Загадка (гет)

Примечания:

Действия происходят в 16 главе книги «Рассвет».

---

— Однажды, королева красоты, тебе надоест просто угрожать мне. Жду с нетерпением.

Я подавил стон, даже не потрудившись поднять глаза. Я не мог позволить себе отвести взгляд от лица Беллы — осунувшегося, бледного и слишком худого. Казалось, она может рухнуть, стоит мне лишь на секунду отвернуться.

Я нежно погладил её по щеке, обращаясь с ней ещё осторожнее, чем тогда, когда мы только познакомились. Какими далёкими казались те дни! И каким тогда было всё простым.

Но Белла смотрела не на меня.

— Хватит, Джейкоб, — проворчала она, её голос немного окреп. По крайней мере, кровь, похоже, помогала… хоть немного.

Она продолжала избегать моего взгляда, уставившись на пса.

— Хочешь, чтобы я ушёл?

Да. Прошу, скажи «да». Я хотел, чтобы он исчез — ушёл отсюда как можно дальше. Как он мог быть таким спокойным, таким беззаботным, когда жизнь Беллы рушилась на моих глазах?

Я с тревогой провёл пальцами её по лицу. Мне хотелось ненавидеть этого пса ещё сильнее — ненавидеть за его равнодушие ко всей тяжести ситуации, — но я не мог.

Я слишком ненавидел себя.

Всё это было моей виной.

Белла внезапно перестала хмуриться, и её глаза широко раскрылись.

— Нет! Конечно же, нет.

Я тихо вздохнул, стараясь не обращаться внимания на шавку.

Конечно, я мог бы заставить его уйти — мог бы вышвырнуть его куда-нибудь на другой конец света, не испытывая ни капли сожаления. Но он делал Беллу счастливой. По какой-то необъяснимой, непостижимой причине моя Белла всё ещё хотела, чтобы он был рядом… и я смирился. Я ни в чем не мог ей отказать, не сейчас, когда видел, как она слабеет и угасает.

Я почти не слушал разговор, слишком погрузившись в свои мысли.

Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как мы наслаждались нашим медовым месяцем на острове Эсме — безмятежные, счастливые, ни о чём не подозревающие. И всё же всё изменилось так быстро…

Я вспомнил один тихий день, проведённый на острове. Белла с восторгом обнаружила среди тысяч DVD-дисков версию «Ромео и Джульетты», которую ещё не видела. Мы развалились на диване, я приник подбородком к её плечу, мои руки легко покоились на её животе, не ведая о том, что прямо под моими пальцами уже росло это существо...

Сколько раз Белла пыталась убедить меня увидеть всё её глазами? Она снова и снова делилась со мной своим видением — крошечного зеленоглазого мальчика со светлой кожей и тёмными волосами…

Я мысленно покачал головой, отгоняя этот образ. Моя Белла никогда не переставала меня удивлять, но как она могла продолжать любить эту тварь, которая разрушала её изнутри… для меня это было непостижимо. Я мог лишь пытаться образумить её, но, верная своей натуре, она отказывалась понимать, какую опасность это представляет для неё. Она добровольно шла навстречу собственной смерти, готовая отдать всё, лишь бы защитить это… Моё горло болезненно сжалось, будто по нему провели стальными гвоздями.

Это существо никак не могло быть тем прекрасным младенцем, которого описывала мне Белла. Вероятно, оно даже отдалённо не походило на человека. Кто мог сказать наверняка, если ничего подобного раньше не случалось? Возможно, покончив с этим, мы окажем ему милость. Это было противоестественно, мерзко; оно не должно было существовать.

Как и меня.

Значит, у этой твари всё же есть что-то общее с её отцом. Что-то, что шло вразрез с природой. Что-то совершенно неправильное.

Чудовище.

Я не слушал, о чём говорили вокруг, но теперь уловил их мысли, всё так же тревожно проводя пальцами по лицу Беллы. Она заговорила с Розали, прося ещё крови.

