Мир тебе, Воин (джен)

Кайт стоял возле огромного, во всю стену, окна аэропорта. Пока мама бродила где-то в поисках травяного чая, у него появилось время побыть одному и совершить свой обряд прощания. Разноцветные самолёты на сером асфальте, а за ними — снег, уже теряющий сияющую белизну, но всё ещё не сдающийся этому марту. Вряд ли он скоро снова увидит снег. Пуховик, в котором Кайт ехал в аэропорт, совершал теперь путешествие по чёрным лентам эскалаторов в недрах огромного чемодана. Мама сказала, что на юге не бывает зимы.

Мальчик нахмурился, пытаясь вспомнить строки из учебников географии, но буквы разбегались перед глазами, а если и собирались в слова — это были слова не о нём. Кто-то другой жил в вечном лете. И Кайт не был уверен, что хочет становиться этим другим.

Внизу медленно проехал автокар с багажом, напоминающий паровозик из детского конструктора. Мысленно пожелав пуховику удачно добраться до места назначения, Кайт перевёл взгляд на самолёт. Раскрашенный в радостные зелёно-жёлтые тона он тоже казался игрушечным. «Как всё это держится в воздухе?» — рассеянно подумал мальчик, наблюдая за красками, постепенно мутнеющими в танцующей пороше. Он летал на самолёте только однажды, в двухлетнем возрасте, поэтому никаких познаний об аэродинамике та поездка не оставила. Впрочем, как и учебники физики, которые были после. Все умные слова вытекали из него, будто создатель ошибся и слепил из глины не чашу, а сито.

В окне показалось отражение мамы, держащей бумажный стаканчик.

— С мятой, — она сделала осторожный глоток. Горячий чай был единственным, что она любила на севере. Если не считать отца.

— Отличный выбор, — подбодрил Кайт и вспомнил, что так и не успел попрощаться с городом. Времени, за которое мама выпьет свой чай, для этого явно было недостаточно. Да и прощаться нужно в одиночестве. Всегда с ним так — отвлечётся на что-то и забудет о главном.

Снегопад за окном становился сильнее.

— Надеюсь, рейс не отменят, — мама крепче сжала стаканчик. Даже мята сегодня плохо успокаивала.

— Я тоже, — тихо отозвался Кайт, чувствуя себя виноватым, будто снег пошёл из-за него.

— Ты не потерял билет?

— Он в рюкзаке.

— А мой в сумке.

— Всё будет хорошо, — произнёс мальчик, не зная, что именно должно быть хорошо.

Вежливый женский голос, льющийся из динамиков, объявил о начале посадки.

— Да, — мама быстро допила чай и, скользнув взглядом по окну, отправилась искать урну.

Маме не нужно было прощаться с Кленвертом. Сегодняшний день был для неё возвращением.

Заняв место в очереди, большей частью состоявшей из семей с детьми и студентов, желающих провести каникулы на солнечном юге, Кайт снова ощутил себя кусочком пазла, по ошибке попавшим не в ту коробку. На некоторых были только рубашки, а то и вовсе футболки. А он продолжал упрямо натягивать на запястья ставшие слишком короткими рукава свитера. Бабушка обещала связать новый. Если бы он ходил сейчас в новом свитере, не было бы ни аэропорта, ни самолёта, ни прощания. И бабушка была бы жива.

— Билет! — напомнила мама.

Кайт стал торопливо рыться в рюкзаке. Снова он задумался и забыл о главном.

Получив квитки с номером места, они пошли к трапу, где на них обрушился пронизывающий ледяной ветер, доказывающий, что тепло аэропорта — всего лишь иллюзия. Кайт с беспокойством посмотрел на своих попутчиков, но те улыбались, согреваемые планами и мечтами, ожидающими их на том конце пути, и не чувствовали холода.

«Счастливые! Они не забыли какой-то важный секрет!» — подумал мальчик и тоже попробовал улыбнуться.

На стойке регистрации он попросил себе место у окна и теперь мог наблюдать, как проводятся последние приготовления к полёту. Небо тем временем потемнело, снег медленно превращался в дождь.

«Вот и здесь наступает весна…»

— Какая погода! — бессильно прошептала мама.

Через полчаса стюардесса, наконец, объявила об отправлении. Для внутренних авиалиний выделили маленький самолёт, похоже, волновавшийся о предстоящем полёте не меньше мамы. Трясясь и подскакивая на ровном асфальте, он умудрился-таки подпрыгнуть достаточно высоко, чтобы зацепиться за воздух. Кайт приник к стеклу. Мир внизу быстро превращался в макет: крошечные машинки-муравьи ползут по тоненьким веточкам дорог, покрытые снегом поля — клочки новогодней ваты. Потом всё заслонили облака. Словно ветхие саваны призраков, тянулись они к иллюминаторам, цеплялись за крылья, рвались. И вот уже новые полчища теней бросались в атаку на металлического самозванца. Вдруг окна заполнило ослепительно синее небо, купающееся в солнечных лучах.

