Не проверялось на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Стефания заметила эту девушку сразу. Она выделялась из толпы — не только рыжеватыми волосами, но еще и бесконечной любовью, светившейся в каждой черточке ее лица.
Стефания улыбнулась и слегка шевельнула пальцами, мороча девушке голову — так, самую малость, просто чтобы запутать ее. Девушка нахмурилась и поднесла пальцы ко рту, и Стефания заметила причудливый перстень на ее руке.
«Неужели колдунья? — подумала она. — Это очень интересно.»
Стефания перешла дорогу и встала неподалеку от рыжеволосой девушки. Наконец та приблизилась к Стефании и, помолчав с полминуты, обратилась по-польски:
— Простите, пани, я первый день в городе и немножко заблудилась. Вы… не могли бы мне помочь?
Стефания мысленно улыбнулась тому, как девушка старалась подбирать слова и скрывать свой акцент (выходило плохо). Но говорила она все же довольно быстро.
— Конечно, — кивнула Стефания. — Куда вы шли?
— Я хотела посетить Национальный музей(1).
— Это далеко, — заметила Стефания. — Давайте я пойду с вами.
— Спасибо, — улыбнулась девушка.
— Как вас зовут? — спросила Стефания.
— Эльжбета, — был ей ответ.
Эльжбета все время смотрела по сторонам, словно стремясь объять всю Варшаву и запечатлеть ее в своей памяти, поэтому Стефания могла рассматривать ее, не таясь.
Росту Эльжбета была среднего, волосы стригла коротко, отчего они красиво обрамляли ее скругленное лицо. Стефания заметила, что Эльжбета русоволоса, но подкрашивается хной.
Ее сухие губы были чуть приоткрыты, а карие глаза с восторгом и обожанием смотрели по сторонам. Стефания улыбнулась и подумала, что, верно, такой взгляд был и у нее, когда старый Лех только привез ее в Гнезно.
— А вы давно живете в Варшаве, пани..? — вдруг спросила Эльжбета.
— Стефания Бурштын-Лукашевич, — представилась Стефания. — Я живу в Варшаве с.., — она ненадолго замялась, пытаясь прикинуть свой тогдашний человеческий возраст, — с четырнадцати лет.
— А до того?
— А до того я жила в Гнезно, у своего деда, — Стефания вспомнила поместье старого Леха и поправилась: — То есть, под Гнезно.
— А ваши родители? — подняла свои соболиные брови Эльжбета.
— Я их не знала, — спокойно, даже равнодушно ответила Стефания. Это была чистая правда — какие родители могут быть у души города? — Моего отца, Казимежа Бурштына, не стало до моего рождения, а мать, Юзефа, скончалась, рожая меня. Меня воспитывал дед по матери, пан Лех Елоньский. Я пошла в школу в Гнезно, была одной из лучших учениц, а в четырнадцать поступила в школу-интернат в Варшаве. Потом познакомилась со своим будущим мужем. Мне тогда было шестнадцать, ему — около двадцати.
Стефания улыбнулась.
— А вы, Эльжбета? Откуда вы родом? — поинтересовалась она в ответ. Эльжбета ожидаемо опустила глаза. — Ну, что же вы! — улыбнулась ей Стефания. — Я уже поняла, что вы русская.
— Я… я знаю, что в Польше не любят русских, — пробормотала Эльжбета, теребя край своей сиреневой вязаной кофты. — И есть за что.
— Не любят, — согласилась Стефания, — но и не отрицают, что среди них есть и хорошие люди. А вы, я вижу, в Польшу практически влюблены.
Эльжбета залилась румянцем. Стефания дружески улыбнулась ей.
— А вот и Национальный музей.
— Спасибо, пани Бурштын-Лукашевич, — искренне поблагодарила Эльжбета, но протянуть руку все же постеснялась.
— Не за что, — усмехнулась Стефания.
Эльжбета зашагала к входу. Когда на пороге она обернулась, Стефания уже исчезла.
И в России Лиза не забыла этой встречи. И часто вставал перед ней образ Стефании и голубые ее глаза, мудрые, искрящиеся, но все же грустные где-то в глубине своей. И однажды, в феврале, Лизу посетила догадка: пани Бурштын-Лукашевич не была человеком.