«Хотя бы на несколько минут избавлюсь от дворняжки. Этот дом будет вонять ещё месяцами! Даже Эсме не сможет вывести этот смрад!».

«Теперь стало совсем тихо… можно и вздремнуть. Эти патрули меня выматывают…».

«Тепло… тихо… счастливо… тепло... безопасно…».

Я нахмурился, склонив голову набок. Последний голос был другим… не из тех, которые я привык слышать. Скорее, поток смутных ощущений и эмоций — обрывистых, несвязных, которые почему-то облекались в слова в моей голове. Чувства кружились, повторяясь по замкнутому, туманному кругу, и я сосредоточился, пытаясь уловить их лучше. «Голос» стал чуть яснее.

Он казался ближе, чем мысли Джейкоба, и уж точно ближе, чем мысли Розали… но в комнате больше никого не было.

Никого, кроме Беллы.

— Ты что-то сказала? — мягко спросил я.

Возможно, она и заговорила… но я был уверен, что слышал не настоящие слова.

«Счастье… безопасность… дом…».

Белла подняла голову с подушки, и её брови сошлись на переносице, когда наши взгляды встретились. Она выглядела такой же растерянной, как и я.

— Я? — пробормотала она. — Я ничего не говорила.

Что же тогда?..

В голове возникла идея, мгновенно вытеснившая всё остальное, и я подался вперёд, опираясь на колени. Внезапное, необъяснимое возбуждение захлестнуло меня, отгоняя мрачные мысли.

— О чем ты сейчас думаешь?

Я чувствовал на нас двоих пристальный взгляд шавки, но не обращал на него внимания.

Белла нахмурилась ещё сильнее.

— Ни о чём. В чём дело?

«Приятно. Приятный звук».

— О чём ты думала минуту назад? — подтолкнул я её, сосредоточившись на невнятном голосе. С каждой секундой он становился всё отчетливее.

Если это и в самом деле был её голос, возможно, пока он звучал размыто. Возможно, потребуется время, прежде чем я смогу по-настоящему слышать её мысли… но я готов ждать.

Одна лишь мысль о том, что я наконец-то получил доступ к её разуму, ошеломляла и восхищала меня. Я не знал, почему именно сейчас это стало возможным, но был слишком поглощён происходящим, чтобы задумываться.

— Думала о… Острове Эсме. И перьях. — слабый румянец окрасил её бледные щеки.

«Приятный звук. Приятный звук. Приятный».

Не прошло и секунды, как меня охватило разочарование. Я сразу понял, что странный «голос», который я слышал, был чем-то другим… Он по-прежнему был сосредоточен на «приятном звуке», а не тропическом острове… или перьях.

И тут меня осенила идея. Невозможная, ещё более невозможная, чем мои предыдущие мысли. Шок пробежал по моим венам, и я сосредоточился сильнее, чем когда-либо, впиваясь взглядом в прекрасное лицо Беллы и заставляя себя говорить ровным голосом

— Скажи что-нибудь ещё, — тихо попросил я.

Казалось, будто в комнате больше не было никого — только я и она.

— Что, например? Эдвард, что происходит?

«Моё».

Это единственное слово звучало яснее, чем всё, что я слышал до сих пор. Настолько ясно, что, несмотря на его размытость, я уловил настоящий смысл, истинное намерение, скрытое за ним.

В этой одинокой мысли не было ничего собственнического. Тот, кому она принадлежала, не думал «моё» в смысле «это принадлежит мне»… Скорее, это напомнило мне образ мыслей маленького ребёнка. Как он называет «моим» то, чего хочет… то, что ему нравится… то, что он любит.

Ребёнок.

«Приятный звук. Моё. Мой звук».

Я был уверен, что изумление отражалось на каждом сантиметре моего лица. Благоговейный трепет охватил меня, вытеснив шок, и прежде чем я успел осознать, что делаю, я протянул руки.

Очень осторожно я положил руки на округлившийся живот Беллы… на младенца… на ребёнка.