Школьный психолог много раз говорила Кайту: несмотря на всё печальное, что происходит вокруг, где-то существует океан света, нужно только найти его. Вот удивительно точная иллюстрация тех слов. Может, если бы он помнил свой первый полёт, многое сложилось бы по-другому.

Одарив пассажиров напитками и подносами с едой, стюардессы закрыли шторки на окнах и заставили играть в ночь. Это напоминало детство, когда ты уже распрощался с необходимостью дневного сна, но взрослые об этом ещё не знают. Потому кладут в установленное время носом к стенке и заставляют разглядывать обои. Сколько картин он успел сложить из разноцветных палочек: драконы, волны, птицы, звёзды! Интересно, почему самолёты внутри белые?

Чтобы скрасить пассажирам, страдающим бессонницей, время в пути, наверху выдвинулся маленький экран и начал транслировать фильм о героях, защищающих мир в металлических телах гигантских роботов. Посмотрев немного, Кайт отложил наушники. Эпические сражения не очень вписывались в ситуацию.

Мама ворочалась рядом. Похоже, её тоже не заинтересовали роботы, а притворяться спящей не получалось. Когда объявили о возвращении солнца, она нетерпеливо принялась проверять содержимое сумки. Кайт на всякий случай тоже заглянул в рюкзак: остатки билетов с приклеенными к ним номерами багажа оттуда не сбежали. Успокоившись на этот счёт, он стал смотреть в окно.

Южные облака оказались пушистыми и яркими, словно в каждом скрывалось по огромной лампочке. Проложив себе путь в этой сахарной вате, самолёт стал снижаться. Кайт пытался отыскать прячущийся снег, но снега не было. Мама сказала правду: на юге не существовало зимы. Посадочную полосу окружали поля, поросшие желтоватой травой, застывшей в осени, медленно переходящей в весну.

«Вот и всё. Прощай, Кленверт!»

Пока остальные пассажиры торопливо доставали с верхних полок сумки, Кайт продолжал смотреть в иллюминатор, не веря, что это место теперь станет его домом.

Они получили багаж и отправились к выходу. Разглядев среди встречающих невысокого человека в форме таксиста, держащего в руках табличку «Беата Сорнэй», мама направилась к нему. Кайт медленно пробирался следом, толкая перед собой тележку с поклажей. Его имени на табличке не было. Казалось, он так и не приехал сюда.

В маршрутном такси ему всё же выделили отдельное место.

— Может, ты теперь у окна? — спросил Кайт, предполагая, что мама захочет поскорее увидеть родной город. Но та лишь покачала головой. В первый день у неё не было сил и решимости смотреть, как изменился Гелиадор. Сегодня она хотела встретиться со своим прошлым.

Маршрутное такси, собрав всех, чьи имена были напечатаны на табличках, медленно тронулось в путь. «Лишний пассажир», — печально улыбнулся про себя Кайт и приготовился к встрече с новым домом.

Однако первый час рассматривать пейзаж мешали высокие ограждения скоростной магистрали. Гелиадор в древности был столицей. Последующие поколения старались по возможности сохранить исторический облик города и потому строить в нём аэропорт не стали. Добираться пришлось из соседнего города. Мальчик уже почувствовал, что его клонит в сон от однообразных серых витражей, когда такси покинуло многополосную автостраду и оказалось в лабиринте узких дорог.

Кайт мгновенно проснулся. Всё здесь было одновременно очень знакомым — и совершенно чужим. Сетевые супермаркеты, рестораны, почтовые отделения — такие же, как в Кленверте. Но спроси его, где находится ближайший магазин или станция метро, он не ответит.

«Я ничего здесь не знаю…»

Ощущение незнания не было новым. На школьных уроках Кайт испытывал это чувство так часто, что оно стало почти родным. Но только сейчас почувствовал полную его абсолютность.

Миновав тихие улочки пригорода, такси выехало на главный проспект, протянувшийся вдоль реки. Аананди была сердцем Гелиадора, он вырос на её берегах. Неторопливый бег воды распространял вокруг незримый покой, и мальчику тоже вдруг стало покойно, будто в пугающей изменчивости окружающего мира он обрёл нечто неизменное.

