Я не Поттер! Часть 2 | Магия освобождает (джен)

Беллатрикс равнодушно наблюдала, как её муж тщетно пытался стащить сына с качели, в которую тот вцепился мёртвой хваткой. И, слава Мерлину, не зубами, как делал обычно, когда речь заходила о том, что Гестия уже ждёт в детской и пора бы выучить парочку заклинаний. Белла не понимала, зачем её Гарольду, самому искусному молодому магу из всех, кого она знала, устраивать эти мучения.

— Да подождет! — крикнула она мужу, но тот отмахнулся от неё костлявой рукой и продолжил бессмысленные уговоры.

Женщина несмело улыбнулась своим мыслям и воспоминаниям, в которых огонь битв был для неё чем-то живительным не столько сам по себе, сколько благодаря приемному сыну. Коварный и решительный, он быстро стал для неё ориентиром в бушующем океане страстей. И уже к его двадцати годам это он вел за собой соратников в бесконечных сражениях и подавал матери руку, стоило той оступиться. Тот Гарри был опорой, а этот?

— Миссис Лейстрендж, четвертый!

Угрюмая помощница мадам Помфри вытирала руки о серый фартук так медленно и угрожающе, как только было возможно в такой ситуации.

— Он сам… — прошипела Белла в ответ.

Пожирательница забилась в угол кабинета и умом понимала, что её визиты сюда с сыном и его отсутствующими зубами не могут не вызывать подозрений. Глядя то в стену, то на свои ногти, она уже не грозила всех превратить в пыль. Хватило ума ограничиться единственным разом, после которого даже Темный Лорд не поленился поинтересоваться, как дела у её отпрыска? Не болеет ли?

Не то чтобы он когда-то переставал это делать, и на каком-то этапе взросления сына Белла просто забросила изучение «Энциклопедии магических хворей у малолетних волшебников». Тем более чтобы вылечить этого капризного ребенка, его еще надо было поймать и успокоить.

Вырывающийся из рук отца малыш без переднего зуба, потерянного в неравной схватке с булыжником, который младший Гойл назвал леденцом, вместо нового зуба получил от разнервничавшейся матери бивень. И орал словно жертва Круциатуса до момента прибытия в больницу, где на удивление быстро угомонился и позволил делать колдомедикам с собой всё, что те пожелают.

И то был первый визит из, наверное, сотни. Болезни липли к нему, будто к маглу, и Белла винила себя. Точнее, своё подорванное в Азкабане здоровье. Вдобавок к слабому иммунитету этот Гарри не мог прожить и недели, чтобы не упасть. И пусть это просто мощеная дорожка в саду родного поместья, мальчишка все равно слетал с неё так, что пострадавшего приходилось собирать почти по частям. Не говоря уже о падении с крыши, лестницы и других возвышений, которых до рождения сына ведьма и не думала опасаться.

— Да, на качельке! — заявил виновник событий звонким голосом и попытался слезть со смотровой скамьи задом.

Холодок пробежал по спине Беллы, не готовой жить в этом месте, где в коридорах стараются избегать её взгляда и подобострастно отвешивают реверансы. Не то чтобы Белла не любила знаков внимания и почтения, но в больнице для малолетних? Нет уж, увольте! Она слетела со своего места и успела подхватить сына, уже готового сломать себе что-то еще, кроме зуба.

Тощий черноволосый малыш повис на шее матери и засмеялся, запрокинув голову в приступе веселья. А Белла запустила пальцы в его кудри и с мечтательным выражением на лице думала о времени, когда этот полоумный ребенок превратится, наконец, в настоящего Гарри.

Пугающий момент нежности от той, кого в ней не заподозрить, попыталась разрядить колдомедик.

— На качельке? Упал?

— Нет, укусил!

— Кого? — удивилась помощница.

— Качельку! — удивился пациент.