— Пло… — я запнулся, тяжело сглотнув.

В голове всё перевернулось; я не мог связать безличное слово «плод» с ясными, разумными мыслями, которые только что услышал.

— Оно… — снова не то слово. — …малышу нравится звук твоего голоса.

Единственным звуком в комнате был стук двух сильно бьющихся сердец.

Белла сделала глубокий вдох, её глаза расширились. А затем…

— Чёрт возьми, ты его слышишь! — взвизгнула она, и волнение мгновенно развеяло всю её растерянность.

«ГРОМКО!».

Ребёнок рефлекторно дёрнулся.

Моя рука всё ещё лежала на животе Беллы, и я почувствовал, как ножка младенца дёрнулась вверх. Для меня этот толчок был едва ощутим, но Белла поморщилась.

— Тс-с-с…

Я тут же вспомнил, насколько она хрупкая — гораздо более хрупкая, чем когда-либо прежде. Но на этот раз это осознание не ввергло меня обратно в ад мучительных мыслей. Вместо этого в груди разлилась мягкая, тёплая нежность. Я осторожно сдвинул руку выше по её животу, легко проводя по нему ладонью.

— Ты напугала… его.

«Плохо, плохо», — пронеслось в мыслях, теперь тревожных. Поразительно, но, похоже, оно осознавало боль Беллы.

«Только не снова. Нет, нет, нет».

И снова я почувствовал лёгкое движение — младенец отстранился, свернувшись калачиком.

«Прости».

Глаза Беллы распахнулись ещё больше, и она положила свою руку рядом с моей, поглаживая свой живот.

— Прости, маленький.

Я долго смотрел на её лицо, но Белла была слишком поглощена ребёнком, полностью сосредоточена на округлившемся животе.

Я тоже невольно опустил глаза.

Мысли всё ещё не были облечены в слова, но они вернулись к тому же циклу удовлетворенных чувств. Те же смутные ощущения повторялись вновь и вновь: счастье, тепло, безопасность… дом.

— О чём он сейчас думает? — прошептала мне Белла, в её голосе слышалось нетерпение.

Я снова встретился с ней взглядом и отметил, что её голос звучал сильнее, чем утром… Её щеки сияли более здоровым румянцем, а на губах, казалось, играла постоянная улыбка.

Я попытался разобраться в своём изумлении, чтобы преодолеть собственное потрясение и разделить с ней эту радость.

— Оно… То есть, он или она… — мой голос дрогнул; разум всё ещё цеплялся за мысль о том, что это существо убивает мою Беллу.

Но ненависть ускользала, не находя опоры.

— Он счастлив, — прошептал я.

Невозможно. Абсолютно, неоспоримо невозможно. И всё же, вот оно — доказательство того, что этот ребёнок действительно существовал. Он был живым и… хорошим.

Мысли, которые я улавливал, не принадлежали чудовищу. Это было невозможно. От абсолютной беззащитности и простой радости этих чувств у меня перехватило дыхание.

Ребёнок.

Мой ребёнок.

Из уголков глаз Беллы потекли слёзы, стекая каскадами по щекам и сверкая на подбородке. Она снова опустила взгляд и руками нежно обхватила живот.

— Ну разумеется, ты счастлив, мой милый малыш, конечно же счастлив. — прошептала она. — Как же тебе не быть счастливым, когда ты в безопасности, в тепле и окружён любовью? Я так сильно люблю тебя, мой маленький Э-Джей, конечно, ты счастлив.

«Приятный звук. Приятный звук. Мой приятный звук. Моё».

Я наклонил голову, на мгновение отвлёкшись.

— Как ты его назвала?

К её щекам снова прилила кровь, но улыбка не дрогнула, оставаясь такой же яркой. Этот румянец был даже сильнее, чем предыдущий.

— Я... вроде как дала ему имя. Подумала, что ты не захочешь… Ну, сам понимаешь.

Почему меня вдруг начала беспокоить эта мысль? Почему меня тревожило то, что ещё несколько часов назад я бы возмутился из-за того, что Белла дала ребёнку имя?

