Великолепная семерка (джен)

В одном провинциальном русском городе, не большом и не маленьком, в одном самом обычном доме на берегу реки, живут четверо самых обычных детей: Полина, Лиу, Рамиля и Сережа.

Лиу и Полине одиннадцать лет. Рамиле — двенадцать. А Сережа младше всех, ему девять. Дом у них очень старый. Девочки даже говорят: старинный. А Рамиля, которая знает много удивительных слов… папа у Рамили филолог, он работает со словами. Папа Рамили преподает в университете — потому что город хоть и провинциальный, но университет там есть, и в нем учится много иностранных студентов. Собственно, вот так и появилась в этом городе Лиу. Точнее, сначала так в городе появились папа Лиу и мама Лиу, которые тогда еще вовсе не были ни папой, ни мамой, а были еще просто студентами — ну а потом появилась уже и сама Лиу. Но об этом рассказать стоит отдельно и как-нибудь в другой раз. Ну так вот. Рамиля знает от папы множество удивительных слов и щедро делится ими с друзьями. И дом она называет так: винтажный.

Дом у них такой старый, что в нем нету даже горячей воды. Вода греется от колонки на кухне. У колонки округлые белые бока и гофрированная серебряная труба наверху. Сереже иногда представляется, что на самом деле это не труба, а космический портал. Вот так заходишь в портал на одной планете, проходишь по трубе, можно даже без скафандра, если обе планеты класса М (если нет, тогда, конечно, без скафандра никак нельзя), там открывается тяжелый люк, как на МКС — а там другая планета! Должен же быть между планетами какой-нибудь подпространственный переход — это ж логично.

Надо сказать, все ребята переехали в этот дом (в разное время) из более современных домов, и никто раньше колонок не видел, и все как один именно этим особенно впечатлились. Лиу тогда было девять лет. И вот она долго, долго смотрела, как мама моет на кухне посуду, и то включает, то выключает воду, и когда она включает — колонка электрически трещит, и вдруг внутри нее вспыхивает и тотчас расправляется, как лепестки у цветка, газовый синий огонь. И наконец сказала:

— Я поняла. Когда говорят «гори оно синем пламенем» — вот так оно и загорается.

Еще в доме есть подвал, он тоже очень старый и интересный. Но подвал стоит отдельного рассказа. А главное — в доме есть двор.

Точнее, двор есть при доме. Неверно говорить, что в доме, папа Рамили, конечно же, не одобрил бы такую конструкцию. Но двор есть! И еще какой! Это, можно сказать, Двор с большой буквы Д. Поскольку дом старый, то старый и двор. Это логично, как с недавних пор любит говорить Лиу. Большинство взрослых, которые живут в этом доме и в двух соседних, сами играли в нем, когда еще были маленькими. И за эти долгие годы чего в нем только не появилось. В нем есть песочница, качели и лазалка. Песочница новая, из ярко-желтых досок с круглыми углами, как и в разных других дворах. А вот качели — железные. На них можно очень сильно раскататься, если у тебя сильные ноги, и тогда, когда качели раскачиваются до самой верхней точки — они стучат. Слышно, как железные штанги качелей стукаются об железную перекладину. Чтобы сильно раскататься, надо только кататься стоя. Сидя все равно неудобно, потому что за долгие годы качели уже вросли в землю, и когда сидя катаешься, ноги по земле задевают. А когда раскатаешься хорошо, и летишь — ух! И юбка взлетает, как парус (если ты, разумеется, в юбке). Летишь до самого верха, аж дух перехватывает, и вот наконец качели — стук! И ты разом ухаешься вниз, и пока летишь — что-то сладко прокатывается у тебя в животе щекочущим холодком.

Лиу предполагает, что в песне «взлетают выше ели» говорится как раз про эти качели. Во всяком случае, про такие же. По хронологии как раз идеально подходит, они с Полиной проверили. И ведь ель тоже есть! Ель растет в соседнем дворе, за забором, и иногда, когда ветер, докидывает шишки и досюда. Правда, выше ели подняться на них никак невозможно, это проверено эмпирически (как говорит Рамиля, а проверили девочки и еще до нее; а Рамиля потом перепроверила). Но это потому, что качели вросли в землю, а ель, наоборот, выросла. А сначала наверняка так и было, что выше ели.

Во дворе есть Дерево. Точнее, деревьев там даже много, но одно из них — самое старое и интересное. Оно такое старое, что всё скрючилось, и ветки у него — совсем как мозолистые пальцы, такие скрюченные и с буграми, как бывают у очень старых людей. На дерево можно лазить, это даже легко, если опираться ногами на наросты и бугры на стволе, а дальше уже на ветки. И в нем, если залезть достаточно высоко, имеется даже маленькое дупло. Где можно прятать записки с секретами. Главное, чтобы залезть. Зимой-то, в зимних сапогах и по веткам со снегом, туда не очень залезешь, да и записка в снегу приморозится и затем размокнет. А летом в сандалях — запросто.