Медик покосилась на Беллу, та отвела взгляд и обе тяжко вздохнули, словно согласившись с тем, что да — воспитывать такого ребенка это вам не сову дрессировать, и даже такие родители, как у него, вполне достойны сочувствия.

Краем глаза Белла заметила в проеме двери мадам Помфри, время от времени позволявшую себе смотреть на Пожирательницу и её сына во время их визитов. Целительница не имела важной должности и являлась ответственной за действия персонала. К тому же собственноручно лечить детей ей запретили, чтобы не делить последних на «тех» и «этих».

Ведь на «тех» проигравшая сторона покушалась до неприличия часто. Первенец Джиневры, родившийся вскоре после выпуска, погиб во время нападения какого-то сброда, наведенного на её дом стараниями бывшей однокурсницы. И был далеко не последней детской жертвой, настолько диким и безграничным было отчаянье очутившихся на задворках истории.

— Уйди, немедленно.

Старая хозяйка больничного крыла Хогвартса кивнула, бросив последний жадный взгляд на ребенка, и поспешила ретироваться.

— И не смей подглядывать, старая крыса! — заорала Белла ей вслед.

После прихода к власти Лорд приказал смешать чужое прошлое и его будущее в одном котле, дабы успокоить несогласных быстрее и заняться делами более важными.

Его верной приспешнице такая притирка двух миров не понравилась — она была готова уничтожить всех врагов до единого. Однако ей пришлось подчиниться. Спорить с ним мог лишь Гарри Снейп, а ему в первые годы и без того хватало проблем. От непрекращающихся вылазок авроров до битвы с оборотнем Люпином и его безымянной шайкой в Запретном лесу, от масштаба которой содрогнулась вся Англия, а спокойными остался только сам Гарри да милорд.

И пусть в новые учебники по истории это сражение не на жизнь, а на смерть, не попало — ведь еще совсем юный Гарри не до конца победил — на том этапе своей жизни наследника Лорда политика не увлекала. А учитывая тот факт, что жизнь его оказалось и без того короткой, увлечь не успела.

Вскоре зуб был материализован, ребенок перестал шепелявить и начал бегать по комнате, снося все предметы, попадавшиеся ему на пути. Медик даже позвала на помощь нянечку, и грузная женщина с зеленой прядью в волосах развлекала слишком активного малыша, оживляя игрушки на полке. Но прозрачный кролик радовал непоседу лишь до того момента, пока вновь не стал деревянным. После чего слезы потекли из глаз наследника Темного Лорда ручьем.

— Умер! Умер! — кричал он, захлебываясь.

Белла хотела заавадиться на месте, но не стала. Она лишь застонала и вновь присела на спасительный табурет в знакомом углу.

— Могу я порекомендовать вам... няню? — спросила колдомедик и было заметно, что для этого вопроса ей понадобилось собрать в себе всю свою смелось.

Белла в свою очередь собрала в себе все внутренние силы, чтобы… нет, не убить автора вопроса, а отвергнуть её предложение. Конечно, ей чертовски нужна няня. Жизнь проходит мимо, пока она утирает сопли Гарри, который даже не помнит, кто он такой!

— Воспитывать ребенка это обязанность матери.. — промямлила она как могла убедительнее, повторив изречение милорда, и якобы раздраженно тряхнула копной не слишком аккуратных волос.

— Ну да, ну да... — неуверенно согласилась колдомедик. — Кто как не мама знает, что надо ребенку.

Белла понятия не имела, что надо этому ребенку. Она понимала, что любит его всем сердцем, но совершенно не понимала — кто он, Моргана его побери?

* * *

С таким Гарри женщина была незнакома. Ведь они по-настоящему узнали друг друга уже после того, как старший Снейп вложил все свои силы в его воспитание, за что она благодарна ему до сих пор и не разделяет осторожного скептицизма Лорда в сторону отцовских качеств директора Хогвартса.