Оставив первых пассажиров в историческом центре, водитель вернулся на безлюдные улочки. Невысокие здания, мосты, голубая краска на перилах которых уже начала блекнуть. В зарослях пожухлой травы слышалось тихое бормотание воды.

У двухэтажного здания, облицованного красно-коричневым кирпичом, такси остановилось. Водитель, заглянув в список пассажиров, произнёс:

— Госпожа Сорнэй.

Женщина встрепенулась, пробудившись от своих грёз:

— Уже приехали?

Водитель сочувственно кивнул. Он повидал много пассажиров, не уверенных в цели путешествия. Наверное, потому и подался в водители. Когда тебе каждое утро выдают карту с отмеченным маршрутом, жизнь становится проще и спокойнее.

— Мы приехали, Кайт, — произнесла мать, будто извиняясь.

Мальчик бодро кивнул, взял рюкзак, дорожные сумки и стал пробираться к выходу. Тем временем водитель выгрузил из недр микроавтобуса их нехитрый скарб — два огромных чемодана. «Слишком большой багаж для тех, кто собирается отдохнуть пару недель, и слишком маленький для тех, кто переезжает навсегда», — подумал Кайт. Возможно, его пятнадцати годам здесь и хватило бы места, но от сознания, что все годы, прожитые мамой, могут уместиться в двух чемоданах, становилось грустно.

Похоже, Беата Сорнэй думала о чём-то похожем. Она поблагодарила водителя, а в глазах была щемящая надежда. Будто дедушка сейчас улыбнётся и скажет, что всё это шутка и для них приготовлено другое место и другая жизнь. Но дедушка лишь вежливо поклонился и пожелал своим пассажирам удачи. А потом маленький автобус скрылся под эстакадой, нависающей над домом, где им теперь предстояло жить.

Беата пошла договариваться с консьержем, а Кайт, затащив чемоданы внутрь, рассматривал почтовые ящики. Который достанется им? И ведь ещё никому в мире неизвестно, на какой адрес отправлять письма.

— Вот этот, двести первый, — мама показала полученную связку ключей.

— Красивое число, — ответил Кайт.

Подняв свой багаж по лестнице, они остановились перед металлической дверью, выкрашенной в бежевый, — первой в ряду одинаковых бежевых дверей. Пока мальчик пытался уместить чемоданы в тесной прихожей, мать разглядывала небогатое убранство их нового дома: две кровати, стол, стул и табурет. Узкий коридорчик, соединяющий комнату с ванной, служил также кухней.

Кайту вспомнилось окно в бабушкином доме — просторное, с широким белым подоконником. Если смотреть в него, лёжа на диване с книгой, видны крыши соседних домов, верхушки деревьев, а над этим всем — небо. В их новом жилище из окна было видно, как сушится бельё на крошечных балкончиках соседних квартир. Слева поднимались грязно-серые опоры эстакады. Наверное, поэтому окно сделали из непрозрачного стекла. Даже строители этого здания понимали: здесь не на что смотреть.

— Мама, тут есть стенной шкаф. Он очень просторный. В нём поместятся все наши вещи, — показал находку Кайт.

Женщина обняла сына, пытаясь выразить в этом объятии свою благодарность и чувство вины.

— Спасибо! Давай сначала выложим то, что понадобится на первое время. С остальным разберёмся завтра.

Мальчик кивнул. Перенеся себя самого почти через всю страну, он больше не чувствовал сил помочь свитерам и джинсам совершить короткий путь из чемодана на полку. Разложенные по своим новым местам вещи означали бы полный и окончательный переезд, а ему хотелось ещё немного задержаться в дороге.

Мама держала в руках вешалку и платье, словно не зная, что с ними делать. Жизнь сходила с неё слоями: годы замужества на севере, юность и детство на юге. И настоящее, которое никак не должно было стать следствием ни одного, ни другого.

— Можно, я немного посмотрю город? — спросил Кайт, заметив, что у неё больше не осталось мужества изображать бодрость.

— Не думаю, что это хорошая идея, — растерянно покачала головой Беата. — Ты ведь ничего тут не знаешь.

— Я просто прогуляюсь немного вдоль реки.

— Я буду волноваться. Вдруг ты заблудишься?

— Если есть река, невозможно заблудиться, — улыбнулся он.

— Хорошо, — сдалась Беата, — но только ненадолго. Здесь рано темнеет.

Кайт поцеловал её и ушёл, взяв один из ключей. Внизу он на всякий случай заглянул в почтовый ящик и с удивлением заметил там письма. Но, присмотревшись, понял, что это были не конверты, а рекламные брошюры: какой-то работник пиццерии уже передал послания безымянным адресатам.