Тогда Лиза поехала в Колдовстворец и засела за книгами о душах в одном из читальных залов библиотеки Ивана Грозного. Среди тысяч философских трактатов она наконец нашла то, что искала. Это была небольшого размера книжка в бледно-розовой твердой обложке. Заглавие гласило: «О воплощениях земель и городов». Лиза испустила вздох облегчения и принялась искать в алфавитном указателе.
— Варшава! — прошептала она наконец. — Иисус и Дева Мария!
Лиза открыла книгу на нужной странице и прочитала о том, что воплощение Варшавы, пани Стефания Бурштын-Лукашевич, связана родством (формальным, конечно) с воплощением Гнезно, паном Лехом Елоньским, и браком с воплощением Польши, паном Михалом Лукашевичем.
Под статьей была помещена литография. Лиза увидела, что душа Варшавы похожа на пани Бурштын-Лукашевич, как если бы они были близнецами. Ошибки быть не могло.
«Вот и ответ», — произнес знакомый голос в Лизиной голове.
— Вот и ответ, — повторила Лиза за ним, принимаясь переписывать текст статьи в свой блокнот.
Она снова приехала в Варшаву на следующий год. Было тепло и ясно, стояла вторая неделя мая. Лиза занесла в гостиницу свои вещи, взяла ключ от номера и спустилась вниз. Купив алые гвоздики, она отправилась на Воинские Повонзки(2).
Среди множества березовых крестов, стоящих на участке на Лужке(3) она быстро нашла нужный. Лиза знала — могила героя, чье лицо смотрело на нее с таблички, прибитой к кресту, пуста. А сама она не сумела бы уточнить ее местоположение, не будучи ведьмой грани.
Лиза положила цветы и поклонилась кресту поясным поклоном до земли, «по-польски», как это определялось в одном старом стихотворении. Она отступила три шага, развернулась и пошла к выходу с кладбища, то и дело останавливаясь, чтобы прочесть имена на табличках.
Вдруг Лиза почувствовала чей-то пристальный взгляд в спину и обернулась. У могилы, на которую она совсем недавно возлагала гвоздики, стояла светловолосая женщина в прямом черном платье. Лиза, хоть и была близорука, узнала пани Бурштын-Лукашевич. Ее ноги как будто вросли в землю.
Пани Стефания долго стояла у могилы, потом ласково провела рукой по березовой перекладине и отступила. Светловолосый мужчина, стоявший чуть поодаль, подал ей руку. Пани Стефания благодарно кивнула ему, опираясь на его руку, и они вместе направились от могилы.
В последний момент Лиза осознала, что идут они к ней.
Наконец они поравнялись. Пани Стефания улыбнулась Лизе, но улыбка вышла грустной.
— День добрый, пани Варшава! — сказала Лиза.
— День добрый, панна Эльжбета, — наклонила голову пани Бурштын-Лукашевич. — Вы знаете, теперь я по закону жанра обязана зловещим голосом сказать вам: «Догадалась, стало быть!»
— А это уж как вашей милости будет угодно, — в стиле героев Трилогии откликнулась Лиза. Стефания усмехнулась.
— Вот, Михалек, позволь представить тебе панну Эльжбету, с которой я познакомилась год назад, — произнесла душа Варшавы, глядя на своего спутника. — Она из России.
Ее спутник чуть склонил голову и пристально посмотрел Лизе в глаза. Та напряженно посмотрела в ответ, боясь найти презрение, но не нашла.
— Так как вы узнали, что Стефка — душа Варшавы?
— Я колдунья, — созналась Лиза. — Пришлось покопаться как следует в библиотеке Ивана Грозного.
— Михал, — укоряюще произнесла Стефания, касаясь руки своего спутника
— Ох, — пробормотал он, — прошу прощения, панна Эльжбета, я забыл представиться. Михал Лукашевич.
Лиза прижала пальцы ко рту, ее карие глаза широко распахнулись. Михал тихо посмеивался.
— Я должна была догадаться, — сказала наконец Лиза. — Знала ведь, что души Польши и Варшавы — муж и жена.
Михал улыбнулся.
— Да какие мы души! Такие же поляки, как и все, только живем дольше.
— Пойдемте с нами, милая панна, — предложила Стефания. — В ваших глазах я вижу такое количество вопросов, что, боюсь, вас разорвет неудовлетворенное любопытство.
