можешь жить без названий. — Пауза. — Только теперь их пишу я.

Макс поднял взгляд. Вокруг — слова, слова, слова. Напечатанные, выведенные неровным почерком, обозначающие вещи, к которым он привык. Которые он больше не узнавал.

— Это не правда...

— О, правда! Правда, правда, правда... — Голос рассыпался эхом. — Она ведь тоже зависит от того, кто пишет.

— Зачем ты это делаешь?

— Опять «зачем». Неужели так сложно? — В голосе мелькнуло что-то похожее на сожаление. — Всё ведь просто. Может, тогда, когда написал что-то, чего не должен был? Может, когда стёр что-то важное?

— Ты говоришь загадками. Ты просто... это бред. Это всё...

— «Бред». — Голос медленно повторил слово, пробуя его на вкус. — Хорошее слово. Удобное. Как «дверь». Как «я».

— Так что, Макс?

Слова были слишком тихими, слишком мягкими.

— Сотрём тебя?

* * *

Ты ведь слышишь их, да?

Слова, которые скребутся по внутренней стороне черепа. Шорох строчек, перетекающих друг в друга, как чернила, разлитые по бумаге. Они не затихают, они шепчут, они наполняют пустоту между твоими мыслями.

Они были здесь всегда.

Тебя ведь предупреждали?

Что стоит заглянуть за строки, и ты увидишь не буквы, а щели.

Не смысл, а пустоту.

Ты ведь знаешь, что реальность держится на хрупких конструкциях. Тысячах предложений, сплетённых в ткань, которая кажется монолитной, но на самом деле она рвётся, если слишком пристально всматриваться.

Ты чувствуешь?

Как слова расползаются по телу, как буквы текут в венах, как синтаксис срастается с костями.

Ты уже не можешь не читать.

Но где заканчивается чтение и начинается существование?

Ты идёшь по городу, и он начинает терять свою форму. Дома становятся абзацами, дороги превращаются в пунктуацию, люди — в знаки препинания, расставленные там, где автор решил сделать паузу.

А что если пауза затянется?

А что если ты — всего лишь кавычки, заключённые в чью-то чужую речь?

Ты видишь, как мир сжимается, становится страницей. Как воздух наполняется типографской краской, как твои воспоминания мерцают курсивом.

Но ведь если всё написано, значит, кто-то пишет?

Где он?

Кто он?

Ты хочешь спросить, но язык превращается в строки, и каждое слово, что ты произносишь, уже было написано заранее.

Ты ведь чувствуешь, да?

Как сюжет сгущается вокруг тебя.

Как мысли становятся чужими.

Как всё это… не принадлежит тебе.

Но ты продолжаешь.

Ты ведь понимаешь, что остановиться — значит исчезнуть?

* * *

Звук рваной страницы

— Я тебя никогда не пойму.

Помехи, дребезжащий звук, будто кто-то кромсает ленту реальности ножницами.

— Надеюсь, наша дружба будет крепкой, — Артём улыбнулся.

Его лицо треснуло, как стекло, по щекам побежали тонкие линии

— Мир прекрасен, вот бы он не менялся, — Лена пьёт кофе, ставит чашку, кладёт тёплую ладонь на руку Макса.

Помехи.

* * *

— Вы точно не знаете, что произошло?

Полицейский стоит в дверном проёме.

Мухи.

Бабушка махает ладонями, пытаясь их разогнать.

— Понятия не имею, милок.

— А кто жил в этой квартире?

— Да был тут вроде какой-то парень… Давно его не видела. Память уже не та у старухи.

Полицейский смотрит на внутреннюю сторону двери.

Пять царапин.

От ногтей? Или когтей?

Щёлчок переключателя — свет мигает, мерцает, вспыхивает, гаснет.

— Так о чём же будет твоя рукопись? — Лена стоит рядом, смотрит в глаза.

— Чтобы объяснить, не хватит СЛОВ...

Свет гаснет

Точка