Когда Полина была еще совсем маленькой, только-только пошла в школу, сосед дядя Толик пугал ее, что это дерево на самом деле живое. Это на самом деле Старый Лох, которого за дурной нрав выгнали из Средиземья, и вот он шел-шел на своих корявых корнях, как на ногах с мозолями, пока не дошел досюда, и вот тут решил поселиться и замаскировался под обычное дерево. А на самом деле он ждет… и если кто-нибудь будет под ним играть, а тем более, если попытается на него залезть — он каааак раскроет дупло, как рот, и ам! Сразу проглотит, прожует и переварит, и даже костей не оставит, наверное. Полина как раз размером со среднего хоббита, ему как раз на обед.

Дядя Толик выбрал не тот перевод. Расскажи он про Старца Иву — Полина, наверное, и правда бы перепугалась до жути. И ни за что бы не стала лазить! Ну а Лох — он и есть лох, лоха-то что бояться?

За домом есть палисадник. Когда Рамиля была совсем маленькая (и жила, разумеется, в доме без всяких палисадников, видала их только на картинках и в книжках читала, то есть, читала ей тогда мама или папа), она думала, что полисадник — это от слова «поли», много. Как поливитамины — много витаминов в одной витаминке, полигиния — многоженство, когда было много жен, как в «Тысяче и одной ночи», полигон — место, где гоняется много техники. Так и полисад(ник) — много садов. И это ее всегда удивляло. Ведь на самом же деле там не то чтобы много — там и один сад никак не уместится за забором, там половинка сада от силы, или даже четверть от сада. Может, сад — это от слова сажать, а не сад, место, где много всего сажают на маленьком кусочке земли? Поэтому и полисадНИК — как рассадник.

А потом Рамиля выросла и стала читать книги сама. И удивилась еще больше, когда прочитала, что пишется «палисад». Она даже сначала подумала, что в книге опечатка, неправильно написано. А потом прочитала в другой книге, исторической про сражения, где там шпаги, мушкеты и все такое, что там-то были возведены укрепления и палисады. И удивилась уже окончательно и бесповоротно. Как врага задержат грядки с цветочками? Разве что там крапиву посадить… это мысль! Рамиля очень сильно не любила крапиву. Вот прямо очень! Но потом она подумала, что тогда же все носили ботфорты, а ботфорты, наверное, никакая крапива не прокусит. И тогда Рамиля пошла и спросила папу. Когда дело касалось слов, она всегда спрашивала папу. А когда дело касалось вещей — тогда маму. И папа ей объяснил, что ни много, ни даже сад тут вообще ни при чем, а на самом деле это все от французского слова palisade, то есть забор, изгородь. И средневековые палисады были еще какими мощными, из толстенных бревен. Крапива там, правда, наверное, тоже росла. Крапива против врагов никогда не лишняя.

Но в этом палисаднике нет никакой крапивы. И там насажено столько всего, что впору на самом деле писать про него в виде исключения «поли»: и цветы, и помидоры, и маленькая вишенка, на которой пока еще не растет ягод, и зеленый мох, и газонная травка, и еще всякие другие цветы, и кусты, и даже маленький бассейн с водорослями. Это, конечно, не настоящий бассейн, это вкопанная в землю ванна, оттуда поливают цветы. И помидоры. Маленьким детям там купаться нельзя, потому что вода не очень чистая, а большим — потому что уже не уместятся. А вот куклам — как раз в самый раз.

Лиу как-то сказала, что это похоже на садик той старушки из «Снежной королевы», где Герда застряла, пока не обнаружила розу. И Полина с ней согласилась. Что очень похоже. Но этот сад безопасный, потому что розочки там есть, они даже цветут. С этим согласилась и Лиу. И с тем, что это хорошо. А то было бы обидно застрять в садике на целый учебный год. Оно, может, само по себе и не так плохо… но когда отстрянешь, все равно ведь придется опять идти в школу. А поскольку придется идти в тот же класс, который пропустил — то тогда они станут уже второгодниками. Взрослые часто рассказывают всякие ужасы про второгодников и любят пугать «вот останешься на второй год»; хотя если честно, ни Полина, ни Лиу, ни кто другой из приехавших позже никогда не видели ни одного живого второгодника. Они бы даже были и не против взглянуть разочек из любопытства… но только чтобы не в зеркало!

В палисаднике есть трап для котов. Одно из окон почти все время бывает открыто (ну кроме когда совсем холодно), и из него спущен вниз трап, совсем как на кораблях, только кошачьего размера по ширине: длинная доска с набитыми поперек нее рейками. И коты по нему все время ходят туда и сюда, в окно и на улицу из окна.