— Э-Джей? — спросил я, пытаясь отвлечься.

«Очень приятный. Очень приятный звук».

— Твоего отца тоже звали Эдвард, — напомнила она, всё ещё немного смущённая.

— Да, звали. Как…? — начал я спрашивать, но снова отвлёкся на туманные мысли.

«Очень приятный звук. Очень. Приятный. Мой приятный. Мой звук».

— Хмм…

Белла попыталась сесть, приподнимаясь с подушек.

— Что?

Я автоматически подался вперёд, одной рукой мягко прижимая её к дивану, не давая подняться. Другой рукой я ласково провёл по её щеке, снова поглаживая лицо.

— Ему и мой голос нравится, — пробормотал я.

— Ну разумеется, ему нравится, — голос Беллы звучал самодовольно, как будто она ожидала это с самого начала. А я всё ещё не мог прийти в себя. — У тебя самый красивый голос на свете. Кому он может не нравиться?

Я уже собирался возразить ей, но Розали перегнулась через спинку дивана и вмешалась в разговор. Я был немного сбит с толку — совсем забыл, что в комнате были и другие.

«Моё… моё… Мой приятный звук, мой приятный звук».

Я лишь вполуха слушал Беллу и Розали, обсуждавших пол ребёнка. Крошечные мысли снова закрутились в голове.

Существо… нет, ребёнок… слушал голос Беллы, снова и снова прокручивая её слова, хотя он — он! —, похоже, не понимал их смысла. Ему было достаточно просто слушать, полностью погружаясь в этот поток звуков, окутываясь ими, словно коконом.

«Моё».

Это слово снова изменилось, приобретая совершенно иной смысл…

Ребёнок вдруг осознал, что за голосом стоит нечто большее… что есть человек, которому он принадлежит. Он почувствовал того, кто носил его, кто поддерживал его жизнь, кто оберегал его...

Внезапно возникло ошеломляющее стремление — настоятельная потребность увидеть того, кто дарил ему этот приятный звук. Отчаянное желание прижаться к нему, прикоснуться… узнать…

Полюбить.

Её.

И в этот момент вся моя неприязнь рухнула, исчезая без следа.

У моей ненависти больше не было оснований. Она больше не могла существовать. Это творение — этот невероятный, невозможный ребёнок, — уже понимал гораздо больше, чем положено ещё нерожденному младенцу… и он любил Беллу.

Вот она, точно невозврата. Так сказать, последний гвоздь в крышку гроба.

Этот ребёнок — мой ребёнок! — был реальным человеком, а не тем извращённым, больным созданием, которое я себе представлял.

Я понял, что он просто не мог знать, какой вред причиняет своей матери… По крайней мере, до этого момента.

Но он любил её. Он любил её! Он думал, он понимал, и он любил свою мать.

Я больше не мог — ни при каких обстоятельствах — видеть в нём чудовище. Он был ребёнком.

Ребёнком.

Моим ребёнком.

— Но я всё-таки думаю, что родится Эдвард.

Слова Беллы сбили меня с толку, и, ошеломлённый внезапной переменой в себе, я не смог сразу ответить. Я смотрел в пустоту, слушая, как малыш впитывает каждое её слово, цепляясь за них.

— Что? — спросила Белла сдавленным от волнения голосом. — О чём он сейчас думает?

В этот момент смутные ощущения, питавшие мысли ребёнка, были кристально ясными.

«Я люблю тебя».

Так просто, словно он произнёс это вслух. Без слов, без осмысленной мысли…

Не в силах остановиться, я снова наклонился… и прижался к округлому животу Беллы. Она ахнула — так же потрясённо, как и я.

— Он любит тебя, — ошеломлённо прошептал я. — Он просто обожает тебя.

Под тёплой кожей Беллы ребёнок шевельнулся, вероятно, реагируя на мой голос… Я задумался, понимал ли он хоть что-то из сказанного.