И пока медлительная нянечка вытирала слезы с опухшего лица мальчишки, нашептывая ему что-то на ухо, Белла глаз с него не сводила. Да, в этом теле нет никого кроме Гарольда Северуса, сына Снейпа и Эванс, о которой она в последнее время вспоминала чаще, чем хотела, за что злилась на себя безгранично. Это он и только он, все его крестражи здесь, все его сложные мысли, опасные чувства, несбывшиеся надежды. Вся его темная сила!

О чем, конечно, знали только она и Повелитель, приказавший скрыть эту тайну от всех. Муж разорвал бы её на части, узнай он, что она убила их общее дитя еще в чреве — плененная силой кровного обмена и любовью к приемному сыну. И пусть кровный обмен остался в прошлом, ведь плоти старого Гарри больше нет на этом свете, а сейчас она — просто мать. Но именно эта сила заставила её сделать тот выбор.

Беллатрикс понимала: какой бы матерью она ни была, сейчас она стоит на грани и уже не справляется. Повелитель не оставил ей выбора. Он велел растить его во имя великого Салазара, не привлекать внимания и не доверять его душу никому, кроме наивернейших. О нянях и речи не шло. Домовикам, особенно чуткой к магии Хельге, было запрещено даже приближаться к ребенку.

Но после того как в два года сына чуть не отравили ядом, спрятанным в конфете, доставленной из кондитерской прямо в их дом, она оградила его ото всех, кроме отца. Порой они наносили визиты друзьям, а иногда — посещали могилу Гарольда Северуса, где покоилось его первое тело, так и не нашедшее покоя при жизни. Они долго смотрели на статую в полный рост, удивительно точно передающую характер покойного — его непоколебимую веру в себя и спокойствие.

Но большую часть времени новый Гарольд оставался с матерью в родовом поместье Лестрейнджев, и подобное воспитание не способствовало ни общительности, ни умиротворению. Она не оставляла его наедине даже с преподавательницей по Чарам — её наняли скорее для создания видимости «обычного ребенка», каким его пытались представить окружающим.

Хотя, как бы они с мужем не старались, мальчик всё же бередил умы любопытствующих. Еще бы, ведь он ребенок самой страшной Пожирательницы и не менее страшного декана Слизерина. А еще наследник древнего рода темных магов и тот, кого в младенчестве брал на руки Темный Лорд. И, как однажды весьма точно подметил Драко, её сын единственное живое существо, которое великий маг брал на руки. Да еще на дипломатическом приёме в министерстве, где на них уставились сотни глаз представителей разных посольств. Именно в тот неудачный момент её милорда, обычно избегающего журналистов, и застали врасплох вспышки многочисленных фотокамер.

После чего он сам себя упрекал в вопиющей неосмотрительности. И сидя в высоком кресле своего министерского кабинета на нижнем этаже, куда не едет ни один лифт, где холод и сырость, а стены оббиты не бархатом, а мхом и плесенью, он пылал огнем возмущения и не знал, на кого его вылить.

— Ты, именно ты должна была меня остановить… — отчитывал он свою последовательницу.

— Милорд, он к вам тянулся…

— Он может тянуться не только ко мне, Белла, — маг встал и нервным шагом подошел к ней ближе. — Его душа уязвима!

Маг, восседавший почти что на троне, был не слишком высоким, худощавым и жилистым. Его рельефные черты лица нельзя было назвать красивыми в обычном понимании, но его мужская порочная красота притягивала взгляды как друзей, так и врагов. Всё потому, что его хотелось рассматривать, долго и пристально, как сложную картину, каждый следующий взгляд на которую открывал наблюдателю очередной секрет её автора.

Впрочем, взрослое лицо с еле заметными морщинками на бледной коже не только притягивало, но и пугало одновременно. Стоило всмотреться в его тусклые глаза цвета летнего неба, и совсем не летняя прохлада пробирала смотрящего до костей. Красота контрастировала с безжизненностью этого взгляда, они словно не могли больше передать ни единой эмоции. Весь его облик казался кукольным, маской, будто бы телом управлял кто-то другой.