Во дворе много котов. Целый прайд! Когда Сережа поселился в Доме, он одним из первых дел попытался посчитать котиков. И насчитал девять душ. Хотя про котиков, конечно же, правильнее говорить «особей». Но это был еще не полный состав прайда, тогда собрались погреться на солнышке большинство, но не все. Некоторые из них хозяйские и живут в квартирах, и на улицу ходят только гулять. Другие ничейные и живут в подъезде. А еще есть совсем ничейные. То есть абсолютно. Они живут на пепелище. Потому что во дворе имеется и Пепелище.

На самом краю двора, как рассказывают взрослые, в старину стоял частный деревянный дом. Потом он сгорел. И некоторое время там стояло черное пепелище с обгорелыми бревнами. Потом там поставили новый дом. А потом он тоже сгорел. На этот раз черное пепелище из бревен стояло дольше. И там, говорят, жили очень злые бомжи. Правда, другие рассказывают еще ужаснее. Что там собирались тайком на свои тайные сходки преступники. И, наверное, там делили награбленную добычу и планировали новые грабежи, как всегда описывают в книгах, если там фигурируют разбойники. Впрочем, третьи говорят куда прозаичнее: в таком месте даже приличный бомж не поселится, не то что бандиты, а собирались там обычнейшие алкаши — бухать. Но уже практически в наше время (никто из всей четверки в Доме пока еще не поселился, но большинство уже родились) пепелище наконец окончательно снесли и расчистили, и начали строить там новый дом, на этот раз кирпичный. И даже небольшой кусок его возвели. А потом и этот кусок сгорел. Уж чему там было гореть, почти один бетонный фундамент да чуток кирпича, но оно загорелось и горело, пока не приехала пожарная машина и не залила всё водой из пожарного рукава.

На этом происшествии все окончательно махнули на это место рукой, и больше никто никогда ничего на этом месте даже и не пытался строить. Пепелище заросло по краям бурьяном, а затем и кустами, и теперь там живут кошки. Вот те, абсолютно ничейные, там и живут. Жители Дома иногда выносят им остатки еды, у них, у кошек, даже поставлены для этого специально тарелочки. А на Новый год и другие праздники котам насыпают даже настоящего магазинного корма. Чтобы и коты праздновали.

И это еще далеко не всё, что есть во Дворе. Если перечислять всё, что там есть интересного для детей — это не то что не все, но даже еще и не половина. Расскажу только еще про две важнейшие вещи.

Если пройти мимо Пепелища, поздороваться с котами, посмотреть, убавилось ли чего-нибудь на старой машине, которая стоит там уже так давно, что тоже начала врастать в землю, поднырнуть под полосатый шлагбаум (потому что зачем открывать шлагбаум, если можно под него поднырнуть?), свернуть и пройти еще метров десять — там будет мост. Раньше он был проезжий, а теперь пешеходный, и поперек бывшей проезжей части лежит бетонный поребрик. Мост очень старый, такой старый, что по краям кое-где обвалился асфальт и из него торчат ребристые железные прутья. По этой стороне моста, где железные прутья, детям ходить, разумеется, запрещается. Да и взрослые там стараются не ходить. А по другой в самый раз. Этот мост очень красивый, с фигурными перилами и старинными фонарными столбами перед въездом на мост, и очень похож на питерский. Жаль только, что он не разводится, но ведь и в Питере не все же мосты разводятся, верно? И тут можно играть, как будто мы в Санкт-Петербурге. Поэтому на мосту и лежит поребрик. Если бы не играли в Санкт-Петербург — на мосту лежал бы бордюр. Это ж логично.

А если идти по Двору прямо в противоположную сторону, пройти мимо много чего еще, о чем пока слишком долго рассказывать, то там будет Усадьба. Усадьба стоит за высоким кирпичный забором, над которым клонятся густые вишневые и боярышниковые ветви, и кто живет там в Усадьбе — никто толком мне знает. Даже взрослые, и даже председатель. Знают только, что какие-то очень богатые и не очень общительные люди. Детей там вроде бы не живет. И вот, когда идешь мимо Усадьбы — можно играть, как будто это Малфой-мэнор.

А пройдя мимо Усадьбы, можно тоже выйти к реке, и там будет много еще интересного. В том числе и другие мосты, и даже еще не один. А если пройти подальше (а лучше проехать на велике; или хотя бы на самокате), то можно прийти и в другие не менее интересные места. Про которые тоже потом. А то этот рассказ получится таким большим, что все читатели устанут от него, как школьники от «Войны и мира» (говорят, школьники от них всегда устают; кто его знает, правда ли это — никто из нашей четверки, и даже семерки, «Войну и мир» пока не читал).

А дальше будет рассказ о том, как в Дом приехал Сережа.