Невозможно.

Мой ребёнок.

В уголках глаз Беллы снова заблестели слёзы, а её улыбка стала такой широкой, что казалась болезненной.

Я оставил одну руку на её животе, рядом с её собственной, а другой потянулся вверх, запуская пальцы в её волосы, намереваясь поцеловать.

Псина испортила момент.

«Нет!» — взревел он, его мысли внезапно ворвались в мой разум, впервые за всё это время.

Я полностью забыл о его присутствии, но он решил напомнить о себе именно сейчас.

«Нет! Нет! НЕТ! Что… как? Нет! Он должен был страдать! Он должен был ненавидеть это! А он… что? Теперь он это любит? Не может быть! Это чудовище! Оно убивает её, черт возьми! НЕТ!».

В ту же секунду он уже был на ногах, дрожа, словно натянутая струна.

Я резко вскинул голову, как и Белла.

Я понял, что это значит. Он не слышал ребёнка. Он не мог понять… не мог осознать то, что теперь понял я. Не видел, что оно — он — действительно был человеком.

— А-а, — сдавленно выдохнул я.

Ему здесь не место. Он всё портил — портил для Беллы, портил для меня… для ребёнка. Он не принадлежал этому моменту. Никогда не принадлежал.

Я бросился к приставному столику, чуть не опрокинув лампу в своей спешке выпроводить его. В ящике лежал ключ — я схватил его и, не глядя, метнул в шавку.

— Уходи, Джейкоб. Убирайся отсюда, — я старался говорить спокойно.

Это было нужно не только мне, но и ему — он не заслуживал той боли, которую испытывал, находясь здесь.

Я хотел, чтобы он ушёл, чтобы мы все могли оставить боль позади… чтобы всё вернулось к радостному моменту.

Джейкоб, не глядя, схватил ключи и в следующую секунду исчез в дверях. Его мысли всё ещё вихрились в панике, пока он мчался к гаражу, стараясь как можно быстрее отдалиться от нас.

В течение нескольких ударов сердца стояла полная тишина. Первым звуком, который я услышал, были тихие, невнятные мысли малыша.

«Звук?».

Его встревожила тишина — он искал, куда пропал приятный звук.

Я медленно вернулся к Белле, двигаясь в человеческом темпе. Её широко раскрытые глаза по-прежнему были устремлены на дверь.

Я опустился на колени рядом с ней, одной рукой коснулся её лица, а другую — снова опустил на живот.

— С тобой всё в порядке? — прошептал я.

Она медленно кивнула, обхватив рукой живот.

Я накрыл её пальцы своими и нежно поцеловал… Сейчас она была слишком хрупкой для чего-то большего.

— Джейкоб… — начала она.

— С Джейкобом… всё будет в порядке, — успокоил я её. — Ему просто нужно найти… кого-то.

Она по-прежнему смотрела на дверь, прикусив нижнюю губу.

Я улыбнулся и склонил голову к её груди. Её сердцебиение всё ещё было слабым, но всё же сильнее, чем раньше.

— Э-Джей всё так же счастлив, — честно сообщил я ей.

Это не было просто отвлечением — я был почти так же поглощён этим невероятным, невозможным человечком, как и она.

Ухмылка снова распылилась по лицу Беллы, и она переплела свои пальцы с моими.

— О чём он сейчас думает?

Мне даже не нужно было заглядывать в разум малыша, чтобы знать ответ.

— Он любит тебя.

Где-то на задворках сознания я искренне надеялся, что Джейкоб найдёт… что-то — кого-то — что предназначено ему. У него было своё место в этом мире. Но сейчас оно было не здесь.

Я смутно осознал, что Розали исчезла.

Остались только мы с Беллой… Как и должно было быть.

Мы с Беллой… и совсем крошечный ребёнок.

Невозможно, но это правда.

Ребёнок.

Мой ребёнок.

Я оставил наши пальцы переплетёнными на животе Беллы, склонился вперед и снова нежно поцеловал её.