Как лед и пламя не могут ужиться вместе, так и тьма внутри Лорда горячо спорила с его внешностью. Все, кто впервые подходил к нему на близкое расстояние, боролись с охватывающим их ужасом, от которого подгибались коленки.

Возродившись из пучины небытия, где боль и хаос рвали остатки его души на части, маг потерял интерес к материальным проявлениям власти и стал ценить силу иного магического порядка. Он захотел не только лишь владеть и повелевать, но и восхищать, словно недооцененный ребенок за партой школьного кабинета. И с воодушевлением принялся менять мир магов, чтобы обязательно влюбить его в себя.

А это обязательно должно было произойти, как только уйдут те, кто помнил начало его кровавой истории, когда жадный к жизни молодой человек середины XX века задумался над силой чистой крови и повел за собой по улицам Лондона свой первый, самый верный отряд.

Но наряду с желанием управлять всей магией на планете и за её пределами, а это было непременным условием, чтобы поражать своей силой живущих, темный маг маг больше всего на свете хотел иметь рядом того, кто его не боится. Только такой волшебник, а по совместительству друг, мог искренне восторгаться его достижениями.

Именно время, проведенное в компании Гарри Снейпа стало лучшим временем Тома Риддла, ведь он еще совсем чуточку, совсем немного, но жил в сердце Лорда. Ведь тогда у темного мага был горизонт, за которым скрывались мечты. Волнуясь, он заглядывал за его границу вместе с наследником, как когда-то Ридлл заглядывал за решётку окна в комнате на восьмом этаже, и под его аплодисменты исполнял невозможное.

Никто не верил, что старый и юный маг смогут сломать портал в Ирландии, тысячелетиями скрывающий за собой мир эльфов. И не тех, кто служит прислугой, а эльфов иных — тех, кого породила древняя магия, чтобы защищать недра планеты. Да что там сломать — никто не верил, что он существует!

Гарри нашел туда путь, и вдвоём они справились. Для этого им даже пришлось пережить свой не самый удачный месяц на горе Брандон Пик, где они застряли в чертовой паутине времени, но выбравшись из её цепей — задуманное совершили. Лорд хотел хотя бы еще раз прожить те же чувства, что и тогда. Когда они прыгали под дождем, мокрые и счастливые, насколько могут быть счастливыми такие ненормальные души.

— Мы смогли, мы смогли! — хрипел Гарри, упав на колени в грязь и обессилев от радости. — Том, мы открыли новую страницу магии, её раньше не существовало, ты слышишь меня?!

— Слышу? Да я вижу её своими глазами! — орал второй безумец, смахивая воду с лица и перекрикивая гром. — Смотри!

И он так яростно махнул рукой в сторону маленьких домиков с медными остроконечными крышами в дымке тумана и прорастающих из гигантских цветов, что поскользнулся на мокрой земле и рухнул на спину. Однако не расстроился, а захохотал во всю мощь своих легких.

Они покорили этот мир, но не утопив в крови, а Гарри настаивал именно на таком варианте. Риддл забрал у них волю, ключ к перемещениям, подчинил себе климат этого уютного солнечного мирка, продемонстрировал свои безграничные знания и силу, но до смерти напугав магических существ, не стал обрезать им крылья, а позволил жить дальше. Тем самым преподнеся важный урок сосуществования своему юному и импульсивному другу.

С тех пор эльфы работают на нового хозяина и добывают из пыльцы цветов металл, из которого можно создать любую монету. И хотя Гринготс не противился новой власти, этого было недостаточно. Лорд хотел отобрать у банка и гоблинов право на оборот и обмен монет, которое когда-то сам помог им получить в результате войны, а также иметь столько галлеонов, сиклей и кнатов, сколько заблагорассудится.