Что бы мама ни говорила, прогулка была необходима. Ей нужно побыть одной, чтобы заново пережить своё прошлое и примириться с будущим. А ему нужно пройтись по пустынной дороге, тянущейся вдоль реки. Завтра город заявит на него свои права. Его занесут в реестры мэрии, зачислят в школу. Он станет жителем, учеником, ещё кем-то. Но это случится завтра, а сегодня он просто человек-невидимка. И неизвестно, кто является более настоящим: тот, в кого он превратится завтра, или сегодняшний призрак.

Кайт полной грудью вдохнул наполненный ароматом незнакомых цветов воздух. Он смотрел вокруг и не мог поверить, что утром вышел из дома в снег. Теперь уже Кленверт со своей долгой зимой казался иллюзией, сном. Откроешь глаза, а вокруг трава, цветы и горы, густо покрытые вечнозелёными деревьями. В кронах путаются облака, словно корабли, привязанные к причалу.

Спеша, пока невидимое солнце не скрылось за горизонтом, Кайт начал искать спуск к воде. Тротуар ограждала металлическая решётка. К ней прислонился ржавый велосипед — боевой конь, ожидающий павшего в битве всадника. Чуть дальше была автобусная остановка с лавочкой, словно перенесённой сюда из дворцового парка. За ней показалась лестница, но осыпающиеся ступени вели прямо в воду.

Пройдя ещё несколько минут, Кайт уже был готов перешагнуть низкий забор, когда тот внезапно закончился, уступив место тропинке, едва заметной в высокой траве. Спустившись по склону, мальчик осмотрел кроссовки. Ползучие растения переплелись со шнурками, джинсы расшили клейкие иглы.

«Ничего, это того стоило», — решил он, обращая взгляд к реке.

Цапля, похожая на тонкую вазу, повернула голову, рассматривая случайного прохожего, потом расправила крылья и полетела в сторону гор. Из зарослей кустарника показался острожный олень. Стайки рыбок летели в прозрачной воде. Река была до краёв наполнена жизнью. Мальчику вдруг захотелось тоже ступить в воду, чтобы почувствовать себя частью этого мира.

Он медленно двинулся по песчаной дороге, не отрывая взгляда от воды. Незнакомые птицы, рыбы. Черепаха соскользнула с нагретого камня и нырнула в тень моста. Кайт наклонился над водой, пытаясь отыскать её, но заметил лишь увитый речной травой старый футбольный мяч — словно потерянное кем-то детство.

Река, соединившись со своим притоком, сделалась шире. Берега стали выше и облачились в камень. Сейчас неспешный поток легко мог перейти вброд самый последний грешник, но сильные дожди способны были превратить его в грозную стихию.

Впереди снова показался мост, под которым Кайт слишком поздно заметил нагромождение коробок, завешенных сушащейся одеждой. Замерев, он смотрел на этот картонный замок, когда коробки вдруг зашевелились и из-за них показался небритый мужчина. Быстро опустив глаза, Кайт пробормотал: «Простите». И торопливо зашагал вперёд. Но, даже не оборачиваясь, чувствовал на себе тяжёлый взгляд, горящий вином и отчаянием.

Перед следующим мостом мальчик остановился и, боясь снова стать свидетелем чьего-то падения, стал подниматься наверх. Вход на мост охраняли мраморные львы, перила были украшены каменными фонарями. Прислонившись лбом к холодному мрамору, Кайт смотрел вдаль. Горы у самого горизонта казались синими и напоминали море, из которого поднималась одинокая волна. В вышине послышался протяжный птичий крик, другая трель ответила из травянистых зарослей. Кайт почти лёг грудью на перила, пытаясь разглядеть крылатого собеседника, прячущегося в реке. Птицу он не нашёл, зато увидел на дне два камня, напоминающие своей формой лежащие рядом кресты.

Подул ветер, стало прохладнее. Не желая, чтобы кресты стали последним воспоминанием о первом дне в городе, мальчик решил снова спуститься к воде. Здесь, в тени деревьев ждали утомившихся путников скамьи — простые необработанные каменные монолиты. Но Кайту казалось, что отдыхать на них вправе лишь древние мудрецы. Он был слишком мелок для этих скамей.

Похоже, скульпторы думали так же, потому что рядом поставили три низких мраморных столбика, на которых изобразили известные детские игры: ладушки, кто дольше простоит на одной ноге, вышибалы. Кайт машинально потёр бок: прощальный подарок от Дилгрэя ещё побаливал. Интересно, в новой школе у него получится лучше?

