Тодзи Фушигуро: Зеро (гет)

— Что ты видишь?

В ритуальной комнате над юным мальчиком нависли несколько высокопоставленных представителей одного из трех великих магических кланов, Зенин. Они смотрели на него свысока, каждая секунда их времени была на вес золота.

Тодзи сидел на коленях, опираясь ладонями о деревянный пол. Его тело было покрыто потом — то ли от нервозности, то ли от полной растерянности перед этими статными особами. Он изо всех сил напрягал глаза, пытаясь разглядеть что-то перед собой, но тщетно.

«Я… ничего не вижу», — пронеслось у него в голове. Однако сказать это вслух он так и не смог.

Все присутствующие в ритуальной комнате наблюдали за одной и той же картиной: мальчик, уставившийся в пустоту, не видел отвратительного проклятия, которое стояло прямо перед ним. Существо с объемным телом, длинными зубами и множеством мерзких глаз, покрытых печатями барьера, ограничивающими его действия, оставалось для него невидимым.

Один из шаманов утомленно вздохнул и решил положить конец этому фарсу:

— Господин Хироши, простите за грубость, но это уже второй раз, когда вы заставляете нас наблюдать за вашим… бездарным ребенком. По его лицу и так все ясно, он ничего не видит.

Другой шаман, словно подливая масла в огонь, добавил:

— Как мы все знаем, обычно наследуемые техники великих кланов могут проявиться в возрасте от трех до шести лет, как и способность видеть проклятия. Это незыблемая истина. Однако вашему ребенку уже почти семь!

Двадцать пятый глава клана Зенин бросил на своего отпрыска взгляд, полный презрения, и тут же отвернулся, словно сам факт его существования оскорблял его.

— Хватит ныть… — резко одернул он старейшин. — Если ваши незыблемые истины — единственное, что я сегодня услышу, то можете катиться на все четыре стороны.

Хироши понимал их чувства лучше остальных. Он разделял их взгляды, тревогу за будущее клана, но терпеть не мог, когда кто-то разжевывал ему очевидное. Мужчина и без того знал, что его сын — пятно на репутации Зенин, и напоминания об этом только разжигали его гнев.

— Простите, я не виню вас за прямоту, — продолжил Хироши, его голос стал чуть тише, но оттого еще зловещее. — Напротив, я собираюсь показать вам, что бывает с теми, кто рождается без проклятой энергии в роду шаманов. Этот ребенок станет уроком для всех.

Смысл этих слов повис в воздухе. Старейшины переглянулись, но никто не осмелился спросить, что именно он задумал. Глава коротко кивнул своей жене, и та без единого звука поднялась с места. Ее тонкие пальцы сжали плечо ребенка, и она быстро увела его из зала.

В эпоху Хэйан, когда магия находилась на пике своего развития, несколько семей добились особого положения среди магов благодаря своим кровным линиям и мощным наследуемым техникам. Это были Фудзивара, Сугавара и Камо.

Клан Фудзивара, доминировавший в императорском дворце, имел множество ответвлений. Считается, что именно от него произошел ныне действующий клан Зенин. Для сформировавшейся великой семьи сила техник и объем проклятой энергии внутри человека были главными показателями ценности.

Однако, мальчик был лишен всего этого с самого рождения. В его теле не было ни капли проклятой энергии. Из-за этого он не только не мог пройти минимальное требование для становления шаманом, видеть проклятия, но и был неспособен использовать проклятые техники.

Как итог, последние слова главы клана стали приговором для юного Тодзи.

* * *

С того дня, казалось, каждый уголок клана шептал о «неудачном» ребенке.

Мать мальчика, некогда тихая и незаметная служанка, оказалась в центре этого урагана. Женщину обвиняли в том, что она испортила кровь клана, что ее «слабость» передалась сыну, и что лучше бы она вообще не порождала это отродье на свет. Даже другие служанки, которые раньше относились к ней с сочувствием, теперь избегали ее, боясь разделить ее участь.