Они первые маги в этом мире, сумевшие поставить на поток создание «своих денег» и с их помощью купили его на корню. А на углу Косого и Лютного переулков теперь не банк, а казначейство Темного Лорда. Его управителем стал молодой лорд Малфой, а гоблины с их золотом — потеряли влияние на финансовую систему и больше не смогли влиять на планы нового правительства никаким образом, оставшись просто работниками.

Но каким бы прочным ни было положение темного мага и его последователей, от горя и бед оно их не защищало совсем.

В тот жаркий солнечный день весть об очередной, но совсем не рядовой смерти во вновь обжитый замок Салазара осмелился принести верный Рудольфус.

— Приветствую тебя, пропажа! — сказал милорд и попытался улыбнуться гостю, распахнувшему высокие дверные створки его кабинета.

Однако в эти минуты читал сводку жалоб жителей Англии, которым не нравилось, что нечистокровных облагают новым налогом, а чистокровным возвращают давным-давно отмененное детское пособие, и улыбка вышла кривой. Вечно недовольные грязнокровки, убивающие само распространение магии, его раздражали.

И не обратил внимания на то, что верный товарищ почему-то не здоровается, а выглядит таким подавленным и удивленным одновременно, словно его вчера освободили из Азкабана и завтра битва за Хогвартс.

— Чем занят на каникулах, декан? — маг сжег сводку в воздухе и откинулся на стул, сцепив руки на затылке. — Опять ремонтом, что ли? Месяц тебя не видел!

Рудольфус приближался почтительно и не слышно, стараясь не шаркать по полу плохо слушающимися ногами, но в глаза милорду не смотрел, хотя имел отличные с ним отношения и даже мог перебить речь Лорда шуткой, не опасаясь получить Круциатус.

Тот, к кому пришли со скорбной вестью, понял, что кто-то абсолютно точно погиб.

Он сменил вальяжную позу на благопристойную, выпрямился и приказал:

— Говори.

— Мой повелитель, я только что был там, где вы не хотели бы оказаться.

Мужчина вышел из-за стола и встал перед стариком, ощущая неладное. Он знал Рудольфуса многие десятки лет, и понимал, что и тот его знает не хуже.

— Где?

Опустив взгляд в самый пол и словно пытаясь им прожечь дыру в серых каменных плитах, гонец заговорил пустым голосом.

— На 52-ом этаже здания в Лондоне, мой повелитель... — произнес он. — Гарри Снейп лежит там в гостиничном номере… мертвый. Убит ножом в сердце, и оно остановилось давно, еще в полдень. Мы просто не сразу узнали — первыми его обнаружили маглы...

В ту минуту можно было услышать, как сквозь щели в древних ставнях в зал проникает воздух. Но воздух Темному Лорду был не нужен — он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Стояла мертвая тишина.

Но уже через минуту по замку прокатилась невидимая волна, от которой почернели все растения, а маги в его помещениях заплакали от грусти, накатившей на них без причины.

Лорд не только лишь разбил чернильницу об стену, он разбил в себе темный сосуд горя, давно запечатанный жизнью.

Но собравшись, великий темный маг приказал себе не раскисать, словно школьник. Он отправился туда, где действительно не хотел бы оказаться, и постоял на коленях у зловонного трупа.

Погладив покойного по голове, словно спящего ребенка, он наклонился к его лицу и прошептал:

— Ты туда не уйдешь, я выполню обещание, мы еще поборемся за этот мир вместе…

После чего приказал всем выйти, а Беллу пришлось выволакивать, и совершил манипуляции, увидь который обычный волшебник, то сошел бы с ума. Лорд раскроил грудную клетку трупа, засунул руку в полость и собственной рукой вырвал холодное сердце друга.

Гарри не часто, но все же ставила в тупик его собственная черствость и холодность. По этой причине он не поделил душу на много частей — опасался превратиться в безумца. Министр магии просто оставил её в сердце, внутри себя. Так он хотел обезопасить себя от встречи с Хель, к которой его страстно желали отправить враги.