Лиза улыбнулась и согласилась. Они вышли с кладбища, когда она наконец решилась спросить:
— Вы приходите к нему на могилу каждый год, пани Стефания?
— Да, — кивнула Стефания. — С тех пор, как появилось, куда ходить. Раньше я лишь молилась за него. Я и сейчас молюсь, конечно.
Она замолчала.
— Вы вините себя в его смерти? — спросила Лиза.
— Виню, — решительно согласилась Стефания. И вдруг заговорила очень быстро: — Но что, что, что я могла сделать для его спасения? Я была слаба после восстания. Голова вся седая, ожоги по телу, боли…Это время я помню урывками да рассказами Кшиси, девочки, ухаживавшей за мной. До сих пор удивляюсь, как выжила — верно, Пресвятая Дева смилостивилась. Ходить я толком не могла. Что бы я сделала для него?
Михал коснулся ее руки.
— Не надо, — отрывистым голосом произнесла Стефания. — Молчите. Это все лишь оправдания, которые не успокаивают даже меня. Особенно меня. Я не спасла его. Это зачтется мне на том свете, но вина мучает меня сейчас и будет мучить до конца времен. Но я… я заслужила это. И хватит об этом, — отрезала она.
Лиза мысленно костерила себя за неосторожность. Она не хотела доводить Стефанию до такого состояния. Теперь же Лиза пыталась придумать, как вернуть душе Варшавы ее прежнее расположение духа. В голове, как назло, не было ни одной дельной мысли. Наконец Стефания обернулась к Лизе и сказала:
— Ну, панна Эльжбета! Я не сержусь на вас. Просто... Нервы иногда сдают. И перестаньте думать, как исчерпать эту ситуацию, — прибавила она с веселой улыбкой, — а то у вас на лице появляется вся та безупречная комсомольская биография, которой у вас не должно быть.
Лиза улыбнулась. В этот момент они зашли в дом, где вот уж больше века жила чета Лукашевич.
На лестнице они встретили пожилую женщину, невысокую и сухощавую. Пани Стефания улыбнулась и обняла ее, после чего спросила:
— Как поживаешь, Кшися?
— Хорошо, пани Стефания, — ответила женщина и неожиданно молодо улыбнулась. Лизе вдруг почудилось, будто она видит эту женщину молодой, даже моложе себя: веселую, деятельную, с рыжими волосами и большими карими глазами, в простеньком зеленом платье. И Стефания была рядом с ней серьезней и старше.
— А это что за панна рядом с вами? — спросила пани Кшися.
— Это наша гостья, панна Эльжбета.
Лиза едва заметно улыбнулась. В самом деле, как аккуратно пани Стефания представила ее! Ведь Лиза и в правду — гостья, в этом доме, в этом городе, в этой стране. Даже в мире этом — всего лишь гостья.
Пани Кшися обняла пани Стефанию и пошла своей дорогой.
— Вы с детства ее знаете? — спросила Лиза.
— Да, — кивнула Стефания с улыбкой. — Она была такая худощавая, верткая. Волосы у Кшиси были ярко-ярко-рыжие, как огонь, вечно эти косички короткие возле головы. Кшися в войну была в «Серых шеренгах»(4). Вы..? — тут Стефания спохватилась и вопросительно глянула на Лизу.
— Я знаю, что такое «Серые шеренги», — поспешно ответила Лиза. — Сколько ей было, когда началось восстание?
— Пятнадцать лет, пять месяцев и двенадцать дней, — отчеканила Стефания на автопилоте. Потом вздрогнула и прижала руки к вискам: — Господи, почему я это до сих пор помню? Вы знаете, у нас специфическая память.
Они уже стояли в коридоре квартиры Лукашевичей и разувались.
— Ванная прямо по коридору, — сообщила Стефания. — Вы будете чай?
— Да что вы, пани Варшава! — смутилась Лиза.
— Не стесняйтесь. Нечасто встречаются те, кто способен разгадать город так быстро. Не стоит стесняться того, что вас поит чаем третья столица Польши(5).
Сказавши так, Стефания решительно вскинула голову и упорхнула на кухню.
После, когда все трое уже сели за стол, она поинтересовалась:
— Ну, о чем еще вы хотите спросить меня?
— Не смею, — покачала головой Лиза. — Я и так нарушила ваше душевное равновесие сегодня.