И спустя год унижений, боли и молчаливого страдания…

Мать Тодзи, больше не могла вынести тяжести своего существования. Ее душа, измученная бесконечными издевательствами, одиночеством и чувством вины наконец сдалась. Однажды утром, когда клан еще спал, она вышла во двор и поднялась к большому вишневому дереву, которое стояло там, словно немой свидетель всех ее страданий.

Она не оставила записок, не произнесла последних слов. Только тишина и холодный ветер сопровождали ее последние шаги.

Когда тело женщины обнаружили повисшим на толстой ветке, никто не спешил снимать его. Люди стояли поодаль, не шепчась, не выражая ни жалости, ни страха.

Казалось, сама смерть не могла стереть с нее клеймо позора.

Тодзи, маленький и беспомощный, стоял в стороне и смотрел на эту картину. Его детский разум не мог до конца осознать, что произошло, но сердце, разрывающееся от боли, понимало все слишком хорошо.

— Мама?..

Он хотел закричать, хотел броситься к ней, но ноги словно приросли к земле. Внутри него что-то ломалось, рушилось, превращаясь в хаос.

«Почему они не помогут ей? Почему они просто стоят и смотрят?»

Его взгляд пал на людей, которые стояли вокруг. На их холодные безразличные лица. На отца, который даже не подошел к телу женщины, которая когда-то была ему близка.

— Это из-за меня... Она умерла из-за меня, — шептал он себе, чувствуя как слезы катятся по щекам.

И все же слезы казались ему предательством.

Он не мог позволить себе плакать. Не мог позволить себе чувствовать. Ведь именно он стал причиной всего этого. Он «бездарный», «никчемный», «позор клана».

* * *

— Забирай свои вещи и убирайся, — бросил Хироши, указывая на кучу тряпья, выброшенного на землю.

Мужчина стоял у входа во двор, его лицо было каменным, а глаза полными презрения. Рядом с ним толпились подчиненные, которые молча наблюдали за происходящим.

Тодзи сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Он смотрел на свои вещи, разбросанные по грязи: книги, которые когда-то читала ему мать, игрушки, которые теперь казались ненужным хламом.

— Почему? — тихо спросил он, хотя уже знал ответ.

— Почему? — отец усмехнулся, его голос был полон сарказма, — ты думаешь, я буду содержать бесполезное отродье?

Мальчик опустил голову, его голос дрожал от обиды:

— Мама бы такого никогда не сказала…

Подчиненные, стоявшие рядом, молча наблюдали за этой сценой. Один из них, пожилой мужчина с седыми волосами, неуверенно кашлянул:

— Господин Хироши, может, стоит…

— Если у тебя есть жалость к этой обезьяне, можешь уйти вместе с ним.

Подчиненный опустил голову и отступил назад. Тодзи посмотрел на него, надеясь увидеть хоть каплю сочувствия, но тот избегал его взгляда.

— Что мне теперь делать? — прошептал мальчик больше себе, чем кому-то другому.

Как бы между делом отец начал все ему объяснять, голос мужчины был холодным и равнодушным, словно он говорил о чем-то незначительном:

— Ты отправишься в отряд Кукуру, будешь мыть полы, убирать за другими и выполнять всю грязную работу. Может, хоть так принесешь какую-то пользу клану.

Тодзи нахмурился. Он слышал об этом месте. Это был отряд для тех, кто не обладал проклятыми техниками. Там не было магии, только физическая подготовка и жесткая дисциплина.

Место, куда отправляли тех, кто не представлял ценности для клана.

— Я… я не хочу, — прошептал он, но голос был таким тихим, что его едва ли кто-то услышал.

Тодзи стоял на месте, не зная что делать. Он наклонился, чтобы поднять одну из книг, но Хироши резко остановил его:

— Оставь. Это тебе больше не понадобится.

Мальчик посмотрел на отца, но тот уже уходил, не оглядываясь. Подчиненные последовали за ним, оставив Тодзи одного во дворе.

* * *

Вплоть до четырнадцати лет Тодзи был не более чем слугой. Его дни превратились в бесконечный цикл унизительных задач: он вылизывал каждый уголок внутреннего двора отряда, стирал одежду за другими учениками и даже чистил их обувь до блеска. Его жизнь была чередой монотонных, изматывающих обязанностей, которые словно напоминали ему: «Ты здесь никто».