И в пылу жаркой беседы за бокалом вина в подземелье, битый час ожидая, пока котел переварит кости дракона в желе, Гарри решил окончательно:

— Нет, больше никаких дневников, банок, склянок и украшений! Никаких полетов на край света, Томас! Если я умру, мертвая плоть — чем не предмет?! Моя душа только моя и во мне навсегда! Представь, кем бы ты был, если бы они повредили хотя бы один крестраж? Не хочу!

Тогда темный маг философски отнесся к этому решению, признавая, что оно похоже на работу над ошибками, которые совершил он сам, задав Слизрноту тот самый, судьбоносный вопрос. Однако заметил, что плоть может исчезнуть, разложиться, и что тогда?

— Нас много, Томас, — ответил Гарри. — Если не ты, то кто-то обязательно успеет забрать мое сердце.

Его вера в мир Темного Лорда и Пожирателей была непоколебима и совершенно чиста. Старшему магу ничего не оставалось, как кивнуть и согласиться, не вдаваясь в печальные подробности собственной драки за жизнь. Его знаний хватило на семь крестражей, на один хватит точно. Но мертвое сердце, пусть и крестраж, всего лишь мертвое сердце.

Темный Лорд в поте лица трудился многие месяцы, просто чтобы вернуть так рано погибшего друга в зазеркалье, о большем даже речи не шло. И еще месяцы, чтобы уговорить упрямого подростка в зеркале воплотиться хотя бы в ребенке Беллатрикс, душой которого она решилась пожертвовать уже тогда, когда торопившийся Темный Лорд сделал это за нее, о чем женщина не узнала.

Он орал на зеркальный призрак, брызжа слюной, и приказывал, словно истеричный папаша:

— Немедленно, рисуй эти руны со своей стороны, немедленно!

— А то что, Том? — подросток откровенно смеялся с разозленного взрослого. — Убьешь меня?

Темный Лорд схватился за голову и застонал, предчувствуя, что может не выполнить своё клятвенное обещание, данное лишь единожды за всю его долгую жизнь.

Тем временем мальчишка продолжал издеваться:

— А ты непростительные учишь?

Мужчина повернулся к зеркалу в немом удивлении.

— Да что ты такое несешь?!

Ответом ему послужил смех.

— Не бойся, я еще не испортился, просто вспомнил!

В помещении на несколько минут воцарилось молчание.

Нарушил его первым и несмело прошептал призрак:

— Томас, отпусти меня, отпусти…

— Гарри, времени мало, — с укором в голосе предупредил маг. — Я не идиот и вижу, прямо сейчас жизнь тебе не нужна. Но если ты не согласишься, Белла потеряет ребенка. Ты этого хочешь?

Призрак, сейчас почему-то особенно похожий на Северуса, одернул полы скромного серого пиджака и стал серьезным. Казалось, что его зеленые глаза посерели, черные как смоль волосы потускнели, а лицо враз осунулось.

— Он там был? Он горевал?

Умудренный громадным жизненным опытом маг набрал воздуха в грудь и приготовился лгать, хорошо понимая, о чем говорит его друг, ведь этот разговор на тему отцов был не первым.

— Конечно!

И красочно описал, как Северус преклонил колено перед гробом, стиснул зубы и обронил скупую слезу. А после не покидал дом, где рос Гарри, целую неделю. И всю эту неделю рассматривал общие с ним колдографии.

На мгновение ему показалось, что от такой наглой лжи пламя свечей сейчас погаснет, оставив их в темноте коморки, где самым светлым пятном был на удивление мрачный ребенок из зазеркалья. Ведь он вовсю пытался найти хоть что-то хорошее в предавшем его отце. Сам Том Риддл о таком не мог и помыслить.

Это кузен преклонил колено и обронил слезу. Его пришлось пригласить — вдруг то была бы последняя встреча родных? Джиневра бегала за ним сутки и доказывала, что этот магл и его мать единственные кровные, которым Гарри не безразличен. Она не догадывалась, что он знает это гораздо лучше её и таких уговоров не требуется.