Немного пройдя вперёд, он стал разглядывать доску объявлений, рассказывающую, что приготовил жителям Гелиадор. Летом всё здесь будет пестреть объявлениями о Фестивале Небесных Кораблей, а сейчас висел один единственный плакат, изображающий улыбающегося ребёнка. Надпись под рисунком была сделана текучим почерком, в котором Кайт не мог разобрать ни одной буквы. Внизу мелким шрифтом напечатали перевод, но большая часть его пострадала при поклейке плаката. Осталось лишь начало: «Спасибо, что ты всегда здесь...»

— Тебя заинтересовал этот текст? — раздался тихий голос.

Кайт обернулся и увидел сидящего на скамье пожилого мужчину в тонком пальто.

— Прости, кажется, я напугал тебя, — извинился тот.

— Нет, — ответил мальчик, немного смутившись, — просто я не заметил, как вы появились.

— Похоже, нам обоим пришла идея прогуляться вдоль реки перед закатом.

— Да, похоже, — Кайт не смог сдержать улыбки, вспомнив свои недавние размышления. — Перед самым вашим приходом, — объяснил он, отвечая на молчаливый вопрос собеседника, — я думал, кто мог бы сидеть на этих скамьях.

— И кто же?

— Я решил, что это должны быть очень мудрые люди и... немного древние.

— Немного древние? — он улыбнулся. — Что ж, не знаю, как насчёт первого твоего критерия, но по второму я точно подхожу.

— Нет-нет! Вы подходите по обоим! То есть я хотел сказать...

— Не думал, что под конец дня меня ждёт такое веселье, — мужчина вытер слезящиеся от смеха глаза и снова надел очки. — Спасибо тебе!

Кайт, покраснев, посмотрел в сторону. Взгляд снова остановился на плакате.

— Вы говорили об этом тексте, — напомнил он, стараясь уйти от щекотливой темы.

— Да, верно! Надпись сделана на праязыке, возможно, в школе у тебя была пара уроков, посвящённых ему.

— Возможно, — уклончиво ответил Кайт. Если эти уроки и были, в памяти почти ничего не осталось.

— Надпись означает: «Спасибо, что ты всегда здесь и всегда радостен. И спасибо за милость природы, поддерживаемой твоей светлой улыбкой... Жизнь, из глубины прошлого следующая за тем, кто дорог, и все жизни, его окружающие... Преисполнившись чувством благодарности, человек, может быть, сумеет глубже почувствовать радость пребывания в этом мире и постигнет суть счастья...» ⁽¹⁾

Он произносил слова, по-прежнему сидя на скамье и глядя перед собой, словно они были запечатлены не на бумаге, а в сердце.

— Похоже на молитву, — тихо произнёс мальчик.

— Это и есть молитва.

— Вы священник? — неуверенно спросил Кайт.

— Не совсем, хотя мне часто приходится говорить с богами.

Кайт помолчал, потом поднял глаза:

— Можно обратиться к вам с просьбой?

— Попробуй.

— Вы не могли бы попросить богов поддержать мою маму? На самом деле мы только сегодня приехали, и, думаю, маме нужны будут силы, чтобы начать новую жизнь.

— Конечно, я помолюсь за неё. Как её имя?

— Беата Сорнэй.

— ...Сорнэй? — переспросил мужчина.

— Всё верно. Мы приехали с севера, — добавил он, заметив, что фамилия показалась его собеседнику необычной.

У самой кромки гор из-за облаков выглянуло солнце, превратив реку в сияющий золотой поток.

— Я запомню, — пообещал мужчина. — Вот и закат. В наших краях он длится недолго, а потом опустится ночная тьма. Твоя мама, наверное, будет волноваться.

— Да, мне пора возвращаться. Большое вам спасибо!

Он поклонился и уже собирался идти, когда мужчина спросил:

— Могу я узнать твоё имя?

— Меня зовут Кайтос, Кайтос Сорнэй.

— Счастливого пути, Кайтос.

— Спасибо!

Мальчику тоже хотелось оставить на прощание какое-нибудь пожелание, но о чём мог мечтать человек, имеющий право сидеть на каменных скамьях, он не знал.

Снова поклонившись, Кайт отправился в обратный путь. Добравшись до моста, он обернулся. Пожилой мужчина по-прежнему сидел на скамье и смотрел на реку. Издалека он казался усталым и печальным. Сияющий поток озарял поникшие плечи, а вдалеке горел в закатном солнце золотой шпиль Храма Даглар.

1) Вольный перевод «Послания к началу XXI века» школы японского буддизма Дзёдо-сю.

Вернуться к тексту