Каждый день начинался и заканчивался одинаково. Кто-то кричал:

— Эй, бездарь, тут грязно! — указывая на пятно, которое мальчик только что оттер.

А кто-то, не ограничиваясь одними приказами, находил особое удовольствие в том, чтобы унижать его более изощренно:

— О, смотрите, наш маленький уборщик опять трудится! — насмешливо говорил один из учеников, наблюдая как Тодзи скребет пол. — Может, тебе еще и цветы посадить тут, чтобы было красиво? Будешь еще и их вылизывать.

Ещё один предпочитал психологическое давление:

— Знаешь, — говорил он, присаживаясь рядом, пока тот мыл пол, — я бы на твоем месте просто сбежал. Зачем тебе это? Ты же все равно никогда не станешь шаманом. Даже твой отец это понял. Так почему ты все еще здесь?

Мальчик молча выполнял приказы, но внутри него копился гнев. Каждый удар, каждое оскорбление, каждый взгляд, полный презрения — все это оседало в его душе, как яд.

Он чувствовал, как его достоинство стирается словно пыль с пола, который он так старательно чистил.

«Почему они все думают, что я хочу быть этим… шаманом?»

* * *

Когда Тодзи исполнилось 14 лет, его перевели непосредственно в отряд.

Отряд Кукуру состоял из порядка двадцати человек, которые обладали хотя бы небольшим объемом проклятой энергии. Тренировки были жесткими и изнурительными: спарринги, закалка тела, отработка ударов на манекенах, обтянутых соломой — все это напоминало древние методы тренировок самураев, где главным было не просто физическое мастерство, но и выдержка духа.

Тодзи ставили спарринговаться с теми, кто был сильнее и опытнее. Удары сыпались на него со всех сторон, а он мог только защищаться, чувствуя, как его тело немеет от боли.

Впрочем…

Однажды во время очередного спарринга внутри юноши что-то сломалось. Тодзи стоял против крупного ученика, который уже привык избивать его без сопротивления, но на этот раз он не стал отступать.

— Ну что, бездарь, готов проиграть? — усмехнулся противник, нанося первый удар.

Юноша уклонился, невольно отбросив все мысли. Впервые за полгода он не просто принял удар, а увидел его — тело, измученное тренировками, среагировало само. Тодзи контратаковал, ударив противника в живот. Тот отшатнулся удивленный.

— Ты… — начал он, но юноша его уже не слушал.

Его кулаки обрушились на противника с такой яростью, что тот не успел даже защититься. Удар в челюсть, затем в живот, потом в ребра. Юноша не останавливался, чувствуя, как гнев, копившийся годами, вырывается наружу. Он продолжал избивать противника, пока тот не рухнул на землю от удара ноги в голову.

В тот момент Тодзи почувствовал нечто новое — превосходство.

Однако прежде чем он успел сделать очередной замах, раздался холодный голос:

— Что ты делаешь?

Юноша молча обернулся и увидел отца. Хироши стоял в нескольких шагах, его лицо было непроницаемым. Без предупреждения он ударил отпрыска по лицу.

— Отвечай подобающе, когда с тобой говорят, щенок, — прошипел отец, нанося удар за ударом.

Тодзи не сопротивлялся. Он корчился на земле, принимая каждый удар.

Внимание других учеников быстро устремилось на происходящее. Увидев, кого именно избивают, они засмеялись, перешептываясь о том, что юноше опять достается так, что и врагу не пожелаешь.

Когда глава наконец успокоился, он высокомерно посмотрел на избитого отпрыска и сказал:

— Пошли со мной. Раз ты так хочешь, сегодня у тебя будет особая тренировка.

Тодзи поднялся с земли, чувствуя, как боль растекается по всему телу. Горе и мучение начали медленно превращаться в нечто другое, в ненависть.

Чистую, всепоглощающую ненависть.

* * *

Благодарю за прочтение)

Больше глав на моем Boosty: https://boosty.to/whier