— Может Беллу позвать, чтобы она еще раз тебя… попросила? — спросил он без энтузиазма, поскольку и сам не хотел слушать вопли своей Пожирательницы.

— Не стоит.

Маг кивнул, хорошо зная, кого хочет видеть Гарри.

— Северуса я позвать не могу, — сказал он. — Ты будешь расти с Беллой, будешь тайной, твоя история обязательно продолжится. Понимаешь?

Подросток нервно дернул головой, соглашаясь, и медленно поднял руку, приготовившись рисовать руны. Помешал ему какой-то шум за его спиной. Он удивленно оглянулся, а когда снова посмотрел на мага перед собой в его глазах застыл вопрос.

— Это псы Хель, Гарри, — мужчина вздохнул. — Ты сейчас слишком мал и можешь не понимать, но они идут за тобой, потому что ты прожил свою жизнь… особенным образом. Ты шел к целям, нашим общим целям, и там, — он указал пальцем куда-то вглубь зазеркалья, — там мы платим по счетам за свои убеждения.

— Мы там не платим ни по каким счетам, Том, — пробормотал ребенок, скованный ужасом. — Там наш дом…

Тем не менее именно лай огненных псов заставил его поторопиться и нарисовать нужные руны. После чего призрак из зеркала сразу исчез и на его месте появилось два самых страшных существа во вселенной — огненные псы владычицы Ада. Их слепые глаза и окровавленные клыки внушали животный страх, но только не Темному Лорду. Покрывало было им накинуто на зеркало пренебрежительным движением палочки и с вызывающим равнодушием.

Он просто сказал им:

— Брысь!

И псы заскулили, а маг, что-то насвистывая, выбрался, наконец, из подземелья.

Выйдя на крыльцо замка, он поднял глаза к солнцу и вспомнил, что давно не посещал министерство и его ждут дела. У него было хорошее настроение — он выполнил обещание и был готов к новым свершениям. Да, они не будут такими волнующими, как свершения, когда Гарри был рядом. Но с десяток другой лет он подождет, время есть, ведь впереди у него — вечность.

* * *

Из оцепенения Беллу выдернул вопль изумления, изданный няней и целительницей одновременно. Женщина вскочила, готовая отражать все атаки на свете. Даже очередной сломанный зуб или гной в ухе. Но увиденное шокировало её намного сильнее. Она даже услышала, как дернулось её сердце, после чего забилось с удвоенной скоростью.

На полу сидел Гарри, а также кролик, черный лоснящийся щенок и рыжий котенок. И это были не легкие проекции, как для игры, а настоящие животные. Ведьма ощущала их запах и жизнь, текущую по венам.

Женщины во все глаза смотрели на мать удивительного пациента.

— Это не мы…

Будто Белла могла подумать иначе.

Она подошла к ним вплотную, обошла по кругу, словно принюхиваясь, а на самом деле решая, оставить их жить или нет. Мать опасалась за ребенка и вела шахматную партию у себя в голове. Слишком много подозрений, если те, кто общался с её сыном все забудут или умрут вскоре после их визита. Слишком много глаз видело их здесь. Слишком яркий след останется от ее палочки в больнице, где с некоторых пор отслеживается каждое заклинание.

— Скажете — это я.

Перепуганные женщины закивали.

— Если скажете хоть что-то еще — больше в жизни не сможете говорить. И жить тоже не сможете. Усекли? — спросила она тихим голосом.

И Белла, убедившись, что её понимают, схватила Гарри в охапку, прежде выдернув из его рук котенка, и потащила сына по длинному коридору к выходу, где можно было аппарировать.

В след ей смотрели три пары глаз. И только одна их владелица, с зеленой прядью волос, смотрела без ужаса. Она была несказанно рада и на её губах играла улыбка. Ведь они пытались найти и понять долгих шесть лет, и даже подождут еще, чтобы убедиться и исключить шанс ошибки…