— Моя дорогая панна Эльжбета, — сказала пани Стефания, — вы забываете, что мне уже почти шестьсот девяносто два года. Я умею держать себя в руках.
— Тогда, если будет позволено, я хотела бы спросить вас о взаимоотношениях с Берлином.
Пани Стефания криво улыбнулась.
— Берлин… Ну что же… Когда я была маленькой, он представлялся мне рыцарем в сверкающих доспехах. Мы думали, что он спасет нас от страшной угрозы кочевников. И вот он пришел… Мы быстро поняли, что он гораздо страшнее всего того, чего мы боялись. После этого я долго старалась его не замечать.
Она отпила чай и продолжила:
— При разделах он, хоть и насмехался надо мной, но мало земель забрал, поэтому я посчитала, что его заставили. После Первой Мировой иллюзий почти не осталось. Но Польша вновь обрела свои земли, и все остальное было не важно.
Стефания замолчала вновь. В наступившей тишине раздавался лишь стук ее пальцев по столешнице.
— Потом, когда я умирала после восстания, — продолжила Стефания, и тон ее был решителен и суров, — я думала, что буду ненавидеть его вечно. Но вот прошли годы, он встал на колени перед памятником Варшавскому гетто, и мне впервые стало жаль его. Что должен был он пережить в детстве, чтобы стать таким? — последние слова она договорила полушепотом.
Лиза слушала, наклонив голову.
— Я не верю в злодеев по рождению, — вновь собравшись с силами, заговорила Стефания, — ведь и Сатана — падший ангел. Но мне трудно представить, что я когда-нибудь назову Берлин свои другом.
Лиза со стуком поставила чашку на стол. Стефания улыбнулась, но как будто устало.
— Вы надолго у нас, панна Эльжбета? — поинтересовался Михал.
— В Польше я на неделю, а в Варшаве еще завтра, — ответила Лиза с живостью. — А потом я поеду в Краков.
— Удачи, — с улыбкой произнесла пани Стефания. — Если вы вдруг захотите спросить еще о чем-нибудь, когда уже вернетесь в Россию, то пишите смело. Я отвечу.
Она оторвала листок численника, взяла со стола черную ручку и по диагонали написала на листке свою электронную почту.
— Возьмите, — сказала Стефания, протягивая Лизе листок.
— Спасибо, — улыбнулась Лиза, взяв листок и убрав его в нагрудный карман.
Провожая Лизу, пани Стефания вновь сказала:
— Удачи. Такой удачи, которая не привела бы вас к смерти, как моего друга. Он выжил в Аушвице, сумел сбежать, остался жив после восстания, а потом его расстреляли.
— Спасибо, — тихо ответила Лиза. Пани Стефания протянула ей руку.
Ее рука была тонкая, с короткими аккуратными ногтями, покрытыми нюдовым лаком. Лизе вдруг подумалось, что этими руками женщина, стоящая перед ней, сжимала эфес сабли, веер, поводья коня, ружье… И что не всегда эти руки были такими нежными и прекрасными.
А пани Стефания, казалось, уже целую вечность стояла с протянутой для рукопожатия рукой… Лиза, осознав этою вспыхнула и пожала ее руку.
— До свиданья, пани Варшава, — сказала она и подумала, что обманула чету Лукашевич.
Она поедет в Аушвиц. Поедет. Завтра.
1) Музей основан в 1862 году под названием «Музей изящных искусств» и до 1916 года находился в одном здании со Школой изящных искусств. Собственное здание музея было построено в 1927—1938 годах по проекту архитекторов Тадеуша Толвинского и Антона Дыгата, и расположено по адресу: Иерусалимские аллеи, 3. В 1964—1972 годах с южной стороны пристроена новая часть здания по проекту архитекторов Кароля Голавского и Стефана Козинского.
2) Воинские Повонзки, в обиходе Повонзки-Войскове — кладбище в Варшаве.
3) Участок на Лужке — место захоронения у кладбищенской стены Повонзковского военного кладбища в Варшаве лиц, убитых органами общественной безопасности в 1945-1956 годах, часто в тюрьме Мокотув. На Лужке находится Пантеон-Мавзолей "проклятых солдат".
4) Серые шеренги — название скаутского движения в Польше в период немецкой оккупации.
5) Имеется в виду — хронологически.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу